Абрикос

         Архилоху, границы жизни которого определяют лишь приблизительно, 
         по упоминанию солнечного затмения: 
         6 апреля то ли 711, то ли 648 года до нашей эры
 
 
       ...Победишь – своей победы напоказ не выставляй,
          Победят – не огорчайся, запершись в дому, не плачь.
          В меру радуйся в удаче, в меру в бедствиях горюй.
          Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.
                (перевод В.Вересаева)
 
Цвет абрикоса опадает в ночь
от влажного дыхания тумана,
и напоён апрель благоуханьем,
когда прольётся лепестковый дождь.
 
У косточковых сложная судьба.
То от земли исходит тёплый пар, то
седой Борей надует щёки - ба! -
и сад в снегу последним утром марта,
и ржавь пожрёт соцветия: прощай,
надежда на завидный урожай.
 
Но всё-таки - возьми хоть прошлый год -
цвет выживет и плод подарит спелый.
Смотри:
под абрикос выходит кот
во тьме ночной: как из фарфора сделан,
лоснящийся от морды до хвоста,
молочно-белый, призрачный.
Привстав
на задних лапах, он передней тянет
и клонит ветку, утыкаясь носом
в такой же белый морок абрикоса -
и замирает, пряным духом пьяный,
дрожа от наслаждения.

Скажи мне:
ты ловишь ритм, который правит жизнью,
его размер? У ямба - выдох-вдох.
 
Взамен длиннот античности тягучей
однажды ямб запишет Архилох,
поэт и воин.
Если выпал случай
оставить меч,
вощечку и стило
предпочитая,
сядь, молчи и слушай,
о чём поёт под ветром сад цветущий.
 
Praecoqua - ранний, первых среди всех.
Пусть Архилох не ценит щит, доспех -
в стихах полемизируя с Гомером -
царапая стилом по воску церы,
он лирик и любовник. Страстный. Цельный.
Пусть бог его скорей Арес, чем Зевс,
он - весь желанье, жажда жизни - весь.
Пускай не сохранились даже даты
рождения и смерти: был солдатом -
и описал затмение в стихах.
Любил.
И победил и боль, и страх.
Да, смертный час его мечом отмечен,
но с нами дар его бессмертной речи -
он столь трагичен,
сколь и человечен -
сердечный ритм совпадает с ямбом:
и вечен жар, и цвет неувядаем.
 
Вдохни.
Забудь про смерть.
Побудь с поэтом -
и словно двадцати семи веков
и не прошло, сменяя над планетой
колючий снег мельканьем лепестков. 
 
Семь тысяч лет назад у Ферганы
цвели сады неведомой страны,
а абрикос их видит как воочию,
от косточек на благодатной почве
до нежных зарумянившихся щёк.
 
…Вот шмель голодный ворошит цветок,
упавший целиком:
подай мне мёд!
На спину опрокинется, но пьёт
из нежной чаши сладость молодую,
и лишь потом,
журча и негодуя,
встряхнется и продолжит свой полёт.
 
Всё - лирика.
Шмелю или коту
и Архилоху сквозь тысячелетья
о вечном шепчет абрикос: о свете
и лепестках, летящих в темноту.
Об этой нашей общей жажде жизни -
животных, насекомых и растений.
Растает мякоть, спелым соком брызнув,
удобрит почву под дождём осенним,
но не остановить круговорот.
Пусть смерть молчит,
где даже шмель - поёт.
 
Мир изменился, пишет Архилох,
на воске оставляя отпечатки.
Усталость пряча в сменной маске,
бог
рукой в стерильной латексной перчатке
поправив стиль, ни слова не сотрёт.
 
Кот ветку гнёт.
 
Шмель промышляет мёд.
 
И Архилох, сквозь бездну:
зная меру
и в радости, и в горе, твёрдо веруй -
смешон и жалок страх наш, потому
не плачь о мире, запершись в дому.

Погибели стремятся к торжеству,
и мир кричит о войнах и ковиде.
Проходит жизнь,
а ею не живут,
цветы цветут -
а их никто не видит,
и абрикос не поднести ко рту,
в нём - безотчётный привкус цианида.
 
Когда беда со всех сторон стеной,
не унывай, а уповай. Не ной -
и помни, как лелеял старец Ной
единственное дерево в ковчеге,
спасаемое волей человека
от гнева черноморского потопа.
От ужаса во тьме не трепещи:
соединяя Азию с Европой,
зацвёл трофей, добытый Александром,
царь-фрукт, урюк, сокровище Урарту,
на скудных землях Пароса и Спарты,
где Архилох в бою утратил щит.
Кто звался по-арабски аль-биркук,
тот видел мириады губ и рук,
и сто недугов исцелял в Китае -
и возвращалась юность золотая.
 
Цвети - пускай грозится снег.
Живи.
Ничто не отлучает от любви -
гонения и голод, нагота,
копьё и меч, отсутствие щита,
опала, притеснения и скорби -
и никакие силы и начала.
Возьми стило.
Пиши.
Стирай. И пробуй
по новой,
но не умножай печали.

Седьмое: днесь
летит благая весть,
что будет Спас,
и живы все родные:
не только ты и я, сейчас и здесь,
но те, кто - образ, память, слово.
Имя.
 
Ликуя - жизнь для радости дана -
возносит абрикос осанну цветом,
от Ветхого до Нового Завета
пронизывая светом времена.
 
Благословенна пенная весна,
и вновь плодами воссияет лето.
Листвой,
от стужи золотоволос,
к зиме устелет землю абрикос,
обрисовав приствольное кольцо.

…Вот саженец, апрель, и мать с отцом -
и смех,
и спор,
мелькают руки,
платье -
и время смолкой тянется во сне...

А ствол сейчас уже с меня в обхвате.
 
…Июль томит на медленном огне
тягучий и оранжевый закат:
в нём солнце - абрикосом. Совершенно
недвижен воздух. Тают облака,
как будто пенка солнечного джема.
 
…Я грежу наяву: вот звук, с которым
горячий плод,
податливый как воск,
к моим ногам роняет абрикос,
взошедший средь руин античной хоры
у бухты под названием Омега.
И вечность Архилоху вторит эхом.
 
Точит смолу сквозь трещины кора.
Но дерево - даритель, и стократ,
делясь плодами, умножает силы.
А если одряхлеет абрикос,
то встанет новый рядом, в полный рост.
И что с того, что старый после - спилят?

Тлен сладковат.
А сладостен лишь плод,
горячее дыхание рот в рот
и туго набухающий живот.
И жизнь передаётся через слово,
раблезианство abricot fendu,
тычинки, пестик,
плоть и кровь твою -
и тьму, и холод побеждая снова.
 
Плодоноси - и щедро раздавай,
дари любовь и говори слова,
ни от кого наград или похвал
не требуй, ни на что не притязая.

Финал и смертным, и богам на зависть:
цвет опадёт, но вызревает завязь.

Я собираю лепестки в горсти,
они - начало и конец пути.

Пора идти -
простясь
и не прощаясь.