Глава 8. Вода и вино

Как-то поутру Магда сидела на лесной прогалине рядом с уже успевшим задремать драконом. Ласточка и Чайка паслись неподалеку, среди буков, аппетитно хрупая росистой травой. Восход успел позолотить лишь самые верхушки деревьев. Путешественники были в пути всю ночь, но в это время года ночи были коротки, и Магда еще не чувствовала сонливости, а любовалась чудесным весенним утром.

Воздух звенел птичьими трелями. Стоянка была в дремучем лесу, на берегу быстрого, кристально-чистого потока. Когда они заслышали журчание струй, Магда почему-то ощутила особый прилив надежды. Она была очень разочарована, испив воду и поняв, что это просто живописный лесной ручей, не наделенный никаким волшебством. Магда тихо поднялась и стала карабкаться вверх по склону, прочь от воды.

Наконец она добралась до небольшой поляны. И земля, и валуны заросли здесь глубоким изумрудным мхом. Капли росы искрились на свернутых ростках и кружевных молоденьких листьях папоротников. Здесь было так прелестно! Девушка присела на камень. Она отрешилась от всех мыслей и забот. Ее внимание заполнилось бликами света, ароматами зелени, созвучием птичьего посвиста и тихого журчания воды. Она сидела так тихо и неподвижно, что какая-то лесная птица опустилась на землю у самых ее ног. Птица поскакала вверх по склону к маленькому прозрачному родничку, выбивавшемуся из трещины в валуне. Вода бежала, плещась и смеясь, по узенькому каменистому руслу, проточенному ею во мху. На другой стороне поляны водяная жилка вновь исчезала среди извилистых корней мощных деревьев. Птица окунула клюв в воду и запрокинула головку. Магда отчетливо представила себе, как каждая прохладная капля скатывается по птичьему горлышку, и ей самой захотелось пить. Но ей было жаль спугнуть пичугу, и она продолжала неподвижно сидеть на камне.

Напившись, птица взлетела и уселась на веточке. Ветка дрогнула, и свисавшая с нее усыпанная росой паутина закачалась и засверкала. Птица запела. У Магды перехватило дыхание. Магда не знала, что это была за птица, но ни один соловей не смог бы сравняться с ней. Ее чистый голос взмывал в нежнейшее посвистывание и внезапно низвергался лавиной щелчков и трелей. Он то заполнял собой всю залитую ранними лучами поляну, то, сжимаясь, робко прятался где-то в тенистых закоулках. Он призывал других птиц ответить ему и вел их голоса, сплетая длинные, чарующие диалоги, в которых звучали вопросы и ответы, темы и вариации. Алмазно-сверкающая паутина, колеблемая этой песней, казалась тончайшей мембраной, через которую какой-то неведомый дух ощущал и воспринимал этот мир.

И вдруг певунья замолкла. Магда услышала шорох листьев, треск ветки под тяжело ступающей лапой. Птица упорхнула. Знакомая черно-чешуйчатая физиономия возникла над кустами.
– Так вот ты где! Что ж ты скрылась и даже записку не оставила! Я проснулся и сильно встревожился, – сказал дракон, выходя на поляну.
– Извини, пожалуйста, – Магда потянулась. – Тут так красиво, – сказала она как бы в оправдание.

Книгоед огляделся: «Красиво-то красиво. Но ты так далеко забралась от нашей стоянки, что не смогла бы докричаться до меня. Если бы ты попала в беду, я бы проспал и ничего не услышал».
Магда вздохнула. Волшебство птичьей песни рассеивалось. Девушка возвращалась в реальный мир, где ее тело затекло от долгой неподвижности, а дракон корил за неосторожность. Почувствовав снова, что ей хочется пить, Магда сняла с пояса оловянную кружку, наполнила водой из родничка и залпом осушила.

Трепет пробежал по всему ее телу. Восприятие окружающего мира распахнулось настежь, и в него хлынули все звуки и паузы. Все органы чувств стали лишь проводниками слуха. Игра бликов и теней под деревьями была эхом ветерка. Вода подавала голос земле, и та отвечала ей запахами трав и мхов. Весь мир клокотал струями гармонии, которые разбегались далеко-далеко и снова сливались в единый поток. Но среди этого щедрого разлива тут и там попадались пустые, иссохшие пространства, которым необходимо было найти наполнение. Магда запела. Она пела на какую-то знакомую ей мелодию, и песня ее была без слов. Но звуки били в ней ключом в ответ на жажду этих лишенных голоса пространств, которые молили о воссоединении с общим потоком.

Книгоед присел на задние лапы и уставился на девушку в безмолвном изумлении. Наконец, двигаясь очень осторожно, чтобы не зашуметь невзначай, он вынул кружку из ее пальцев, наполнил водой из родничка и опрокинул в собственную пасть. Пар с шипением вырвался из его ноздрей. И тут он тоже запел. Дракона никак нельзя было назвать сладкоголосым. Он рокотал низким, с хрипотцой голосом. Но звуки эти органично сливались и с чистым сопрано Магды, и с журчанием воды, и с перекличкой птиц. Его голос стал как бы фоном, который оттенял и усиливал блеск сверкающего потока музыки.

Дракон и девушка просидели у источника много часов. Они пели, пили воду, снова пели. Наконец, обессилев, они вернулись к своей стоянке, молча поели и легли спать. В словах не было никакой необходимости. Было ясно, что они нашли наконец Птичий Источник. Дни катились, а они все оставались у заветного источника: пили волшебную воду и плыли по потоку гармонии, то вливая в него свои голоса, то просто прислушиваясь. Солнечные рассветы и настороженные сумерки, ветер, дождь, гроза, – каждое время дня, каждое изменение погоды были полны своей особой музыкой, вызывающей у них вдохновенный восторг.

Пару раз им пришлось покинуть лес, чтобы запастись провизией в ближайшем городе. Магда ехала и пела, и все встречные останавливались, забывая на время о своих делах и вслушиваясь в песню. Книгоед, паря над ней высоко в небе, еле сдерживал себя, чтобы тоже не запеть во весь голос.

Магда и Книгоед долго еще оставались бы у Птичьего Источника, если бы не злополучное происшествие, заставившее их поспешно покинуть этот край. Магда купила для Книгоеда большую партию книг, написанных на местном языке. Она не обратила внимания на то, что одна из этих книг была посвящена истории и практике виноделия. Книгоед одолел увесистый том в один присест. Магда заметила, с каким аппетитом он поедал свой обед.

– О чем эта книга? – спросила она, глядя, как внимательно он рассматривает каждую страницу, поднимая ее, чтобы пропустить сквозь пергамент солнечный свет, и медленно смакуя каждое слово, прежде чем наконец проглотить страницу. Дракон только пробормотал набитым ртом что-то неотчетливое, подмигнул девушке и причмокнул. Магда пожала плечами и снова принялась за свою похлебку. После обеда ее разморило, и она задремала. Когда она проснулась, солнце клонилось к закату. Книгоед дочитывал последние страницы. Наконец он повертел опустевший переплет в лапах и несколько раз встряхнул его, словно надеясь, что каким-то волшебным образом в нем образуются дополнительные страницы, после чего вздохнул и уронил книжные корки. Он побрел к ручью, икнул и уселся прямо посредине русла. Он принялся выдувать пламя то из одной ноздри, то из другой, покатываясь со смеху по поводу этой своей шутки. Всосав целую книгу о вине, Книгоед здорово надрался.
Магда наблюдала за ним сперва с недоумением, потом с тревогой. Внезапно дракон вскочил и прянул в воздух. Хлопая крыльями, он затянул дурным голосом: «В город, в город, да на ярмарку!» – и начал набирать высоту.
– Книгоед, что ты задумал?! – заорала девушка.
– Я усстраиваю конссертик! – прошепелявил он в ответ.
– Ты пьян! Немедленно спускайся!
– Поцелуй меня в хвост! – донесся с небес оскорбительный ответ.

В ужасе Магда увидела, как крылатый силуэт, кренясь и петляя по золотому предзакатному небу, помчался по направлению к ближайшему городу. Через несколько минут она была в седле в погоне за хмельным драконом.

Уже стемнело, когда копыта взмыленной Ласточки прогрохотали по подъемному мосту, и девушка галопом ворвалась в распахнутые и незащищенные ворота города. Улицы были пусты. Книгоед давал свой обещанный концерт. Дракон восседал на колокольне главного собора. Он громогласно распевал забористые моряцкие частушки то на одном языке, то на другом, подыгрывая себе на колоколах. Его рев перемежался огненной ядовито-зеленой отрыжкой.

Жители города до этого дня ни разу не видели живого дракона, не говоря уж о драконе, распевающем жизнерадостные непристойности. Теперь, до смерти перепуганные, они все трепетали в подвалах своих домов. На память им приходили грозные проповеди об Апокалипсисе и Конце Света, которые они так часто слышали в церкви. Они были уверены, что Книгоед – вестник, исторгнутый из Ада, чтобы провозгласить гибель мира.

Магда докричалась до хрипоты, пытаясь убедить Книгоеда вернуться обратно в лес. Он посылал ей воздушные поцелуи одной передней лапой, продолжая другой лапой тянуть веревки колоколов. Но наконец, после полуночи, он начал утихомириваться. Рассвет застал их уже на стоянке в лесу. Вид у дракона был пристыженный и страдальческий. С похмелья голова у него раскалывалась от боли. Магда, напрочь лишившаяся голоса, сидела, повернувшись к нему спиной, и пила ромашковый чай, морщась при каждом глотке. Даже Ласточка, уставшая после ночных бдений, бросала на дракона осуждающие взгляды.

В следующую неделю дикие слухи наводнили все города и села на сотни миль вокруг. Молва раздула и разукрасила невероятными подробностями историю о вульгарной,  но в общем-то безвредной выходке Книгоеда, так что она превратилась в фантасмагорию. Говорили, что стая драконов накинулась на такой-то город и что они целую неделю распевали там непристойные гимны Люциферу.

Молва расписывала, как эти крылатые чудовища затопили улицы реками зеленого пламени, как сопровождавшие их демоны выволакивали грешников из домов и, насадив на вилы, жарили несчастных над этим огнем и как, в довершение всего, они переплавили и заново отлили все колокола в злополучном городе, так что на них теперь было невозможно сыграть ничего, кроме припева к трактирной песенке «А ну подсядь ко мне, милашка».

Это происшествие считалось верным признаком того, что человечеству вот-вот придется расплачиваться за все свои прегрешения и предстать перед Страшным Судом. Все бросились исповедоваться и покупать святую воду. Длинные очереди кающихся извивались и закручивались вокруг церквей. Никто не интересовался такими мирскими занятиями, как продажа книг или покупка карт. При таких обстоятельствах Магда и Книгоед не могли добыть себе пропитание. К тому же было очевидно, что если кто-нибудь увидит хотя бы тень дракона, это усугубит общую истерику. Продвигаясь тайком глубокими ночами, девушка, дракон и их лошади поспешили убраться из прежде гостеприимных краев на север, в горы.


ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕЙ ГЛАВЕ