След

Я не верила
до последнего грызущего рельсы вагона,
похожего на тощую немецкую псину,

до последнего «ох» - паровозного стона,
меня разделившего на две половины:
сегодняшнюю, с белыми от страха глазами
и другую, вчерашнюю - с глазами синими.
«Ты на себя не похожа», - так мне сказали
соседи по улице - без роду, без имени,
безо всего, что оставляет след после смерти,
пусть маленький, как отпечаток детских сандалий.
Забегая вперед, скажу: выжила. Поверьте -
«Везучая!» - так мне красные звезды сказали.

до последней синей цифры на левом предплечье –
инвентарный номер для исхудавшего тела.
«Боженька все видит! Это не по-человечьи!» -
хотела я крикнуть.
Тогда ничего не хотела.

до последней розовой капли - русские дети
прижизненно кровь задолжали Третьему рейху,
его солдатам, потому обязаны греть их
или обмахивать своими крыльями.
Сверху.

до последнего шепота бабки Меланьи,
дрожащего, зыбкого, как поминальный студень:
«Гляди-ко, словно ягнят ведут на закланье,
а Бога-то нет, деточка.
Нет, и не будет»…

И тогда я поверила.