О елочных игрушках

Заметка ранее выложена в блоге здесь: https://valyarzhevskaya.wordpress.com/2013/01/14/ny/

Пока ребенок мал, елочные игрушки в опасности. Он их понимает буквально: игрушками нужно играть. Близкие, рассчитывавшие, что он будет робко любоваться на красоту, должны смириться: красота должна быть познаваема. Если это еще совсем маленький ребенок — или злой ребенок — судьба игрушек однозначно плачевна, и лишь счастливый случай может спасти их будущее. Их просто колотят — ради удовольствия разрушать. Страшные это моменты — еще никак не сдерживаемой и вполне откровенной жестокости маленького человека.
Но совсем не всякий ребенок такой алчный разбиватель, и, кроме того, — он растет.

Аппетит к разноцветным и блестящим фигуркам и вещичкам. Предвкушение того, что они могут делать и кем быть. Каждая елочная игрушка, в особенности, изображающая кого-нибудь, — это персонаж еще неизвестной истории. Или уже известной, но нуждающейся в новогоднем продолжении. От добродушной, но строгой госпожи Метелицы с румяными на морозе щечками в зеленой кофте и платке на голове до чайничка с нарисованной клубничкой (кому-то он принадлежит, ведь, если есть чайник, то должна быть и кухня) — всем есть, что сказать, они лишь ждут того, кто бы заговорил с ними. И вот рассказчик новых историй и пересказчик старых на новый лад подходит, и ходит вокруг елки, и смотрит на шары и фигурки, выглядывающие к нему сквозь розовые поблескивающие полоски бумажного «дождика», между игольчатых зеленых лап, берет их, и перевешивает. И снимает их на немного, и, как положено, оживляет их, сводит их в тут же из ничего рождающихся сказочных беседах, и говорит за них разными голосами. Счастье их, что спать с ними нельзя! — деятель бы поранился, а игрушечных потерь было бы больше.
Наверное, единственная игрушка, которую никогда не перевешивали на новое место в течение новогодних праздников — сказочный замок, обычно прикрепленный на прищепке в глубине, поближе к стволу. Оно и понятно — не замок должен путешествовать, а жители, временно отлучившиеся для приключений, должны то и дело возвращаться в него.
Открытие игрушечной души влечет за собой боль от потери. Кого люблю, я постараюсь беречь — но ведь я же хочу с ним общаться! А общаться — значит, прикасаться. Боль тем острее, если понимаешь, что на самом-то деле сама виновата: плачешь теперь, а ведь эту дурацкую игру ты придумала! И вот уже нет скромной длинноносой птички с великолепным капроновым хвостом (правда, другая, совершенно шикарная, с таким же хвостом, но еще и «в короне» — с золотым хохолком на голове, уцелела, и продолжает украшать елку своим шикарным присутствием). Есть еще и случай, коварный новогодний случай, — а у него свой выбор, он предпочтет когда безразличных, а когда любимых. Хороша была корзина роз — сама алая и розы в ней алые. В ее алости была какая-то загадочность, как у закрытого занавеса перед большим концертом; у феи, устраивающей чудеса, могло быть платье из такого алого бархата. После того, как она треснула, и откололся кусочек, можно было бы напихать в нее «дождик» и продлить ее жизнь. Но, если бы ребенок продолжал проявлять к ней интерес, мог бы порезаться. Она будет напоминать о себе каждый год, хотя целы ее сестрицы — не менее красивые пестрые корзинки, с цветами и виноградом. Некоторые безразличные игрушки разбиваются и становятся дороги. Этот огромный фонарь из прозрачного серого стекла, смотрящий во все четыре стороны, как огромный глаз, я, кажется, никогда особенно не любила…пока однажды во время очередной церемонии украшения, нечаянно на него не села. И вот тогда выяснилось, что слишком он был большой, чтобы легко забыть его, и каждый год его не хватает — хотя по-прежнему раскрывают свои золотые, серебряные и красные глаза другие фонари.
Серебряные — то есть, они такого цвета, — часы, которые всегда показывают без двух минут двенадцать, обязательно должны быть на самом верху, под пикой. Уж я не знаю, сколько им лет, но каждый год они там оказываются и указывают точное время. Год взобрался на острую вершину, с которой он завтра начнет понемногу сходить, понемногу и все заметнее — но сейчас осталось несколько часов до покорения высшей точки. И вот бывший ребенок, чье любопытство когда-то было сильнее осторожности, теперь очень бережно распаковывает игрушки, относит их к елке, следя за плавностью своих движений, и вешает со всей аккуратностью, много раз обматывая вокруг ветки длинную тонкую нить.
Их много — было время, когда они населяли две, связанные вместе, живые елки. Теперь же населяют одну, искусственную, и довольно плотно. Но никому не приходит в голову, что может быть, можно вешать лишь часть, и тогда елке было бы удобнее — нет, каждый год участвовать должны все. Их несколько поколений, и, как можно догадаться, самые любимые — очень старые. Где наш дирижабль «СССР»? — вот он. Следует на свое почетное место — повыше с правой стороны ближе к окну. Лучше вешать игрушки каждый год на прежнее место, если помнишь, где они были — пусть будет преемственность новогоднего счастья. Обязательно должны быть вместе вот этот Дед Мороз в малиновых одеждах с маленькой зеленой елочкой в руке и его Снегурочка в красных шароварах в золотом покрывале. (Подозреваю, что на самом-то деле это не Снегурочка — это красавица из теплых краев Востока. Но раз уж ее с моего детства зовут Снегурочкой, пусть остается так. Не менять же человеку имя только из-за детской невнимательности!) И самое большое сокровище — домик с окошком и занесенной снегом двускатной крышей, с запертой дверью, к которой прижались две серебристые елочки (нарисованы), блестящий зеленый домик, где живет Некто — Кто Угодно Интересный — должен быть неподалеку на зеленой ветке.
Самые старые игрушки чаще всего и самые красивые. У них самый изящный рисунок. Часть из них родом из Чехословакии, страны традиций Рождества (Когда-то бабушка притащила целый ящик чешских елочных игрушек — запыхалась, намучилась, но была счастлива). Догадываюсь, что именно оттуда приехало множество колокольчиков — они должны были звонить в Сочельник. Но это совсем не значит, что я меньше люблю игрушки родом из своего детства, которые покупали с мамой в 87-м году ..нет, в 86-м…а, без разницы! И белочек в разноцветных фартуках, и принцесс с высокими прическами в длинных платьях, — нежно-зеленом, голубом, розовом — и стариков Хоттабычей в чалмах, и Карлсонов, и снеговика-клоуна, и закутанную в шубу с капюшоном девочку с Крайнего Севера с раскосыми глазами…И Госпожу Метелицу, и Златовласку в розовом платье, которая вертелась на нитке на самой нижней ветке… И кошек, наряженных в длинные шубы и шапки с блестками, как будто они нарядились на маскарад в костюмы русских боярышень. У игрушек 80-х годов чаще всего линии рисунка не такие тонкие, краски более светлые, и сами они — более блестящие. Похожи на песню «Аббы» «С новым годом» и «Секрета» «Последний час декабря». Они с виду — простое и беззаботное племя, наслаждающееся домашним уютом, но разве угадаешь, какие заботы могут наколдоваться в будущем? Я все их люблю.
Потом наступило такое промежуточное время, когда, кажется, все было плохо, и даже елочные игрушки перестали покупать: решили, что «все новые — совсем некрасивые». Зато это было время, когда можно было лучше присматриваться к старым игрушкам и понемногу начиналась к ним преувеличенная аккуратность. Да и не к ним одним — теперь уже и к обрывкам газет, в которые они завернуты. Разворачиваешь прозрачную зеленую вертушку — она должна крутиться на нитке туда-обратно — и садишься разглядывать комочек пожелтевшей бумаги: заметила на нем телепрограмму, а в ней «Будильник» и еще мультфильм «Зима в Простоквашино».
Но никакое разочарование не может быть вечным. Среди новых игрушек — вновь традиционные ангелы в разных обличьях: есть даже целый ансамбль позолоченных амуров-ангелов, играющих на музыкальных инструментах, в подражание картинам из времен барокко. Кто такое не любит, может сколько угодно язвить по поводу фигурки новогоднего ангела, называть ее наивной, банальной, слишком сентиментальной и еще как-нибудь. Нельзя упрекнуть ее только в унынии: елочный ангел — вестник надежды на радость.
Под елкой обязательно должна стоять новогодняя троица: бравый снеговик в синем хоккейном шлеме с надписью «Известия-83» на груди, сгорбленный низенький, но приветливо машущий рукой румяный Дед Мороз с елкой подмышкой и самая главная красавица — Снегурочка, на голову выше их обоих, белолицая, в белых ватных рукавичках, длинной салатовой шубе и высоком кокошнике, который часто надо заново надевать на нее, потому что он часто падает. Теперь она стоит между Снеговиком и Дедом со взглядом, мечтательно устремленным куда-то вверх, и Снеговик и Дед поддерживают ее с двух сторон, чтоб не упала. Картонный конус ее туловища стал не слишком устойчив от времени и большой любви. А когда-то ее нашли на тумбочке у постели — долгожданный подарок девочке, услышавшей оперу «Снегурочка». Как эту девицу таскали, как ее тискали — и отнюдь не только под Новый год. Жаль, что самый старый сопутствовавший ей большой Дед Мороз не сохранился. Но к компании добавился еще и Санта-Клаус в длинной красной шубе и с носом-пятачком. Выглядит он как любитель зимнего спорта, только что пришедший с мороза.
Новые игрушки покупаются каждый год. Чаще других — шары. Зеленый дракончик с веселой мордочкой поселится поближе к поросенку, строителю соломенного дома — из трех братьев он один жив на большом розовом шаре, хотя строил самый хрупкий дом.
В темной комнате мигают разноцветные лампочки, розовая стеклянная белочка поблескивает рядом с мохнатой веткой. Елка с игрушками — самый простой символ единства сменяющих одна другую исторических эпох, и напоминание об особенной ценности хрупкого памятника.
Жители елочного дворца, а, жители елочного дворца! Помните нас целый год!