Мадонна Земля

В 1797 г. в журнале «Атенеум» Новалис публикует собрание фрагментов «Цветочная пыль» и среди них такой фрагмент: «Перевод бывает либо грамматический, либо свободный, либо мифический. Мифические переводы – переводы высшего стиля. Они воссоздают чистый завершённый характер отдельного произведения. Они передают не само произведение, а его идеал. Как я полагаю, ещё нет законченных образцов подобного перевода. Однако некоторые критические статьи и описания художественных произведений в духе своём обнаруживают его светлые следы. Для такого перевода нужна голова, в которой поэтический и философский дух во всей своей полноте пронизывают друг друга. Греческая мифология отчасти была таким переводом национальной религии. И современная Мадонна – подобный миф.

Грамматические переводы – переводы в обычном смысле. Они предполагают обширную учёность при дискурсивных способностях.

Для свободных переводов, если они рассчитаны на подлинность, необходим высоко поэтический дух… Истинный переводчик в этом стиле должен и впрямь сам быть художником, умеющим передавать идею целого на разные лады. Он должен быть поэтом поэта, позволяющим поэту говорить по своему и по его замыслу одновременно (zugleich). Так относится гений человечества к отдельному человеку.
Не только книги, всё можно перевести одним из этих трёх способов».

Очевидно, строгий философ Якоб Гримм был безусловным сторонником первого из этих трёх способов переводить, решительно придерживаясь грамматического перевода в новалисовском смысле слова, что было вполне естественно для исследователя именно грамматики германских и индоевропейских языков.

В атмосфере торжествующего романтизма, в дружеском окружении выдающихся романтиков Якоб Гримм решительно отмежёвывается от поэтических фантазий и философских интуиций, выдающих себя за науку. И всё же фрагмент Новалиса улавливает и предвосхищает слишком многое для того, чтобы добросовестный учёный мог уклониться от его влияния. Светлые следы, о которых говорит Новалис, - это следы того, чего ещё не было и, возможно, никогда не будет, но парадоксальным образом они воздействуют. Мифический перевод по Новалису – сам по себе миф, но, как всякий миф, он взаимодействует с другими мифами, и этого взаимодействия нельзя не учитывать. Если греческая мифология – мифический перевод народной религии, то это относится и к другим мифологиям, затрагивая и германскую мифологию, которой занимается Якоб Гримм. «Не только книги, всё можно перевести одним из этих трёх способов», - говорит Новалис, так что грамматический перевод приложим не только к текстам, но и к мифам, что уже в девятнадцатом веке подтвердит А.А.Потебня: «Объясняя мифы, мы вовсе не переводим с метафизического и первобытного языка на простой и современный. Если бы мы делали это, то наше толкование было бы умышленным искажением, анахронизмом. Мы только подыскиваем подлежащие, не выраженные словом, к данным в мифе сказуемым и говорим, что предметом такого-то мифического объяснения (- корова) было восприятие тучи» . Истолкование мифа как нахождение подлежащего к мифическому сказуемому, несомненно, может быть отнесено к грамматическому переводу, и таким переводом широко пользуется Якоб Гримм, на которого А.А.Потебня неоднократно ссылается. Но наряду с греческой мифологией Новалис приводит другой, поистине озадачивающий пример мифического перевода: «И современная Мадонна –подобный миф».
В создании мифа о современной Мадонне участвует или даже создаёт его сам Новалис. «Духовные песни» Новалиса заканчиваются таким стихотворением:

И на иконах Ты прекрасна,
Мария, вечен образ Твой,
Однако живопись напрасна,
Когда владеешь Ты душой.
Мир, волновавший беспрестанно,
Рассеялся быстрее сна,
И небом, сладким несказанно,
С тех пор душе упоена.

(Перевод мой, В.М.)

В этом стихотворении все приметы мифа как высшей реальности, по Новалису, и Мадонна эта современная, поскольку сам Новалис её воспевает. Хотя, по слову поэта, «живопись напрасна», стихотворение Новалиса иногда относят к «Сикстинской Мадонне» Рафаэля, к визуальному мифу. А в «Германской мифологии» Гримма показано, как языческая богиня Хольда исчезает в почитании Девы Марии, «небесной матери». «Современная Мадонна» Новалиса находит отклик в русском романе девятнадцатого века: «Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Ещё страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы» . Слово «Мадонна» кажется неуместным в устах Дмитрия Карамазова, который сам говорит о себе: «Я, брат, очень необразован», и ни о каком Новалисе даже не подозревает, но именно он возвещает современную Мадонну совсем по Новалису, но в новалисовскую стихию его вовлекает Шиллер, которого он со слезами цитирует наизусть в переводе Жуковского:

Чтоб из низости душою
Мог подняться человек,
С древней матерью-землею
Он вступи в союз навек.

А здесь, опять-таки сам того не зная, он почти дословно цитирует «Германскую мифологию» Якоба Гримма: «Почти во всех языках Земля (die Erde) женственна и в противоположность всеобъемлющему отчему Небу воспринимается как рождающая плодоносная матерь».