Зуерч Пра Да. Сверчок. Рус. Бел

Я - уличный сверчок, играющий на скрипке
грядущих перемен. Платите мне за труд
 купюрами улыбки - ценнейшею из всех известных мне валют.
И в зной - среди толпы, и в дождик - под навесом
смычок мой на струне - рыдает о стране,
моя страна - невеста, она - на выданье.
Я - часть её приданого, со скрипкою чудак,
раздетый и придавленный, и мой ночлег - чердак.

Я - Паганини улицы, её высоких нот,
всем - праведным и блудницам играет скрипка-умница - ведь это мой народ.
Всем - виртуозно, остро, и не со стороны.
Играл для залов Ойстрах, а я - для всей страны.

То грустно, то тревожно поёт смычок, скользя, -
нас обмануть не сложно, а времечко - нельзя!
В подвале и на крыше, на солнцем залитом
бульваре - пусть все слышат, как я пою о том,
что продали давно нас и в розницу и оптом,
за совесть и за честь проигран главный бой.
За свой нейтралитет, за дефицит диоптрий,
за всё расчёт ведём растерзанной судьбой.

В смещении знамён, исполненном так тонко,
в смещении времён, в смещении имён,
не скрыться от суда любителям тектоники -
история уже им пишет приговор.
Недолго торговать страной, как цыган солнцем,
осталось криминальным торгашам.
У них в душе песок, как в высохшем колодце.
Да что я говорю, какая там душа?

На свалку, как утиль, разборчивая эра
отправит этих монстров, наконец,
твоей рукой, народ, - ты в роли кавалера,
иди под мою скрипку, как будто под венец!
Не любят скрипачей и многие под крики
"ату!" вогнали б нож в меня по рукоять.
Они мне не страшны, ведь кроме певчей скрипки
мне нечего терять. Но скрипку всё же жаль!

Амати и Гварнери мечтали бы такую смастерить -
так полагаю я сейчас, по крайней мере,
её скрипичный лад, основанный на вере,
и с музыкой такой нам станет легче жить.
И станет день светлей, что нынче в краске чёрной -
пусть я ещё не Глоба, а только новичок, но знаю я:
не зря опасно, увлеченно по струнам наших дней
я свой веду смычок.
Для будней и суббот и даже воскресений
и скрипка, и смычок мне вверены судьбой.
Конечно, может быть, не в музыке спасенье,
но с музыкой идут на смерть, в последний бой.


Цвыркун
 
Я - вулічны цвыркун, гулец на скрыпцы
будучых змен. Плаціце мне за працу
купюрамі ўсмешкі - найкаштоўнаю з усіх вядомых мне валют.
І ў спёку - сярод натоўпа, і ў дожджык - пад падстрэшкам
смычок мой на струне - рыдае пра краіну,
мая краіна - нявеста, яна - на выданні.
Я - частка яе пасагу, са скрыпкаю дзівак,
распрануты і прыціснуты, і мой начлег - гарышча.

Я - Паганіні вуліцы, яе высокіх нот,
усім - праведным і блудніцам грае скрыпка-разумніца -
бо гэта мой народ.
Усім - віртуозна, востра, і не з боку.
Граў для залы Ойстрах, а я - для ўсёй краіны.

То сумна, то трывожна спявае смычок, слізгаючы, -
нас ашукаць не складана, а часам - нельга!
У склепе і на даху, пад сонцам залітым
бульвары - хай усё чуюць, як я спяваю пра тое,
што прадалі даўно нас і ў розніцу і оптам,
за сумленне і за гонар прайграны галоўны бой.
За свой нейтралітэт, за дэфіцыт дыяптрый,
за ўсё разлік вядзём разадраным лёсам.

У зрушэнні сцягоў, выкананым так тонка,
у зрушэнні часоў, у зрушэнні імёнаў,
не схавацца ад суда аматарам тэктонікі -
гісторыя ўжо ім піша прысуд.
Нядоўга гандляваць краінай, як цыган сонцам,
засталося крымінальным гандлярам.
У іх у душы пясок, як у высмаглай студні.
Ды што я кажу, якая там душа?

На звалку, як утыль, пераборлівая эра
адправіць гэтых монстраў, нарэшце,
тваёй рукой, народ, - ты ў ролі кавалера,
ідзі пад маю скрыпку, як быццам пад вянок!
Не кахаюць скрыпачоў і шматлікія пад крыкі
"ату!" увагналі б нож у мяне па ручку.
Яны мне не страшныя, бо акрамя пявучай скрыпкі
мне няма чаго губляць. Але скрыпку ўсё ж шкада!

Амаці і Гварнеры марылі б такую змайстраваць -
так мяркую я цяпер, прынамсі,
яе скрыпічны лад, заснаваны на веры,
і з музыкай такой нам стане лягчэй жыць.
І стане дзень святлей, што сягоння ў фарбе чорнай -
хай я яшчэ не Глоба, а толькі пачатковец, але ведаю я:
нездарма небяспечна, захоплена па струнах нашых дзён
я свой вяду смычок.
Для будняў і субот і нават нядзель
і скрыпка, і смычок мне даручаны лёсам.
Вядома, можа быць, не ў музыцы выратаванне,
але з музыкай ідуць на смерць, у апошні бой.

   Перевод на белорусский язык Максима Троянович