Три дня

Одним ухом я слушаю рэп юнца, другим - сообщение о катастрофе,
смотрю в окно на замерзающего скворца, курю, отпиваю кофе,
думаю о Тристане Тцара - настоящем профи,
не менее, чем Элюар, но не сбившемся на эклоги;
о том, что в марте еще февраль
о том, что завтра в дороге надо найти предлог
чтоб завернуть к Сбербанку и отправить Миронову долг.

На обратной дороге заехал в аптеку за каплями в уши.
В окошке, ба! Никанорова Нора – глаза красивые, а взгляд колючий:
никуда, мол, не денетесь все равно.
(интересно, когда подвесили Дуче, было ль ногам его холодно?)
Снова вспомнил сюрреалистов. Боже, какая была эпоха!
Стоило только Бретону свистнуть и "столько окон в бутонах"!
...Уборщица моет плинтус, стоя на четвереньках.
Последнее, что промелькнуло: получил ли Миронов деньги?

Потеплело. Закапало с крыш.
Мой скворец ковыряет отмерзшую цедру.
Глядишь, и продержится славный малыш,
даст Бог и одержит победу.
Есть ли смысл, когда говоришь, как если с кем-то ведешь беседу?
Не знаю. Я только делаю вид, только пытаюсь предмет обозначить,
как тот самолет, что синь бороздит,
как тот габарит, что на вышке маячит.

А солнце, а солнце уже закатилось за дом
с обшарпанной вывеской фирмы Hitachi, и значит
можно думать о чем-то другом,
переключая коробку на низкие передачи.