Рыба для бражника

три звезды в море плещутся
белой ватой прибой
в небо лунная лестница
и восход голубой
я приму что изменится
и приду на причал
где качается лестница
всех концов и начал



Маяк и часовня

Взгляд весели:
Катич — маяк,
Света неделя — часовня;
Быстро идет каяк —
Стрелка часов полдня,
Циферблат — корабли.

Движутся все:
Катамаран об одном колесе,
Точки-тире буйков,
Тыквы голов,
Стайки крошечных рыбок
Сверкающим нимбом...

Руки вплету в хоровод —
Есть я и нет —
Света недели свод —
Катича свет.


Дед Мазай и зайцы

В Катиче катится красный мяч.
В часовне качается колокол.
Если зрение чуть напрячь,
между ними видится облако:
нити воды голубой,
трос буксирный.
Тащит црква за собой
спасительный остров всемирный.
И в кромешной тьме,
когда црква исчезает,
сверкает крошка-маяк:
здесь, говорит, земля
и лодка деда Мазая.


Доска объявлений

В скромном приморском городе
где о смерти прикнопливают
объявления у рынка
четыре сомкнутых кипариса
укачивают каменный свод

он сидит
у каменной колокольни «на прялку»
иногда
выходит в черных одеждах
и глядит
на тех кто идет на рынок
в двух шагах от моря с каменным дном

на тринадцатой улице
год за годом
ранним утром
протекают люди
идут на рынок
покупают рыбу
кормят детей
потом купают
вертикаль кипарисов
все ближе к небу
и новые лица
на доске объявлений


Вацап

она рассылает по утрам
видео по вацапу
улыбайся это сто грамм
плюс к жизни без эскулапа
ее не увидишь рядом
посмотришь вацап и кстати
и вот ты под ее приглядом
под ее приглядом все люди братья
она и часовня и маяк
она и пашня и всходы
и тонкий буксирный трос внатяг
и околоплодные воды
из которых рождаемся по утрам
получая в вацапе дзынь
улыбайся это плюс сто грамм
продляющие жизнь




Рыба для бражника

Жили-были два рыбаря,
росли в соседних домах.
Тихие, не рвались за моря,
но увидели рыбу страх.

Было предупреждений три:
утром слепой старик
встретил первого:
«до зари
ты проглотишь язык»;
днем у второго сломался стул
(хрустнул и на бок лег);
к вечеру сильный ветер задул,
волны пошли вподскок.

В доме на горке клубился смех,
а два молодых рыбаря
в самый обычный день для всех
надели белый наряд.
Та, что смеялась, всему виной.
Вышла мать —  ну и ну —
«рыбьей померяйтесь-ка длиной,
коли хотите жену!
К утру что словите, то и в счет.
Завтра свадьбу решим!»
Сдвинула брови, скривила рот...
Хлопнула дверь в тиши.

Звезды уставились в темноту.
Лодки прыгнули в шторм.
Порознь впервые ушли за ту,
чей смех заменил им корм.
Кони галопом —  за валом вал —
гривы —  по волосам...
Вскорости каждый рыбу поймал,
можно бы по домам.
Можно... Но так ли уж велика?
Рыба, иди назад!
Ловят и отпускают пока...
Грянул жемчужный град.
Небо рыжеет. Встала вода.
Кончились жемчуга.
Каждый забросил. И вот тогда
вышла рыба-дуга:
радугой выгнулась, а длиной
тянется в горизонт...
Каждый крючком с рыбой-луной
ей продырявил рот.
Каждый крикнул: «она моя!»
Тащит, выводит —  увы —
пляшет в море рыба-змея:
тело и две головы...
Сводит лодки, как скорлупу,
сама —  кольцом золотым
вышла из моря. Лодки —  в щепу!
Рыскают рыбьи рты!
Неуязвимы пасти растут,
каменным череп стал,
вся чешуя превратилась в грунт,
и... взмыли громады скал!
С неба обрушился рыбий торс,
бьется у островов.
Первый рыбарь встал на откос
меж глаз одной из голов.
Как там сосед: утонул? Поймал?
Голоса крикнуть нет.
Руки в подзорную трубку сжал,
так и встретил рассвет.
Вместо лица костяной каркас,
брови сомкнулись в бровь,
соединились глаза в глаз,
зрачок окрасила кровь.
Гладит взглядом пустоты вод,
вытянулся стеной.
Красным мигает и день и год,
а за его спиной
сонно ворочается пролив,
трется о берега,
шкуру чешуйчатую сменив,
пенные взбив рога,
обнял соседний остров кольцом,
выдавил в небеса...
Рыбарь второй с безумным лицом
рвет с себя волоса,
рвется по каменным остриям,
видит напротив склон,
тот, где мелькают вспышки огня,
«вот он, - кричит. - Вот он!»
Встал на вершине. Распух язык :
«вот он, вот он, вот он...»
Купол чугунный из рук возник.
Колокол он: «вот он...»
Звоном чудесным преображен,
вытянулся рыбарь:
«вот он, вот он, вот он, вот он...»
Дом с крестом и алтарь.


а та что смеялась больше никогда не смеялась утром никто не проснулся в спальне лежала новая карта моря с двумя островами вздымавшимися как вздохи спящую грудь тревожат в кружеве пенных складок светом вершин сияя

Накануне сумеречный свет
замигал то перлами, то стразами.
Из окна в канат жемчужный свит
смех слетел прозрачными стрекозами
и примял цветущий подорожник,
и слепился в травянистых дебрях
длинноносый быстрокрылый бражник,
безмятежный северный колибри.
Может, Флора увидала деву,
за столом рисующую море?
Или Аполлон взглянул игриво
и попался под руку Амуру?
Или же сама не захотела
выйти замуж за большую рыбу?
Или слишком громко хохотала?
Не разгаданным остался ребус.

Зависает бражник над цветами,
словно останавливая время.
На него, не отрываясь глядя,
на закате замирают люди. 



а у нас фонари золотые
и каштановый град
развлекают  скамейки пустые
и шафрановый сад
ни собак ни людей в переулке
только блики и звук
на листву неожиданно гулко
выпадающий вдруг