Фирдауси

          Фирдауси.



Я создал целый мир вот этою рукой.
Кто сеял семена поэзии такой?
Иной умел строку огранивать красиво,
Остротами другой блистал красноречиво,
И хоть на этот блеск пошло немало сил –
Того, что сделал я, никто не совершил.
Я целых тридцать лет работал неустанно
И в песне воссоздал величие Ирана –
Вот скромный подвиг мой. Но если царь Махмуд
Сумел бы оценить тридцатилетний труд,
То, не найдя в стране подобия наградам,
На трон бы посадил меня с собою рядом.
Я целых тридцать лет под солнцем и во тьме
Трудился, точно раб, над книгой “Шах-цаме”.
(Благословенно будь отныне это иго!)
И вот передо мной лежит она – “Царь-книга”.
Я думал, что теперь, царем оценена,
По доблести своей прославится она...
Позор моим летам! От царского обеда
В признание того, что “Шах-наме” – победа,
Достойная греметь средь боевых побед,
От царского стола мне вынесли... шербет*.
Так вот она, цена: один стакан шербета!
Как это пережить? Как пересилить это?
Так стоит ли, скажи, хоть медного гроша
Тот жалкий властелин, та мелкая душа?
Нет! Как наемника венцом ни озари –
Холопом будет он, хоть выскочил в цари.
Торговца амброю задев полой халата,
Приносим мы домой дыханье аромата,
Но если с угольщиком время проведешь –
Одну лишь черноту на платье принесешь.
Итак, не возлагай на низменных надежды,
Чтоб дух не очернить, как очернил одежды.
Будь этот царь Махмуд воистину велик,
Не отвратил бы он от гения свой лик.
Услышав от меня старинное сказанье,
Где пиршествует глаз, и слух, и осязанье,
До облака бы он вознес мои труды!
Не пил бы горечь я из сахарной воды,
И в восемьдесят лет на почве изобильной
Не чах Фирдоуси, голодный и бессильный.
Великие стихи слагал я для того,
Чтоб родины своей прославить торжество,
Чтоб царь и весь народ шли по путям высоким,
Чтобы владыка вдаль глядел орлиным оком,
Чтоб высшая была ему доступна страсть,
Чтоб вечно помнил он, что благу служит власть!
Но если позабыл... И слушать не желает...
Тогда пускай в огне душа его пылает:
Обидчика поэт сатирой пригвоздит –
И будет жить она, покуда мир стоит.


   САТИРА НА СУЛТАНА МАХМУДА

О падишах Махмуд, всевластный и убогий!
Коль совести лишен, так устрашись хоть бога!
Ведь ты не первый царь. Великие цари
Владели до тебя державой исстари,
Войсками посильней, казною побогаче,
Необойденные и боевой удачей.
Короною своей не чванились они,
Не для одних пиров светили им огни.
Но царь, который власть преобразил в разбой,
Отмечен среди всех презреннейшей судьбой!
Властитель мелочный, напыщенный и важный,
Дивишься ты тому, что говорю отважно?
Секирой палача свободу одолев,
Ты пса во мне искал. Но пред тобою – дэв!
Ужель ты не слыхал о грозах моей речи?
Дрожи? Свободный дух с тобою ищет встречи.
Я знаю: шептуны злорадно донесли,
Что для меня пророк – отверженный Али*,
И ты тогда сказал, что песнь моя пропета,
И под ноги слону швырнуть велел поэта.
Ну, – что же – сознаюсь: я признаю Али
Чистейшим из людей аллаховой земли.
Хотя б меня сожгли иль посадили на кол –
Не только Мухаммад, но и Али мой факел!
Но есть еще цари! Не в кладах золотых
Хранят они сердца. Греми, мой гневный стих!
И пусть узнает мир, что в царствованье труса
В Иране жил поэт – Фирдоуси из Туса.
О праведных царях творил Фирдоуси
Поэму из поэм на языке фарси.
Рифмованных стихов создав сто двадцать тысяч,
В них облики веков навек сумел я высечь.
Я описал броню, доспехи, епанчи,
Кинжалы и щиты, и луки, и мечи,
И копья, и пращи, и стрелы, и арканы.
Долины, города, равнины, океаны...
Я описал коней, я описал ослов,
Драконов описал, и царственных слонов,
Чудовищ описал, что обитают в безднах;
Всех демонов земли, всех ангелов небесных!
Врагов я описал, друзей я описал.
Я описал царей. Князей я описал.
Их слава унеслась. Могила их тиха.
Но я их воскресил бессмертием стиха.
Властитель! Твой удел – безмолвная гробница.
Но я тебе помог в грядущее пробиться.
Векам я передал твой властный лик вождя.
Разрушатся дворцы от ветра и дождя,
А я из строф моих воздвиг такое зданье,
Что входит, как земля, в господне мирозданье,
И вот, благодаря большой моей судьбе,
Грядущие века узнают о тебе.
Столетия пройдут над царственною книгой.
И всякий, прочитав, сочтет ее великой.