Бахрам и рабыня. Низами

Бахрам и рабыня.


...Доложи царю обманно, что раба мертва.
Коль обрадуют владыку страшные слова, —
О, убей Фитну тогда же! Жизнь ей не нужна!
Если же душа Бахрама будет стеснена
Сожаленьем, то бесследно отойдет беда.
Ты избегнешь угрызений совести тогда.
Кипарис судьбы напрасно в прах не упадет.
Хоть Фитна теперь ничтожна, но — пора придет —
За добро добром тебе я возмещу сполна!»
Ожерелье дорогое тут сняла она,
Полководцу семь рубинов лучших отдала.
А цена тому подарку велика была,..


..........

не сделал ни на волос он вреда Фитне.
Молвил: «Будешь в этом доме ты служанкой мне.
Ни при ком Бахрама имя не упоминай.
«Наняли меня в служанки», — всюду повторяй.
Данную тебе работу честно выполняй.
О тебе я позабочусь — не забуду, знай!»
Тайный договор скрепили, жизнью поклялись;
Он от зла, она от ранней гибели спаслись.
Пред царем предстал вельможа через восемь дней,
Стал Бахрам у полководца спрашивать о ней.
Полководец молвил: «Змею я луну вручил
И за кровь ее рыданьем выкуп заплатил».
Затуманились слезами шаховы глаза,
И от сердца полководца отошла гроза.
Он имел одно поместье средь земель своих —
Сельский замок, удаленный от очей мирских.
Стройной башни над холмами высился отвес,
Омываемый волнами голубых небес.
Шестьдесят ступеней было в башенной стене,
Кровля башни поднималась к звездам и луне.
С сожаленьями своими там — всегда одна —
Постоянно находилась бедная Фитна.
В том селении корова родила телка,
Ласкового и живого принесла телка.
А Фитна телка на шею каждый день брала;
За ноги держа, на башню на себе несла.
Солнце в мир несет весну — и несет Тельца.
А видал ли ты луну, что несет тельца?
Женщина же молодая, хоть и с малой силой,
Каждый день тельца на кровлю на себе вносила,
За шесть лет не покидала дела. Наконец
Стал быком шестигодовым маленький телец.
Но красавица, чье тело легче лепестка,
Каждый день наверх вносила грузного быка.
Шею нежную, как видно, груз не тяготил,
Бык жирел, и у рабыни прибывало сил.
С полководцем тем сидела вечером одна
Узкоглазая с душою смутною Фитна.
И четыре крупных лала — красных, как весна,
Из ушных своих подвесков вынула она.
Молвила: «Ты самоцветы ценные продай
И, когда получишь плату, мне не возвращай;
Накупи баранов, амбры, розовой воды,
Вин, сластей, свечей, чтоб ярко осветить сады.
Из жарких и вин тончайших, амбры и сластей
Пиршественный стол воздвигни в замке для гостей.
Как приедет к нам властитель, ты встречать поди,
На колени стань пред шахом, на землю пади;
Под уздцы коня Бахрама хоть на миг возьми!
Душу распластай пред шахом — позови, прими!
Нрав хороший у Бахрама — ласковый, простой.
Коль приедет он, довольны будем мы с тобой.
Здесь, на башне, достающей кровлей облаков,
Пир устроим мы, прекрасней дарственных пиров.
Если замысел удастся, то, клянусь тебе:
Ожидает нас великий поворот в судьбе»...

........


Я молю: войди в калитку сада моего!
Старому слуге не надо больше ничего.
От твоих щедрот великих раб твой стал богат.
И построил здесь я замок с башней до Плеяд.
Башня свежими садами вся окружена.
Если шах на башне выпьет моего вина.
Звезды прах у входа в башню будут целовать,
Ветер амброй вдоль покоев будет провевать.
Муха принесет мне меду, буйвол — молока!»
Понял шах: чистосердечны речи старика.
«Быть по-твоему! — сказал он. — Нынче же приду
Отдохнуть после охоты у тебя в саду»...

.........

И когда Бахрам свой голод сладко утолил,
Начал пир и вкруговую винный ковш пустил.
А когда он пить окончил гроздий алый сок,
Капельки росы покрыли лба его цветок,
Молвил он: «О, как радушен ты, хозяин мой!
Чудно здесь! Твой дом обилен, как ничей иной.
И настолько эта башня дивно высока,
Что арканом ей обвили шею облака.
Но на шестьдесят ступеней этой высоты
В шестьдесят годов — как станешь подыматься ты?»
Тот ответил: «Шах да будет вечен! И при нем
Кравчим гурия да будет, а Замзам — вином!
Я мужчина, я привычен к горной крутизне,
И по лестнице не диво подыматься мне.
А вот есть красавица — обликом луна,
Словно горностай султана, словно шелк, нежна:
Но она быка, который двух быков грузнее,
Каждый день на башню вносит на девичьей шее,
Шестьдесят ступеней может с ношею пройти
И ни разу не присядет дух перевести.
Этот бык — не бык, а диво; то не бык, а слон,
Жира своего громаду еле тащит он;
В мире из мужчин сильнейших нет ни одного,
Кто бы мог хоть на полпяди приподнять его;
Но быка того на плечи женщина берет
И на кровлю башни вносит — под высокий свод».
Шах Бахрам от удивленья палец прикусил.
«Где ты взял такое диво? — старца он спросил.—
Это ложь! А если правда — это колдовство!
И покуда не увижу чуда твоего,
Не поверю я!» И тут же привести велел
Эту женщину; мгновенья ждать не захотел
Вниз по лестнице хозяин быстро побежал,
Женщине, быка косящей, все пересказал.
Сребротелая все раньше знала и ждала,
И она готова с шахом встретиться была;
Одеяньями Китая стан свой облекла,
И своих нарциссов томность розам придала,
Обольщения сурьмою очи подвела,
Тайных чар огнями взоры томные зажгла.
Плечи, как венцом, одела амброю кудрей;
Локоны черны, как негры, на щеках у ней,
Родинка у ней индуса темного темней, —
Рвутся в бой индус и негры — воинов грозней.
Маковка в венце жемчужин южной глубины,
Покрывало словно Млечный Путь вокруг луны.
А в ушах они рубинов и камней зеленых
Превратили в буйный рынок, скопище влюбленных,
Применила семь она снадобий сполна
И как двухнедельная поднялась луна.
Вот она к быку походкой легкой подошла,
Голову склонив, на шею чудище взяла,
Подняла! Ты видишь — блещет самоцвет такой
Под быком! При этом блеске, словно бык морской,
Он бы мог на дне пучины по ночам пастись
И — ступенька за ступенькой — побежала ввысь
Женщина и вмиг на кровлю круглую вбежала,
У подножия престола шахского предстала
И, смеясь, с быком на шее перед ним стояла.
Шах вскочил, от изумленья ничего сначала
Не поняв. Воскликнул: «Это — наважденье сна!»
С шеи на пол опустила тут быка Фитна,
И, лукаво подмигнувши, молвила она:
«Кто снести способен наземь то, что я одна
Вверх благодаря чудесной силе подняла?»
Шах Бахрам ответил: «Это сделать ты могла
Потому, что обучалась долгие года,
А когда привыкла, стала делать без труда;
Шею приноравливала к грузу день за днем.
Тут — лишь выучка одна, сила — ни при чем!»
А рабыня поклонилась шаху до земли
И сказала: «Терпеливо истине внемли!
Ты за долг великой платой должен мне воздать.
Дичь без выучки убита? А быка поднять —
Выучка нужна? Вот — подвиг совершила я!
В нем не сила, в нем видна лишь выучка моя?
Что же ты, когда онагра подстрелить умел,
Ты о выучке и слова слышать не хотел?»
Милую по тем упрекам вмиг Бахрам узнал;
В нетерпенье покрывало он с луны сорвал,
Ливнем слез ланиты милой жарко оросил.
Обнимал ее, рыдая, и простить просил.
Выгнал прочь и злых и добрых, двери притворил,
Молвил: «Хоть тебе темницей этот замок был,
Я, послав тебя на гибель, убивал себя.
Ты цела, — а я разлукой истерзал себя»....


Бахрам и рабыня.