Чудо Пуран Бхарата. Р. Киплинг

Жил некогда в Индии человек. Он был первым министром одного из полунезависимых туземных княжеств в северо-западной части страны.

Человек этот принадлежал к касте брахманов — столь высокой, что самое понятие «каста» потеряло для него всякий смысл.

Eго отец занимал важный государственный пост при патриархальном индийском дворе, среди разного пестро разряженного сброда, но сам Пуран Дас рано понял, что стародавний порядок вещей постепенно меняется, и, если хочешь добиться успеха, нужно ладить с англичанами и подражать им во всем, что они полагают хорошим. В то же время нужно быть в милости у своего раджи. Игра была трудная, но спокойный, молчаливый молодой брахман вел ее хладнокровно, в чем ему немало помогало хорошее образование, полученное у англичан в Бомбейском университете, и неуклонно, шаг за шагом, поднимаясь вверх, он сделался первым министром. А это значит, что он обладал в действительности большей властью, чем его повелитель махараджа.
Пуран Дас всегда следил, чтобы их деяния(англичан) были поставлены в заслугу радже, они открыли школы для девочек, провели дороги, построили бесплатные лечебницы, устраивали выставки сельскохозяйственных орудий и каждый год выпускали Синюю книгу под названием «Моральное и материальное развитие княжества». Министерство иностранных дел и правительство Индии были в восторге. Очень немногие индийские княжества развиваются точно по указанному Англией пути, в отличие от Пуран Даса, который прикидывается, будто верит: что хорошо для aнгличан, вдвойне хорошо для азиатов, правители княжеств придерживались обратного мнения. Первый министр удостоился дружбы вице-королей, и губернаторов, и вице-губернаторов, и врачей-миссионеров, и просто миссионеров, и страстных любителей верховой езды — английских офицеров, которые приезжали охотиться в заповедниках княжества, а также всех многочисленных туристов, вояжировавших по Индии из конца в конец, когда спадала жара, и учивших индийцев уму-разуму. На досуге он назначал стипендии для изучающих медицину и промышленность по английскому образу и подобию и писал открытые письма в «Пионер», самую крупную в Индии ежедневную газету в которых объяснял, каковы цели и намерения его повелителя махараджи.
Наконец Пуран Дас поехал с официальным визитом в Англию и должен был уплатить жрецам колоссальную сумму, когда вернулся домой, потому что даже самый высокопоставленный брахман теряет свою касту, если пересечет океан. В Лондоне Пуран Дас встречался и беседовал со всеми, кто того заслуживал,-с людьми, имена которых известны во всем мире, и видел куда больше, чем о том рассказал. Высоконаучные университеты присуждали ему почетные степени, он произносил речи и толковал о социальных преобразованиях в Индии с английскими дамами в вечерних туалетах, и скоро весь Лондон в один голос твердил «Мы еще не встречали такого обворожительного человека ни на одном из званых обедов!»
Он вернулся в Индию в блеске славы, сам вице-король приехал в княжество специально, чюбы пожаловать радже большой крест Звезды Индии — сплошные брильянты, эмаль и ленты, — и на той же церемонии, под выстрелы тех же пушек

Пуран Дас был возведен в звание кавалера ордена Индийской империи, так что теперь его имя писалось так Сэр Пуран Дас К.О.И.И.

В тот вечер, за обедом в огромном вице-королевском шатре, он встал, с красной розой ордена, висящего на голубой ленте у него на шее, и в ответ на тост в честь раджи произнес речь, с искусством, в котором мало кто из англичан мог бы его превзойти.

А через месяц, когда в высушенном зноем городе воцарился прежний покой, Пуран Дас совершил то, что никому из англичан и в голову бы не пришло,-он умер для мира и мирских дел.

Усыпанный брильянтами орден, а с ним и почетное звание, были возвращены индийскому правительству, государственные заботы были возложены на нового первого министра, и по всей иерархической лестнице началась сложная игра, ставкой в которой было продвижение на ступеньку выше.

Жрецы знали, что произошло, народ догадывался, но Индия-единственная страна, где можно поступать так, как тебе угодно, и никто не спросит у тебя отчета, и в том, что диван сэр Пуран Дас, К.О.И.И., отказался от своего поста, дворца и власти, взял в руки чашу для подаяния и надел желтую хламиду саньяси — странствующего аскета, люди не увидели ничего странного.

 Он был, согласно древнему закону, первые двадцать лет жизни — учеником, вторые двадцать лет — воином, хотя ни разу не брался за оружие, и третьи двадцать лет — хозяином дома. Он достойно использовал богатство и власть, заслужил себе доброе имя, видел людей и города на родине и на чужбине — там и там ему воздавали высокие почести. А теперь он все это стряхнул с себя, как мы сбрасываем ненужный нам больше плащ...

Однажды вечером Бхагат пересек самый высокий перевал, какой до тех пор встретил — он взбирался туда целых два дня, — и перед ним по всему окоему протянулись чередой снежные вершины; горы высотой до пятнадцати до двадцати тысяч футов, казалось, были так близко, что до них можно докинуть камень, хотя они находились на расстоянии пятидесяти или шестидесяти миль. Седловина была увенчана густым темным лесом — гималайский кедр, сосна, черешня, дикая маслина, дикая груша, но в основном кедр,- и под сенью ветвей стоял покинутый храм богини Кали, она же Дурга, она же Шитала, которую иногда молят об исцелении от оспы.
Пуран Дас чисто вымел каменный пол, улыбнулся осклабившейся статуе, сделал из глины небольшой очаг в задней части святилища, кинул антилопью шкуру на свежие сосновые ветки, удобнее уместил посох байраги — тяжелый, с медным набалдашником — под мышкой и сел отдохнуть.

Здесь я найду покой, — сказал Пуран Бхагат.

Для жителей гор не представляет труда подняться или спуститься на несколько сот футов, поэтому не успели в деревне увидеть дымок над покинутым храмом, как деревенский жрец взобрался по ступенчатому откосу, чтобы приветствовать незнакомца.
Встретив взгляд Пуран Бхагата — взгляд человека, привыкшего повелевать тысячами,- он поклонился до земли, без единого слова взял чашу для подаяния и, вернувшись в деревню, сказал:
— Наконец у нас появился святой. Еще никогда в жизни я не видел такого человека. Он с равнин, хотя кожа у него светлая; это брахман, первый среди брахманов.

Однако сам он не думал ни о каких чудесах. Он верил в то, что все сущее — едино, одно огромное Чудо, а когда человек понимает это, он понимает, чего ему желать.

Для Бхагата было неоспоримо, что в мире нет ни великого, ни ничтожного, день и ночь он стремился найти свой путь к средоточию всего сущего, обратно туда, откуда появилась его душа.

За годы размышлений волосы Бхагата отросли ниже плеч, в каменной нише рядом с антилопьей шкурой появилась выбоина от посоха, на том месте между деревьями, где всегда стояла чаша для подаяния, сделалось углубление, почти столь же гладкое, как сама скорлупа кокоса, а каждый из зверей знал свое место у очага. Поля меняли окраску в зависимости от времени года; тока заполнялись зерном и пустели и вновь заполнялись; и вновь, когда наступала зима, лангуры резвились между ветвями, опушенными снегом, а с приходом весны матери-обезьяны приносили своих детенышей с печальными глазами из долин, где было теплей. В самой деревне перемен было мало. Жрец постарел, и дети, приходившие раньше к Бхагату с чашкой еды, посылали теперь к нему своих детей; я когда у жителей деревни спрашивали, давно ли в храме Кали у перевала живет саньяси, они отвечали: «Он жил здесь всегда».

Глубокой ночью, когда не видно было ни зги, а дождь барабанил как тысяча барабанов, Пуран Бхагат проснулся оттого, что кто-то дергал за одеяло, и, протянув руку, встретил холодную лапку лангура.
— Здесь лучше, чем на дереве, — сонно сказал Бхагат, приоткрывая одеяло, — забирайся сюда и грейся.
Обезьяна схватила его за руку и потянула изо всех сил.
— А, ты голодна? — сказал Пуран Бхагат. — Подожди немного, сейчас я дам тебе поесть.
Когда он наклонился подкинуть в огонь дров, лангур подбежал к двери, заскулил, снова подбежал к Бхагату и стал теребить за ногу.
— В чем дело? Какая у тебя беда, брат? — спросил Пуран Бхагат, потому что глаза лангура говорили о многом, о чем не мог сказать его язык. — Если только один из твоих сородичей не попал в ловушку — а здесь их никто не ставит,- я не выйду наружу в такую погоду. Взгляни, брат, даже олень ищет защиты под кровом.
Рога оленя с грохотом ударились о камень, когда он вбежал в храм и налетел на статую улыбающейся Кали. Олень опустил голову, нацелил рога на Пуран Бхагата и, тревожно ударив копытом, с шумом выпустил воздух из ноздрей.
— Ай-ай-ай! — сказал Бхагат, щелкая пальцами. — Так-то ты отплачиваешь мне за ночлег?
Но олень толкнул его к дверям, и в эту самую минуту Пуран Бхагат услышал звук, подобный вздоху, увидел, как две каменные плиты пола отошли друг от друга, и под ними зачмокала вязкая земля.
— Теперь я понимаю, — сказал Пуран Бхагат. — Нечего винить моих братьев за то, что они не сидят этой ночью у огня. Гора рушится. И все же… зачем мне уходить? — Но тут взгляд его упал на пустую чашу для подаяния, и выражение лица изменилось.-Они каждый день приносили мне пищу с тех самых пор… с тех самых пор, как я пришел сюда, и если я не поспешу, завтра в долине не останется ни одного человека. Да, мой долг — спуститься и предупредить их. Назад, брат, дай мне подойти к очагу.
Олень неохотно отступил на несколько шагов, а Пуран Бхагат сунул факел в самую середину очага и стал вертеть, пока факел не разгорелся.
— Вы пришли предупредить меня, — сказал он, поднимаясь. — А теперь мы поступим еще лучше. Скорей наружу, и позволь мне опереться о твою шею, брат, ведь у меня всего две ноги.
Правой рукой Бхагат ухватился за колючую холку оленя, левую, с факелом, отставил в сторону и вышел из храма в ненастную ночь. Не чувствовалось ни малейшего дуновения, но дождь чуть не загасил факел, пока олень спускался по склону, скользя на задних ногах. Когда они вышли из лесу, к ним присоединилось много других «братьев» Бхагата. Он слышал, хотя видеть он их не мог, что вокруг теснятся обезьяны, а позади раздается «ух! ух!» Соны. Ветер свил длинные седые волосы Бхагата в жгуты; под босыми ногами хлюпала вода, желтое одеяние облепило изможденное старческое тело, но он неуклонно двигался вперед, опираясь на оленя. Теперь это был не святой отшельник, а сэр Пуран Дас, К.О.И.И., первый министр одного из самых больших княжеств, человек, привыкший повелевать, который шел, чтобы спасти людям жизнь. Они спускались вместе по крутой, покрытой водой тропе, Бхагат и его «братья», все вниз и вниз, пока олень не наткнулся на каменную стену тока и фыркнул, учуяв Человека. Они были в начале единственной кривой деревенской улочки, и Бхагат ударил посохом в забранное решеткой окно домика кузнеца; ярко вспыхнул факел, прикрыгый нависающей кровлей.
— Вставайте и выходите! — вскричал Пуран Бхагат и не узнал собственного голоса, ведь прошло много лет с тех пор, когда он обращался к людям. — Гора падает. Гора сейчас обрушится. Вставайте и выходите все, кто внутри!...
— Остановитесь и пересчитайте, все ли здесь! — а затем, увидев, что огни стали собираться вместе, шепнул оленю: — Останься со мной, брат. Останься… пока… я… не… уйду!..
В воздухе послышался вздох, вздох перешел в глухой шум, шум перерос в грохот, становившийся все громче и громче, и гора, на которой они стояли во мраке, содрогнулась от нанесенного ей удара.
Теряя сознание, Пуран Бхагат упал на землю; холодный дождь и крутой подъем отняли у него последние силы, но он успел еще крикнуть туда, где мерцали рассыпавшиеся огни факелов:
— Остановитесь и пересчитайте, все ли здесь! — а затем, увидев, что огни стали собираться вместе, шепнул оленю: — Останься со мной, брат. Останься… пока… я… не… уйду!..

В воздухе послышался вздох, вздох перешел в глухой шум, шум перерос в грохот, становившийся все громче и громче, и гора, на которой они стояли во мраке, содрогнулась от нанесенного ей удара. А затем минут на пять все потонуло в ровном, низком звуке, чистом, как басовое органное «си», отозвавшемся дрожью в самых корнях деревьев. Звук замер, и ропот дождя, барабанившего по траве и камням, сменился глухим шелестом воды, падавшей па мягкую землю. Этот шелест говорил сам за себя.

Никто из жителей деревни, даже жрец, не осмелился обратиться к Бхагату, спасшему им жизнь. Они скорчились под соснами, ожидая утра. Когда посветлело, они посмотрели на противоположную сторону долины; там, где раньше были лес, и поля на уступах, и пастбища, пересеченные тропинками, раскинулось веером кроваво-красное, как ссадина на теле горы, пятно, на его крутом откосе валялось кронами вниз несколько деревьев. Оползень высоко поднимался по склону, где нашли себе убежище люди и звери, запрудив поток, разлившийся озером кирпичного цвета. От деревни, от тропы, ведущей к храму, от самого храма и леса за ним не осталось и следа. На милю в ширину и две тысячи футов в высоту бок горы целиком обвалился, словно его срезали сверху донизу...



пур: жребий
руп...пор: голос - логос, пора
раны: "казни"
урна: казни "сосуд пепла мёртвых"
руна: знаки казны, священные письмена, "говорить, изрекать"
ан, анна: глуб...ина знаний (ан) пророков и пророчеств (анна)

бхагата: бог гать (твёрдый путь) хата (дом), богата та...,
дас - сад: "путь, сад и дом пророка"


                Путь Будды.
Согласно достоверным историческим данным принц Сиддхарта Гаутама родился в VI веке до нашей эры в семье махараджи по имени Шудходана. Данное ему имя означало «добившийся цели». Рождению мальчика предшествовали многочисленные пророчества, предрекавшие ему стезю или могущественного властителя, или странствующего отшельника. Отец предпочёл, чтобы сбылось первое из предсказаний, и сделал всё для того, чтобы сын не покидал пределов дворца.
Мать Сиддхарты Мая умерла через семь дней после рождения сына. Сиддхарта прожил во дворце отца двадцать девять лет, не ведая забот и страданий. Однако, текущая за стенами дворца, неизвестная жизнь оставалась недоступной. Поддавшись на уговоры Сиддхарты, отец организовал ему торжественное шествие за пределы дворца, предварительно приказав убрать с улиц всех больных и стариков. Тем не менее, Сиддхарте удалось скрыться от сопровождавшей его процессии, он удалился в одну из подворотен и вдруг увидел жизнь, такой как она есть. Он удивился тому, что люди подвержены страданиям и болезням, стареют и умирают. Эта «новость» лишила его покоя. Как-то ночью, он решил тайком покинуть отчий дом, поклявшись найти способ помочь людям. Он примкнул к странствующим аскетам и на протяжении долгих лет скитался с ними в лесах, истязая плоть, пытаясь достичь единения Атмана и Брахмана, Души и Космоса.
*********
 Но, в конце концов, он отказался от аскетизма и открыл для себя новый путь, путь самосозерцания и медитации. И аскеза, и медитация не были чем-то новым для Индии, однако вывод сделанный Сиддхартой был очень важным, и вошёл в историю как «серединный путь» – отказ от сурового аскетизма, убивающего тело и праздной лености, закрывающей путь к знанию. Он долго медитировал, пока недалеко от селения Гая, сидя под сенью огромного баньяна, в течение трёх ночей он не достиг просветления. Чего же он достиг?
******   
В первую ночь он увидел все свои многочисленные предыдущие перерождения. Он узнал, что 83 раза он был святым, 58 раз – царём, 24 раза – монахом, 18 раз рождался обезьяной, 13 раз был торговцем, 12 раз был курицей, 8 раз – гусём, 6 раз – слоном, рыбой, крысой, плотником, кузнецом, лягушкой и зайцем. Всего 550 перерождений.
Во вторую ночь Сиддхарта познал закон, управляющий бесконечным циклом рождения, смерти и перерождения. Он назвал его «Дхарма», так же стали называть и само учение Сиддхарты, которое он проповедовал до конца жизни, а его самого – Буддой, что значит «пробуждённый».

Будда открыл, что каждая часть Вселенной, а не только люди, подвержена изменению и разложению. Всё, что создано – должно исчезнуть.
 Все части Вселенной и человечества не совершенны и не независимы от других систем. Они состоят из множества элементов, которые находятся в непрерывном движении, постоянно разъединяясь и соединяясь в новые комбинации. Этой перегруппировкой управляет закон. В мире живых существ этот закон выражается причинно-следственной связью, именуемой «карма»...


"Жизнь являет путь познания себя, через сотворенные образы, являющиеся тебя окружающим пространством. Ценна сама жизнь , как путь! Путь открывающий тайны бытия."



Но в это время вещий Финн,
Духов могу учий властелин,
В своей пуст(ступ)тыне(ните) безмятеж ной,
С спокойным сердцем ожидал,
Чтоб день судьбины неизбеж ной,
Давно пред вид денный, восстал

Бледнела утренняя тень,
Волна сребрилася в потоке,
Сомн(Сонм)нительный рождался день
На отуманенном востоке.
Яснели холмы и леса,
И просыпались небеса.

А.Пушкин

Не верь тому, кто говорит тебе,
Что смерть есть смерть: она — начало жизни,

Всегда вперед стремится наше Солнце,
Ведя с собой и Землю и Луну
К прекрасному созвездью Геркулеса,
Так, вечного исполнено стремленья,
С собой нас увлекает божество
К невед(венед)вед...домой, но благо god дат ной цели.

К.Бальмонт