Хранитель мой

Такая тишь.… Не верится почти, что этот край убогим стал и сонным,
что чудом удалось мне набрести на сто печалей брошенной часовни…
Осины тихо золотом  шуршат: его не счесть, да вот делиться  не с кем –
здесь только ангел, добрая душа, ещё не улетел с настенной фрески.               

— Привет, дружок! А  ты не постарел, а впрочем, ладно… разве что  немного.
Скучаешь без своих привычных дел: безлюдной стала сельская дорога?
Молчишь.… Но, может быть, не узнаёшь? Похоже так. И мне всё непривычно:
поля, где васильки вплетались в рожь, давно погрязли в зябком безразличье.

Деревни нет. И дома тоже нет. Да и следы отыщутся едва ли
в тот мир, где жили бабушка и дед, и мы с сестрёнкой в детстве приезжали.
А ты ведь не чужой в моей судьбе: приглядывал, когда меня крестили…
Наверно, поздно выбралась к тебе – за давностью всё позабыто?  Или…

Признайся, в перепутье лет и зим, в сиянье дня, во тьме кромешной ночи
не ты ли был хранителем моим невидимым, неузнанным, заочным?
И пусть не всё заветное сбылось, порой тревожа сны  щемящей нотой,
но раз никто не отменил «авось» – авось, и ты ещё затеешь что-то… 

Молчишь… но светел  золотом огня  алтарь осин в окладе тёмных сосен… 
Позволь поверить: ты ведь для меня затеплил свечи, сделав доброй осень?
…Сентябрь разлил свою хмельную грусть, заполнив ею сердце  до предела.
Я снова здесь.… И, кажется, молюсь… отчаянно, хотя и неумело.