Басня как жанр литературы. Форма речи басни

Знакомство человека с басней происходит в школе. Именно здесь мы впервые начинаем понимать ее глубокий смысл, делать первые выводы из прочитанного и пытаемся поступать правильно, хотя и не всегда это выходит. Сегодня мы попытаемся разобраться с тем, что это такое, и выяснить, какова форма речи басни. Что такое басня Перед тем как выяснить, какова форма речи басни, разберемся, что это такое. Басней называют сказку небольших размеров, написанную в нравоучительной манере. Ее действующими лицами являются животные и неодушевленные предметы. Иногда главными героями басни выступают и люди. Может иметь стихотворную форму или быть написанной в прозе. Басня – это какая форма речи? Об этом мы узнаем позже, а сейчас поговорим о ее структуре. Басня состоит из двух частей – повествования и вывода, коим считается конкретный совет, правило или указание, "прикрепленное" к повествованию. Такой вывод обычно располагается в конце произведения, но может быть подан и в начале сочинения. Некоторые авторы представляют его и в виде заключительного слова одного из персонажей сказки. Но как бы читатель ни старался увидеть вывод в отдельно написанной строке, он этого не сможет сделать, так как он прописан в скрытой форме, как само собой разумеющийся в связи с приведенными событиями и разговорами. Поэтому на вопрос: "Что такое басня?" - можно ответить, что это литературное произведение с обоснованным и поучительным выводом.
ФОРМА РЕЧИ БАСНИ.
Продолжая изучать этот жанр литературы, остановимся на следующем вопросе. Какова же форма речи басни? Чаще всего авторы произведения обращаются к аллегории и прямой речи. Но также встречаются и произведения в жанре дидактической поэзии, в коротком повествовательном виде. Но обязательно это произведение, сюжетно законченное и подлежащее аллегорическому истолкованию. Обязательно присутствует мораль, которая завуалирована. Самобытна форма речи басни Крылова. Русский литератор, конечно же, опирался на работы своих предшественников – Эзопа, Федра, Лафонтена. Однако он не старался подражать их произведениям, переводить их, а создавал свои оригинальные басни.* Как правило, использовал он прямую речь и аллегорию, диалоги.
Басня пришла к нам еще из времен Древней Греции. Отсюда нам известны такие имена, как Эзоп (самый великий автор древности), второй по величине баснописец – Федр. Он был автором не только своих собственных сочинений, но и занимался переводами и переделками эзоповских произведений. В Древнем Риме о том, что такое басня, было известно Авиану и Неккаму. В Средневековье написанием сказок с поучительным выводом занимались такие авторы, как Штейнгевель, Ник Пергамен, Б. Папроцкий, Эразм Роттердамский и многие другие авторы. Прославился произведениями в данном жанре и французский поэт Жан Лафонтен (семнадцатый век). Басня в русской литературе В 15-16 столетиях в России успех имели те басни, которые пришли с Востока через Византию. Хотя и до этого времени у читателей уже сложилось кое-какое мнение по поводу того, что это такое. Немного позже люди уже начали изучать произведения Эзопа, а в 1731 году Кантемир даже написал шесть басен. Правда, в этом он заметно подражал работам древнегреческого автора, но все же произведения Кантемира можно считать русскими. Хемницер, Сумароков, Тредиаковский, Дмитриев усердно трудились над созданием своих собственных и переводами иностранных басен. В советское время особую популярность имели работы Демьяна Бедного, Михалкова, Глибова. Ну а самым известным русским баснописцем был и остается Иван Андреевич Крылов. Расцвет его творчества пришелся на рубеж восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Героями произведений чаще всего выступали животные и неодушевленные предметы. Они действуют, словно люди, но своим поведением высмеивают пороки человеческой натуры. Многие животные олицетворяют какую-нибудь черту характера. Например, лисица символизирует хитрость, лев – мужество, гусь – глупость, сова – мудрость, заяц – трусливость, и так далее. Самобытные, гениальные и совершенные басни Крылова переведены на многие европейские и восточные языки. Сам баснописец внес весомую лепту в развитие этого жанра и литературы в целом в России. Наверное, потому его скульптура среди прочих выдающихся личностей заняла свое место на памятнике «Тысячелетие России» в древнейшем городе – Великом Новгороде.
 Подведем итог. Итак, мы разобрались с тем, что такое басня, как она произошла, где жили и как назывались творцы этого жанра. Мы выяснили, кем были лучшие в мире баснописцы, и изучили особенности их произведений. А еще мы знаем, какова структура этого литературного шедевра и чему она учит. Теперь читатель знает, что говорить, получив задание: "Раскрой понятие басни". Форма речи и особенный язык этих произведений никого не оставят равнодушным.


*Знаменитая басня Крылова "Волк и Ягненок" была написана в 1808 году и тогда же опубликована в журнале "Драматический вестник".

Сюжет  ее дан Эзопом:

"Волк увидел Ягненка, который пил воду из речки, н захотелось ему под благовидным предлогом ягненка сожрать. Встал он выше по течению и начал попрекать ягненка, что тот мутит ему воду и не дает пить. Ответил ягненок, что воды он едва губами касается, да и не может мутить ему воду, потому что стоит ниже по течению. Видя, что не удалось обвинение, сказал волне "Но в прошлом году ты бранными словами поносил моего отца!" Ответил ягненок, что его тогда еще и на свете не было. Сказал на это волк: "Хоть ты и ловок оправдываться, а все-таки я тебя съем!"
Басня показывает: кто заранее решился на злое дело, того и самые честные оправдания не остановят.

Несколько моментов в басне Эзопа должны быть подчеркнуты. Во-первых, Эзоп выбрал таких зверей, отношения между которыми определены их "природой" и потому естественны. Во-вторых, он намекнул на мотив "благовидного предлога". Волку не просто захотелось съесть ягненка, а выставив достаточно убедительные причины. В-третьих, все обвинения волка легко отводятся ягненком, и благодаря этому в басне параллельно существуют два плана: волк выставляет мнимые аргументы в пользу своего желания, а ягненок каждый раз оправдывается. Момент полного оправдания ягненка совпадает с моментом катастрофы. Казалось бы, ягненок одерживает победу, и волку не удается доказать его вину, но, признав свое поражение ("ловок оправдываться"), волк все-таки исполняет свое намерение. Победа ягненка оборачивается гибелью. В заключительных словах волка, нарушающих всякую "логику", басня сливает оба плана. Наконец, мораль басни восстанавливает "логику", но не рассказанного случая, а более общих закономерностей: в ней говорится о людях, которые, решившись на злое дело, не внимают самым честным оправданиям. Легко установить, что мораль Эзопа еще достаточно отвлеченна и касается оценки злых людей вообще. Сочувствие Эзопа безусловно отдано ягненку, но добродетель в басне не торжествует: волк съел ягненка. Басня не стремится к восстановлению справедливости, печальный вывод излагается в ней эпическим тоном.

В дальнейшем Федр конкретизирует мораль басни, придя к заключению, что слабый часто бывает притеснен более сильным. Этот вывод согласовался с сюжетом Эзопа, поскольку у того взяты сильный волк и слабый ягненок.

Новую жизнь в старый сюжет вдохнул Жан Лафонтен. Он воспользовался не только сюжетом Эзопа, но и апологом Гезиода о копчике и соловье. Нравоучение, которое вывел Гезиод, гласит: "слабейший должен уступить сильнейшему и не раздражать его бесполезным противодействием, ибо никогда не смог бы победить, но лишь навлек на себя стыд и несчастье". Лафонтену совершенно ясно, что в действительном мире у ягненка нет возможностей для спасения. И эта горькая истина вызывает у него сопротивление. Он отрицательно относится к ней, как и к существующему порядку, противопоставляя его некоей идеальной моральной норме, более высокой, чем бытующая в реальности. Поэтому Лафонтена больше заботит, с одной стороны, общий моральный принцип, а с другой — житейская мудрость, которой должен придерживаться слабый в его отношениях с сильным, в своем практическом поведении. За непосредственным изображением Лафонтен всегда приоткрывает второй план, более важный, чем видимый и предметный. Такой взгляд на басню позволил Лафонтену значительно углубить функцию рассказчика, за "простодушием" которого таилось и трезвое знание реальной жизни, и ее полное расхождение с идеальными гуманными принципами. В некоторых очень существенных чертах Лафонтен предварил Крылова: он избежал как угрюмого и всеохватывающего скептицизма, так и восторженного, но недостаточно обоснованного оптимизма. Ему, как впоследствии и Крылову, чужда всякая бесплодная мечтательность, сентиментальность, но он не уповает исключительно и на разум как панацею от всех зол. Вместе с тем Лафонтен часто смягчает конфликты и рационалистически описывает эмоции своих персонажей, не передавая их чувств во всей психологической полноте и конкретности. У Лафонтена, например, волк говорит в гораздо более спокойном тоне, чем у Крылова, и обещает ягненку "наказать" его за "дерзость" ("du seres chaie de ta temarite"), а не "сорвать голову". Наконец, Лафонтен стремится подсказать, как надо практически строить свое поведение. К этому сводится его фраза: "Довод сильнейшего всегда наилучший" ("La raison du plus fort est toujour le meilleure"). В ней дидактическая сентенция адресована слабому и одновременно заключено обобщение неудовлетворяющих Лафонтена реальных моральных принципов, осуждаемых им. В этом последнем пункте басня Лафонтена направлена против общества, где неправый сильный всегда побеждает правого слабого, Лафонтен отказался идеализировать суровость жизненных коллизий и не подчинил рассказ идеальному моральному правилу, но вместе с тем предложил практический выход для слабого. Он в значительной степени проложил дорогу Крылову, который бесспорно опирался на него в разработке сюжета (рассказа и образа рассказчика). Однако еще до Крылова ла-фонтеновская басня использовалась русскими баснописцами, и не учитывать национальную традицию нельзя.

Именно на Лафонтена опирался,йнапример, А.П. Сумароков, создавая басню "Волк и Ягненок»-

А. Сумароков сосредоточен на рассказе, совершенно опуская мораль и назидание. Он подробно мотивирует невинность Ягненка и вводит уточнение, отсутствующее у Эзопа, — "голодный Волк". Далее он тщательно описывает состояние Ягненка, ввергнутого в ужас. И, наконец, после трехкратного оправдания Ягненка выдумывает нелепицу о блеющей пастушке, ссылаясь на ответ Ягненка, который гибнет не из-за собственной мнимой вины, а из-за мнимой чужой. Баснописца заботит не столько Волк, сколько Ягненок, и он проникнут к нему искренним сочувствием. Рассказчику жаль Ягненка, и эта жалость выражается в том умилении, с каким Сумароков описывает грустные предчувствия своего героя. Он с этой целью сознательно вводит мотив сиротства ("Всея моей родни на свете нет..." — говорит Ягненок) и упоминает о прекрасной пастушке. Вместе с тем у Сумарокова появляются детали, которые предваряют Крылова. К ним нужно отнести намек на социальное различие между Волком и Ягненком, выраженное в словах: "ко мне учтивства не храня" и в ироническом отзыве о пастушке: "Пастушке я твоей покорнейший слуга..." Ясно, что Волк стоит на более высокой ступени социальной лестницы, чем Ягненок. Это дало основание А.С. Шишкову в статье "Сравнение Сумарокова с Ла Фонтеном" отдать предпочтение русскому автору. В обвинениях Волка все дальше и дальше отодвигается степень близости дерзких родственников: сначала мать, отец, а затем дядя, брат, а потом — предположительно — сват ("Иль, может быть, и сват..."), пока наконец родство не пропадает окончательно ("пастушка"). Этот мотив отчасти используется и Крыловым.

В целом, однако, басня Сумарокова построена на классицистических принципах. Баснописцу важно оттенить нелепость происходящего. У Волка, который называет Ягненка "бездельником" и "плутишкой", не находится довода, чтобы съесть Ягненка. И это в духе басни. Однако приводимый им довод лежит не в природе Волка, что нарушает скрытую в сюжете естественность. Нелепость нужна Сумарокову не для того, чтобы подчеркнуть характер социальных отношений, а как антитеза превратного басенного мира логично устроенному и прекрасному действительному миру, хотя бы и нарушаемому печальными и трагическими случаями. Недаром Ягненок перед смертью вспоминает зеленый луг, игру с ягнятами, пастушку, бравшую его на руки, свирель и пенье птичек. Не случайно Сумароков столь логично мотивирует и сами обстоятельства, предшествующие встрече и диалогу. Все это призвано оттенить, с одной стороны, неразумность басенного мира, абсолютную нелепость тех нравственных норм, которых держатся басенные персонажи, а с другой — приписать истинное знание самому рассказчику. Волк воздвигает одну ложь над другой, и это ставит его вне морали. Особенно   ярок портрет пастушки, в котором перечисляются ее свойства: пастушка блеяла, у нее комолые рога, длинный хвост, густая шерсть, копыта не велики. Темному, непросветленному эгоистическому миру, лежащему вне разумных нравственных законов, противостоит светлое, истинное сознание рассказчика. Задача баснописца состоит в осмеянии нарочито нагроможденных мнимых обвинений, чтобы смехом способствовать их исправлению. Вследствие этого рассказчик у Сумарокова ближе к басенным персонажам, чем у Лафонтена. Он не предстает философом, анализирующим рассказанный случай, а живет рядом с персонажами, уклоняясь от какой-либо оценки рассказанного и не вводя, как в данной басне, морального поучения. Но ему присуще истинное знание, с высоты которого он сатирически описывает басенный мир. Антитеза между непросвещенными басенными персонажами и наделенным разумом рассказчиком находит в баснях Сумарокова четкое стилистическое воплощение. Как правило, рассказчик изъясняется книжным, а осмеиваемые басенные персонажи просторечным языком. Сумароков резко сталкивает книжный и просторечный стили речи, демонстрируя уродство басенных героев и высокую моральность рассказчика. Он достигает этим дополнительного сатирического эффекта.

Вслед за Сумароковым на тот же сюжет написал басню "Ягненок и Волк" Г. Р. Державин.

Державин сохраняет появившуюся у Сумарокова жалость к Ягненку и даже усиливает ее, придавая ей большую чувствительность. Об этом свидетельствует обилие слов с уменьшительными суффиксами — "маленький", "тучненький", "беленький", "речки", "жем-чужком", "зелененьким". Ему, как и другим баснописцам, не надо мотивировать злость Волка, потому что она заключена в его природе, но он считает необходимым подробно объяснить, почему Ягненок остался один. Баснописец выдвигает разнообразные причины: недосмотр пастуха и оплошность Ягненка. Благодаря этому случайность происшествия намеренно нагнетается: Ягненок, нечаянно отставший от стада, одновременно лишается защитника. "Великое несчастье" Ягненка происходит от того, что у него нет покровителей, и он остался наедине с кровожадным Волком. По сравнению с Волком Сумарокова державинский, повторяя оскорбления ("плутишка"), их множит ("Молокосос, овечий сын, мальчишка...") и, чувствуя свою безнаказанность (некому дать ему отпор), все больше распаляется. Вздорность обвинений постепенно становится резче: Волк не допускает возражений и не терпит оправданий ("Ты говоришь еще!").

Возрастают и устрашающие черты в "портрете" Волка: "ощетинился", "жадной крови пастью... сказал...", "с усмешкою злою, зубами хлопая, взревел". Однако Ягненок, отвечая Волку, держится с достоинством, и между ним и Волком нет той социальной дистанции, .какая намечена у Сумарокова. Так, на вопрос Волка, как дерзнул Ягненок одну с ним воду пить, тот заявляет о естественном равенстве:

— На  то  она
Сотворена <...>
Чтоб всех поить!

Державин сокращает оправдания Ягненка, но зато увеличивает обвинения Волка. И тут оказывается, что в их основе лежит некая изначальная неприязнь ("Но я твою породу издревле не терпел"). Мораль басни ("К барашку применить — невинность, зависть — к Волку") плохо соотносится с рассказом. Если Ягненок оправдался и тем самым его невинность доказана, то зависть Волка не вытекает из текста. Чему, собственно, завидовал Волк? Можно лишь предположить, что Волк испытывает зависть к невинной и безмятежной, чуждой корысти, естественной и простой жизни Ягненка. Если она обеспечена покровительством, то зависть перед ней бессильна, но как только она остается без поддержки (Волк "увидел, что один Ягненок воду пьет..."), то становится легкой добычей зависти. При достаточно сильном покровителе (ср. упоминание о пастушке и пастухе) зависть может и не обнаружиться, но без него она наглеет. Державин открыл ту истину, что в мире корыстных интересов невинность чрезвычайно хрупка. Она не может охранить сама себя и вынуждена искать поддержку со стороны более могущественных людей, чем всегда готовые к жестокой расправе завистники. Басня требовала от монарха ("пастуха") и государства деятельной и энергичной защиты подданных от жадных и ненасытных вельмож и сановников.

Этот экскурс в историю разработки басенного сюжета о Волке и Ягненке нужен для более отчетливого представления о новаторских идейно-художественных принципах Крылова.

Басня Крылова "Волк и Ягненок" начинается с утверждения общего морального принципа:

У сильного всегда бессильный виноват...

Он выступает благодаря своей категоричности непреложным законом Истории:

Тому в Истории мы тьму примеров слышим.

В дальнейшем История, то есть действительность, противопоставляется Басням, закрепляющим конкретные случаи:

Но мы Истории не пишем;
А вот о том, как в Баснях говорят.

Конкретный басенный случай в силу индивидуальности богаче общего морального закона. Крылов с самого начала затевает игру: действительность поверяется вымыслом, абстрактная истина — конкретным эпизодом. Вымысел должен в чем-то подправить действительность и типизировать ее. История и Басни не только противопоставлены, но и сопоставлены. Крылов отказывается от той прямой антитезы Истории и Басни, которой Вольтер закончил свою статью "Басня", предназначенную для "Философского словаря":

История твердят — .вот человек каков,
А должен быть каким — вещает басня.

Между Историей и Басней сразу же намечены сложные отношения. История не отвергается начисто, но и не принимается полностью. Кроме того, История "пишется", тогда как в Баснях "говорят".

Наконец, во вступлении к басенному рассказу начинает вырисовываться и рассказчик как личность. Рассказчик скромно заявляет, что не пишет Историю и не рассказывает Басню, а всего лишь передает содержание басенной "молвы". Но всем известно, что именно он-то и сочинил Басню, хотя прикрывается множеством баснописцев и как бы прячется за них. Далее можно заметить, что рассказчик говорит не от лица "я", а от некоего собирательного "мы". Рассказчик не хочет выделять себя из обширного целого и встать над другими: он, по-видимому, остается рядом со всеми, среди них. Занятая им позиция обеспечивает рассказу эпический тон и мешает проникновению открытого авторского начала в повествование, не навязывая личного освещения и оценки событий.

Рассказ и в самом деле развивается в эпическом ключе, причем отношения между Волком и Ягненком самые, что называется, "естественные". Волк — хищник, Ягненок — его лакомая добыча. Животные у Крылова ведут себя в соответствии со своими инстинктами.

В отличие от других баснописцев он уклоняется в вымысле от произвола воображения.

Крылов, вымышляя рассказ, нигде не допускает противоречия с действительным поведением животных в природе.

Столь же достоверно и просто мотивируется причина появления Ягненка у ручья. Сумароков не дает никакой мотивировки, Державин пишет: "Захотел воды испить". У Крылова описание содержит причину: "в жаркий день... напиться". В поведении Ягненка есть логика, как и в поведении Волка: "голодный рыскал Волк", "Ягненка видит он, на добычу стремится". Благодаря соблюдению причинной связи событий Крылову не нужно описывать ни Волка, ни Ягненка. Он сразу погружает нас в действительные отношения. В результате встреча Ягненка и Волка оказывается случайной и в то же время предопределенной их естественным поведением. Самому случаю Крылов придает закономерность, но не лишает его непреднамеренного характера. Он молчаливо допускал необязательность встречи. Но раз уж Волк оказался "около тех мест", то Ягненку не миновать беды.

Рассказчик в басне, таким образом, умудрен жизненным опытом. Но он предстает еще с одной стороны. Волку в его изображении недостаточно просто съесть Ягненка. Рассказчик замечает: "Но, делу дать хотя законный вид и толк, // Кричит..." Оказывается, Волк не только кровожаден, но он еще и лицемер, уверенный в своих возможностях безнаказанно нарушать установленные законы. Но беззаконию он желает придать вид законности. С этого момента рассказ приобретает сатирическое освещение благодаря иронии рассказчика. Лафонтен, Сумароков и Державин оставили этот мотив без внимания. В русской басне он появился у Тредиаковского, который шел от Эзопа ("под благовидным предлогом"):

Сего как съесть ему намерение вспало,
А справедливым бы казалось дело то.
Он говорил...

Сообщая рассказу сатирический оттенок, Крылов продолжил античную и русскую басенную традицию. Ирония, возникающая в речи рассказчика, сразу же выдает в нем человека с острым психологическим зрением. Он приоткрывает тайные намерения Волка. Тут существен и другой, чисто психологический штрих: Волк не удосуживается и даже не успевает обдумать свое дело. Он сразу кричит (у Сумарокова и Державина это место подано нейтрально: "начал говорить", "сказал"). Глагол "кричит" тотчас выдает в Волке некое значительное лицо, и тем самым устанавливается очевидная дистанция между Волком и Ягненком. С этого момента басенный рассказ строится как комическая сцена, приводящая к трагической развязке. Рассказчик появляется только в заключительном стихе: "Сказал, и в темный лес Ягненка поволок". Содержание рассказанного представляет собой сплошной диалог, выявляющий через речи персонажей их социальные черты. В этом же месте естественность животных инстинктов сменяется ненормальными, но вместе с тем типичными социально-нравственными отношениями.

Как обычно, басенный диалог развивается в двух планах: обвинения Волка отвергаются Ягненком, и пока дело касается "юридической" стороны, Ягненок кажется неуязвимым: но одновременно обвинения только предлог, скрывающий истинную цель Волка — съесть свою жертву, и потому каждое новое оправдание приближает Ягненка к гибели. Искусство баснописца состоит в игре этими двумя планами. Крылов очень изобретательно ее поддерживает. Волк не в силах придумать какое-либо реальное обвинение, и от досады, что миг расправы с Ягненком отдаляется, он гневается все сильнее и сильнее, спеша привести дело к развязке. Он держит в уме цель, неизвестную Ягненку, а Ягненок принимает ложные обвинения за чистую монету и поэтому сосредоточен исключительно на прямом смысле придирок. Диалог получается нестройный: Волк и Ягненок слышат только то, что хотят услышать. Но в этой нестройности и состоит сатирический эффект. По мере роста гнева Волка все более краткими и достойными становятся речи Ягненка. Он парирует обвинения Волка легко, потому что действует в пределах обычной логики и в нормах как бы простой, естественной нравственности. Мораль Волка держится как раз на праве презирать принципы простой и естественной этики. Отсюда понятно, что ни логика Волка, ни его нравственность не могут совпасть с логикой и нравственностью Ягненка. Опровержение ложных обвинений само оборачивается "ложью", а мнимые грехи посторонних тут же переносятся на неповинное конкретное лицо, и злым становится не носитель зла, а его противники и жертвы. Диалог возвращается к началу, но обвинение предстает обессмысленным и в то же время полным нового смысла.

Любопытна и последовательность обвинений, сохраняемая не только Крыловым, но и другими баснописцами. Сначала речь идет о вине самого Ягненка, причем вине, отнесенной к настоящему времени. - Затем вина отодвинута в прошлое ("Мне здесь же как-то нагрубил..."), наконец, оно снимается с Ягненка, переносится на его родственников, а впоследствии становится и вовсе предположительной, так сказать, виной впрок. В конце концов — и тут отличие Крылова от других баснописцев — вина снова падает на Ягненка. Вздорность обвинений нарастает до нелепицы и вместе с ней усугубляются гнев и неотвратимость беды. Эти противочувствия играют немалую роль в создании сатирического эффекта.

В речи Волка звучат открытые угрозы, презрительные, оскорбительные и надменно-фамильярные ("приятель") выражения, которые выдают в нем значительное лицо, по своему социальному положению занимающее высокое место в обществе. Вообще по сравнению с другими баснописцами Крылов сообщил речи Волка большую резкость, грубость и отрывистость. Его Волк не привык стеснять себя бранными речениями и сдерживать гнев. Волк как бы изначально наделен правом вершить суд по своему усмотрению ("За дерзость такову // Я голову с тебя сорву") и видит врагов во всех, кто, по его мнению, мешает его хищническим интересам. Он поднаторел в "распекацнях" и мнит себя чрезвычайно занятым важными делами ("Досуг мне разбирать вины твои..."). Он, наконец, привык к тому, что ему не могут возразить, и потому каждое возражение воспринимает не иначе, как личное оскорбление ("Поэтому я лгу!") и заведомую дерзость. Самой речью Волка Крылов рисует выразительный портрет недалекого, но обладающего полнотой власти хищника, удовлетворяющего лишь свои эгоистические цели. Недаром в речи Волка столь подчеркнуто звучит "мое" (Крылов выделяет это слово), "я", "мне".

Волк считает своим состоянием все, принадлежащее ему. Его собственные аппетиты безграничны. Крыловский Волк, однако, знает, что нарушает закон, и поэтому его хитрость глуповата. В конечном итоге он не может скрыть корысть ("Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать"), лежащую в основе его социального характера. Видимая нелепость этой фразы не только сводит воедино оба плана басенного диалога, но и обнажает реальный социально-общественный фундамент, на котором строится мораль Волка.


Не менее показательна с этой точки зрения и речь Ягненка. Он прямо относит к Волку титул "светлейший", "Светлость", подчеркивая то социальное расстояние, которое разделяет его и Волка. В речи Ягненка появляются обороты ("Когда светлейший Волк позволит.// Осмелюсь я донесть", "гневаться напрасно он изволит"), сообщающие ей подобострастие, которое оттеняет всемогущество Волка и ничтожность Ягненка. Однако его ничтожество коренится не в природе Ягненка. В дальнейшем он достойно противостоит Волку, и речь его не содержит никакого унизительного оттенка ("Нет братьев у меня", "Ах, я чем виноват?"). Он даже с третьего лица в обращении переходит на второе ("ты") — "Помилуй, мне еще и отроду нет году". Показательно, что растущий гнев Волка не вызывает в Ягненке никакого противодействия. Он лишь отвечает на смысл обвинений, но не обращает внимания ни на тон, ни на резкость выражений. Он их допускает, не возмущаясь и оставаясь спокойным, потому что оскорбления и грубость ему привычны, это, так сказать, в порядке вещей. По сравнению с речью Волка, состоящей из грозных вопросов и окриков, речь Ягненка выдержана в основном в повествовательных интонациях. Различие речевой манеры характеризует опять-таки социальное положение басенных персонажей. Крылов развертывает маленькую драму, в которой действующие лица своей речью характеризуют и себя, и свои моральные принципы. Рассказчик как бы уходит из басни, на время оставляя персонажей наедине. Сочувствие Крылова Ягненку нигде не выражено в авторской речи, оно скрыто в ней и вытекает из самой сцены как ее наглядный результат. Крылов отказывается не только от сочувствия Ягненку, но и от осуждения Волка. Оно тоже не выступает открыто, непосредственно. Это происходит потому, что баснописец избегает морализаторства, дидактики, маскирует назидательность басни. Он руководствуется не абстрактными нормами добра и зла, а конкретным раскрытием социальных отношений, которое выявляет их реальные этико-психологические следствия. Крылова не занимают Волк и Ягненок с точки зрения их индивидуальной психологии и личных душевных качеств. Они нужны Крылову как характеры, сформировавшиеся в конкретных социальных условиях, в процессе национально-исторического развития. Его интересуют их социальные роли, которые обусловили их психологию,, поведение и мораль. Крылов оставил как совершенно отвлеченное и бесполезное сочувствие или осуждение сложившейся реальности. С его точки зрения, бессмысленно осуждать Волка за то, что он терзает Ягненка, а Ягненка за то, что он дает себя терзать Волку.

Крылов исходит из установившихся социальных отношений как непреложной данности. Драматическая коллизия между Волком и Ягнёнком призвана воссоздать систему социальных связей, которая такова, что в ней с необходимостью закона складывается принцип, позволяющий одному съесть, а другому быть съеденным. Та же основа формирует психологию обоих персонажей, их поведение и нравственность. Один наивно придерживается естественной морали, а другой ее презирает, почитая своим кумиром произвол. Нарушение моральных норм ведет к безнаказанному произволу, предопределенному всей социальной системой. Место естественных, простых и справедливых отношений занимают ложные, извращенные, по сути своей аморальные и безнравственные. Вот эта трезвость и проницательность социально-этической оценки современного Крылову общества противостоит всякому приукрашиванию, идеализации действительности и (чего нет у других русских баснописцев) мешает проникновению чувствительности, умиления по адресу страдающих и несчастных персонажей. Она исключает открытое выражение сочувствия или осуждения. С такой точки зрения драматическая форма, в которую отливается содержание басни, наиболее, конечно, соответствовала тем идейно-художественным принципам, которых держался Крылов.

Однако отказ от прямого сочувствия или осуждения совсем не означал, что Крылов оставался беспристрастным созерцателем. Его позиция рассказчика выражена в басне вполне отчетливо и определенно. Пользуясь своим высоким положением в обществе, Волк нарушает естественные и простые моральные нормы, он пренебрегает истиной, как только она расходится с его интересами, но в той легкости, с какой каждый раз оправдывается Ягненок, заключена сила коренных и неисчезаемых моральных устоев. Волк так и не смог найти ни одного стоящего довода, чтобы "дать делу... законный вид и толк". Он каждый раз терпит поражение, обмануть истину ему все-таки не удается, и он вынужден использовать свое могущество, применив насилие. Ягненок пал жертвой не ложных обвинений, которые он без труда отверг, а эгоистических интересов хищника, в конце концов отказавшегося от придирок и употребившего власть. Но оправдания Ягненка не отвергнуты, их истинность несомненна. Стало быть, гибель Ягненка не отменяет другой силы — тех естественных, хотя и попранных моральных норм, которые остаются неопровержимыми. В том, что Волк отбрасывает всякие дальнейшие попытки уличить Ягненка, и заключается победа этих простых жизненных ценностей, не поддающихся хитроумным манипуляциям. Басня строится так, чтобы Волк обнаружил свое лицемерие, в основе которого скрыт голый расчет. Как только это стало ясно, басня кончилась и началась расправа. Четкая граница проходит у Крылова между разумной, основанной на справедливых законах жизнью и жизнью, в которой господствуют исковерканные и ложные нравственные нормы. Вот куда клонится поэтическая правда басни, и эта правда целиком принадлежит рассказчику, лукавое простодушие которого проявилось в компоновке басенного диалога (и басенного рассказа в целом), изобилующего игрой противоположных страстей и смыслов.


Валентин КОРОВИН( 1932 года рождения. Доктор филологических наук (1983), заведующий кафедрой русской литературы. Почетный профессор МПГУ (2012).Окончил факультет русского языка и литературы МГПИ им. В.И. Ленина.Работал заведующим редакциями литературы и искусства журналов «Семья и школа», «В мире книг», старшим научным сотрудником сектора теоретических основ эстетического воспитания Научно-исследовательского института художественного воспитания Академии педагогических наук, возглавлял Пушкинский кружок. С 1987 г. – председатель Совета по защите кандидатских и докторских диссертаций по филологии, член экспертного совета Высшей аттестационной комиссии по филологии (1989 – 1998). Длительное время преподавал
в Хельсинкском и Иллинойском университетах).
Знаменитая басня Крылова "Волк и Ягненок" была написана в 1808 году и тогда же опубликована в журнале "Драматический вестник".)