Из книги. Доисторические истории

Пастораль
 
Гладко ли ухабисто, по воде ли посуху,
наплевав на равенство, подчинялись посоху.
Приводил на пастбище, уводил с побоища…
Нам, овечкам, что ещё? Боле всё не стояще.
Агнцы мы безрогие - даром что брыкучие -
пастыря б нестрогого, спариться по случаю,
на лужку зелёненьком пощипать бы травушку,
поиграть с ягнёночком, потрепать бы по ушку.
А наступит времечко, да наточат ножики,
Бог даст, не мои – его завиточки в кровушке.
Нам отара дом родной! Овчары с овчарками
охраняют наш покой батогами - палками.
Только волчьей ночкою тень мелькнёт зубастая,
сердце так и ёкает.
В предвкушенье счастья, а?
***


Там, за горой...
 
Там, за горой, живем уже не мы.
Там запахи другие у похлебки,
Другой иглою бьют татуировки,
Не в храме - не поют - не те псалмы.

Их женщины похожи на сивилл,
Их дети безобразны и печальны,
Жрецы упадок сохраняют в тайне
И жертвенный очаг давно остыл.

Отвратны нам и говор их и смех.
Мы видим гору - каменеют лица.
Не можем просто жить, любить, молиться.
Готовы в Ад, лишь прихватить бы Тех.

Там не моя расплетена коса
И не меня целуешь на рассвете.
Не у меня твои родятся дети.

...но будет девочка,
у ней мои глаза.
***

Земляничное мыло
 
Возился с глиною, устал. Лепил - но как-то не похоже.
И в новорожденном ручье мыл руки, ногтем скрёб по коже,

сдирая глиняную плоть, что въелась в заусенцы, поры,
до красноты,  до ломоты, до первых звёзд. Шло время споро:
и твердь, и воды, и цветы - всё было хорошо и к месту.
Лишь тот, убогий, пересох и в полдень раскололся, треснул.
Из разнобоя черепков рождались маленькие люди,
молясь злопамятным богам. Дары из глиняных посудин
хватали боги и божки, урча, рыча, бросались в чащу,
а главный бог жрал больше всех – крысиномордый смрадный ящер.

Создатель смёл в один совок интеллигенцию и быдло
и вымыл руки. Новый мир пах долго земляничным мылом.