Витька

 В 3 года я заболел дизентерией и мама повезла меня к врачу. Долго ехали, долго шли, а когда пришли и врач меня осмотрела, то оказалось, что обратно домой мама поедет одна. Без меня. Она не говорила мне об этом и я чувствовал себя обманутым. Плакал, конечно, громко и долго, цеплялся за мамины рукава и отбрыкивался от врача. Мама мне оставила пластмассовый розовый пистолет с белыми разводами, у которого был железный курок, чтобы щелкать пистонами. Еще она оставила детскую тонкую книжку, в которой на каждой странице были нарисованы домики и написаны короткие стишки. Дверки и окошки в этих домиках открывались и было видно что у домиков внутри и какие зверушки там живут. В больнице я был очень долго и никого ко мне и к другим ребятам не пускали. Пистолет и книжка казались очень дорогими и я берег их как драгоценности. Они связывали меня с домом и мамой.
 Как-то раз нянечка сказала, что ко мне приехал отец и что я смогу с ним поговорить через форточку. Я был очень рад и ждал, что он меня заберет. Отец был так далеко внизу, что я еле слышал что он кричит. Он сказал, что мама и старший брат тоже заболели, что лежат они в разных больницах и он должен навестить их, поэтому не сможет со мной долго разговаривать, а забрать меня домой ему не разрешает врач. В руках у отца была игрушка. Он сказал, что привез ее мне. Это была белая пластмассовая палочка с кругом на конце, на котором были пропеллеры, скрученные из блестящей цветной пленки. Пропеллеры вертелись на ветру или когда палочкой размахивали как сачком для бабочек. После того, как отец ушел, нянечка принесла мне эти пропеллеры. Тогда эта игрушка мне казалась необыкновенной и удивительной. И еще у меня появилась игрушка, связывавшая меня с отцом.
 После приезда отца, в больнице я пробыл еще очень долго, но однажды мне и еще нескольким ребятам сказали, что теперь нас переведут в детский садик. Я приготовил пистолет, книжку и пропеллеры, чтобы взять их с собой, но нянечка сказала, что этого делать нельзя, потому, что болезнь которой я болел заразная и все игрушки нужно оставить в больнице. Ревел я, наверное, так же, как в день расставания с мамой.
 Перевезли нас в детский садик, в который так же, как в больницу, никого не пускали. Однажды на прогулке, сидя на веранде, я услышал, что меня кто-то зовет. Голос был из-за забора. Забор садика был сделан из плотно подогнанных досок, покрытых старой облупившийся краской. Подойдя к забору я пытался разглядеть того, кто меня зовет сквозь щели в заборе. Голоса мамы я сначала не узнал, а когда узнал начал плакать и просить, чтобы она меня забрала. Она обещала забрать, но позже, когда разрешит врач.
 Второй раз мама приехала уже с братом. Он подарил мне настоящий стальной перочинный нож, просунув его в щель между досок, предварительно расковыряв ее этим ножом. Нож был узкий, длинный, с двумя лезвиями и блестел белым светом. Нож мне понравился, но ни маме, ни брату я уже не радовался. Не плакал и не просился домой. Мне было всё равно. Много позже я слышал мамин разговор с кем-то из родственников, в котором она рассказывала, что очень испугалась, когда увидела мое безразличие. А я узнал, что такое забыть маму.