Сын чиновника

  Учиться никогда я не любил,
Мне по душе был вольный дух свободы,
Я не прикладывал особых сил,
К учению. И молодые годы
Я чаще не за партой проводил;
Меня влекли хмельные хороводы,
Объятия и песни под луной,
Я был из молодёжи золотой.

Я из родителей сплетал верёвки,
А также мог на совесть надавить,
Освоил все дешёвые уловки,
Чтоб жертвой невнимательности слыть;
Меня жалели, гладя по головке;
И продолжал я беззаботно жить.
Я десять классов одолел с трудом,
И бурно погулял на выпускном.

  Потом пять лет провёл я в высшей школе;
Сейчас не трудно – денежки плати,
И можешь дальше не учиться боле,
Студент из меня вышел не ахти;
Отмучился кой-как, и я – на воле,
Стою в начале славного пути.
С друзьями крепко выпили тогда,
И каждый разлетелся кто куда.

  Хоть был я знаменитый лоботряс,
Но будущность меня не волновала –
Местечко мне отец давно припас:
Помощником своим он для начала
Меня назначил. Помню, как сейчас,
Что всё во мне и пело и плясало:
Сиди себе, подписывай бумажки,
Да набивай деньжатами кармашки.

Отец мой был из тех, кого зовут
Почётным именем – слуга народа;
Он был известный крючкотвор и плут,
Как, впрочем, вся их хитрая порода;
Такие что-нибудь всегда урвут,
Но избегают гиблого исхода,
Не забывая отдавать процент –
Для власти очень веский аргумент.

  В то время жил я весело и ярко,
Работал мало, зажигал, кутил;
С друзьями за бильярдами и чаркой
Вначале все досуги проводил;
Потом я отдавался страсти жаркой,
Я привлекателен для девок был,
Они во мне искали жениха,
А я искал лишь сладкого греха.

Когда ж надоедали мне девицы,
И гнал я глупых дурочек взашей,
На помощь приходили жгут и шпри;цы,
Тогда я видел розовых чертей,
Но вовремя я смог остановиться,
Меня спасла из пагубных сетей
Страсть новая – азарт, адреналин,
Крутые повороты, блеск машин.

Меня приня;ли гонщики лихие;
Мы звались рыцари ночных дорог,
И часто наши лошади стальные
Раскидывали транспортный поток,
Мы все были ребята скоростные,
Но я был самый бешеный ездок;
И мчался безо всякого сомненья,
Презрев закон и правила движенья.

  Однажды, учинив с друзьями гонку,
Я мчался, словно метеор в ночи,
На переходе тощую девчонку,
Вдруг осветили фар моих лучи.
Толчок! Она взвилася, вскрикнув тонко,
Ну всё, уж не помогут ей врачи.
Услышав звук ломаемых костей,
Я ринулся оттуда поскорей.

Когда я от проспекта торопливо,
Кипя от возмущенья, уезжал,
Какой-то мужичонка, гад ретивый
Мой номер на бумажке записал;
Меня поймали. Я тогда визгливо
Патрульных бранью так и поливал:
"Да знаете ли, гниды, чей я сын?!!"
Они мне: "Успокойтесь, гражданин".

Но я не унимался, рвался в бой,
Меня тогда в наручники сковали;
Позднее поднялся; и шум и вой,
И все меня убийцей называли;
Я втайне потешался над толпой,
Их выпады меня не волновали.
Я дерзок и нахален был тогда,
Не опасаясь нашего суда.

Ведь если ты у власти и богат,
То знай, что правда будет за тобою;
У нас нашелся ушлый адвокат,
Знакомый с прокурором и судьёю,
Мы не жалели никаких затрат,
И даже с пострадавшею семьёю
Хотел договориться стряпчий наш,
Но не сломил тогда старухи блажь.

Как ни старался, старой идиотки
Не смог наш адвокатик подкупить,
Она меня хотела за решёткой
Из-за убитой дочери сгноить,
Та встреча оказалася короткой:
О мзде услышав, палкой отходить
Старуха вознамерилась юриста,
Но тот умчался, воя голосисто.

  И, наконец, случился этот суд –
Фарс прокурора, судей, адвоката,
Последний был изрядный словоблуд,
И суд решил: девица виновата!
Вердикт зачитан, в зале все встают,
Так ловко я избегнул каземата.
И выйдя радостно на белый свет,
Я затянулся дымом сигарет.

Ко мне тогда старуха подбежала,
Дрожа, как лист, от яростной тщеты,
И голосом загробным закричала:
"Отныне будь навечно проклят ты,
Ну, погоди же, – ведьма продолжала, –
И ты увидишь чёрные кресты!"
Меня тогда схватил невольный страх
И я ушел оттуда второпях.

  Но вскоре за унылою рутиной,
За буднями немного стих скандал;
Отец моей занялся дисциплиной,
И больше мне гонять не позволял;
Я распростился со своей машиной,
Однако возражать отцу не стал.
Но полностью от ветреной молвы
Я всё же не избавился. Увы!

Чтоб от неё меня скорей избавить,
Отец для пользы дела порешил
В далекий городок меня отправить,
Где он когда-то фирму сколотил;
"Пришла пора тебе её возглавить", –
Перед отъездом он мне заявил.
Добавил, пригрозив: "Не дебоширь!"
И улетел я в хладную Сибирь.

  Сибирь свои объятья распахнула
И приняла; радушно беглеца;
Работа потихоньку затянула,
Я стал успешен, радуя отца,
Трудился я, не ведая отгула,
Во мне проснулась жилочка дельца.
Оставил я попойки, развлеченья,
Меня теперь влекло обогащенье.

  С тех пор прошло семь незаметных лет;
На новом месте я остепенился,
Упорством приобрёл авторитет,
И на любимой девушке женился,
Я был семейным счастием согрет,
А там у нас с женой сынок родился:
Голубоглазый пухлый карапуз –
Итог любви и крепких брачных уз.

  Я был тогда счастливей всех на свете:
Жена-красавица, и сын растёт
Мы с нею радовались, словно дети,
Узнавши, что она второго ждёт;
Всё было, будто в сказочном сюжете,
Но у судьбы ко мне был давний счёт,
И подготовлен гибельный урок,
Настал и мне расплачиваться срок.

В тот день стояла осень золотая,
И я с семьёю ехал на пикник,
Навстречу нам, друг друга обгоняя,
Неслись машины. Вдруг занос. И вмиг
На нас летит громадина стальная;
Удар, стеклянный дождь и резкий крик…
Кругом мелькали небо и холмы,
И я обрушился в объятья тьмы.

  Очнувшись в незнакомой мне палате,
Без сил, с глухою болью я лежал;
Сидела женщина вблизи кровати,
А рядом тонко аппарат пищал;
Авария привиделась некстати,
Я медсестре тихонько прошептал
"А где мой сын и где моя жена?"
Но не сказала ничего она.

А утром у меня отец сидел;
На вид он был понурый, но бесстрастный
Я, слушая его рассказ, бледнел
Сказал он: "В той аварии ужасной
Лишь только ты один и уцелел".
Я долго плакал в горести напрасной,
"Ты был полгода в коме, – молвил он, –
И лишь вчера прервался этот сон".

  Потом еще три месяца в больнице
Провёл я будто в смутном, страшном сне
(Меня нашли изломанною птицей,
И раны затянулись не вполне).
Я продолжал метаться и казниться,
Всё думал о сыночке и жене,
И о пустой, холодной колыбели,
Виски мои в ту по;ру поседели.

  Когда покинул я свою палату,
То был уже разбитым стариком,
Я пережил огромную утрату,
И смех весёлый стал мне незнаком;
Я брёл и брёл, подобно автомату,
На кладбище однажды вечерком;
Вступил, страдая, на погост унылый,
Чтоб повидать родимые могилы.

С трудом дыша, тоскою изъязвлённый,
Я подошел в безмолвии туда,
Где под землёю тихо погребённый
Остался прах любимых навсегда;
И я, внезапным страхом поражённый,
Подумал о проклятии тогда:
Оно сбылось. Поникнув сединами,
Я плакал перед чёрными крестами…