Алвару де Кампуш Морская Ода послед. вар-т перевод

             Посвящается Santa Rita Pintor

Перевод Ирины Фещенко-Скворцовой (2013 г.)

Один, на пустой пристани, свежим и летним утром
Смотрю на гавань, на море, в Бесконечность смотрю,
Доволен я тем, что вижу
Маленький, чёрный и светлый, идущий сюда пароход.
Идёт издалёка, чёткий, с классическим силуэтом,
И за ним остаётся надменная струйка дыма.
Вот он заходит в гавань, и утро за ним заходит,
И в реке оживает морская жизнь – там и тут:
Паруса поднимают, буксиров лёгких движенье,
В порту за судами стоящими появляются барки,
Лёгкого бриза волна.
Но душа моя видит только
Это судно, входящее в гавань,
Потому что в нём Даль и Утро,
Чувство моря в нём в этот час,
И мучительна эта сладость - тошнота,
Но не в теле, а в духе…

На судно смотрю, душой от него отстраняясь,
И внутри меня маховик двигателя начинает медленное движение.

Пароходы, входящие утром в гавань,
Приносят моим глазам
Таинство печали и радости - ухода и возвращения,
Приносят память о далёких пристанях, иных временах,
О другой жизни того же человечества в других портах.
Все швартуются, все покидают пристань на кораблях,
Это – я чувствую это в себе, как свою кровь –
Бессознательно-символическое, ужасное,
Угрожающее метафизическими значениями,
Которые переворачивают всё в том человеке, кем я был…

Ах, вся эта пристань – ностальгия, застывшая в камне!
И когда судно оставляет пристань,
И вдруг становится заметно открывающееся пространство
Между пристанью и кораблём,
Приходит ко мне тоска, возникшая недавно,
Какой-то туман грустных чувств,
И блестит на солнце в моих заросших травой печалях,
Как первое окно, куда стучится рассвет,
И обволакивает меня, как воспоминание другого человека,
Как если бы оно, мистическим образом, было моим.

Ах, кто знает, кто знает,
Что я не отошёл когда-то, когда меня ещё не было,
От одной пристани; что не покинул на корабле,
В косых лучах рассветного солнца,
Какой-то другой, необычный порт?
Кто знает, не покинул ли я, прежде чем время
Внешнего мира, как я его вижу,
Взошло для меня,
Какую-то большую пристань, полную немногими людьми,
В каком-то большом городе, наполовину проснувшемся,
В каком-то громадном городе, торговом, многолюдном, апоплексическом,
Так, как это может быть вне Пространства и Времени?

Да, от одной пристани, от одной пристани, каким-то образом материальной,
Реальной, видимой, как пристань, настоящая пристань,
Пристань Абсолютная, образу которой, бессознательно подражая,
Неощутимо для себя самих припоминая её,
Мы, люди, сооружаем
Наши пристани в наших портах,
Наши пристани из настоящего камня на подлинной воде,
И они, будучи построенными, внезапно предвещают
Подлинные Вещи, Вещи - Духи, Сущности – Души-в Камне,
Некие моменты – вспышки наших глубинных чувств,
Когда во внешнем мире как бы открывается дверь,
И, хотя ничего не меняется,
Всё раскрывается по-иному.

Ах, Большая Пристань, откуда мы отчаливаем на Судах – Нациях!
Великая Пристань Прошлого, вечная и божественная!
Из какого порта? В каких водах? И почему я так думаю?
Великая Пристань, похожая на другие, но Единственная.
Полная, как и они, шумной тишиной на рассветах
И расцветающая по утрам в грохоте подъёмных кранов
И прибывающих товарных поездов,
И под облаком, случайным, чёрным и лёгким,
Возникающим из дыма труб ближайших фабрик,
Покрывается тенью земля, чёрная от блестящих частичек угля,
Будто тенью от облака, проходящего над тёмной водой.
Ах, ведь сущность таинства и чувства, остановленные
В божественном экстазе, выделяющем
Часы цвета тишины и печали -
Это не мост между любой пристанью и Пристанью!

Пристань, так черно отражённая в неподвижных водах,
Возня на борту кораблей,
О душа, бродячая и непостоянная, тех, кто отправляется,
Символических людей, проходящих, с которыми ничто не продолжается,
Потому что, когда корабль возвращается в порт,
Всегда есть какие-то изменения на борту!

О, постоянные побеги, отъезды, упоение Разнообразием!
Вечная душа мореплавателей и морских путешествий!
Корпуса судов, тихо отражающиеся в водах,
Когда корабль покидает порт!
Плыть по поверхности, как душа жизни, уходить, словно голос,
Переживать миг, колыхаясь на вечных водах.
Пробуждаться для дней более непосредственных, чем дни Европы,
Видеть мистические порты над одиночеством моря,
Огибать далёкие мысы для неожиданных просторных пейзажей,
Для бесчисленных изумлённых склонов….

Ах, далёкие побережья, пристани, видные издали,
И потом побережья близкие, пристани, видные вблизи.
Таинство каждого ухода и каждого прибытия,
Болезненная нестабильность и непонятность
Этой невозможной вселенной,
Более ощущаемой на собственной коже в каждый морской час!
Абсурдный вздох, расточаемый нашими душами -
Над пространством разных морей с островами вдали,
Над далёкими островами, с бегущими склонами,
Над вырастающей чёткостью портов, с домами и людьми, -
Предназначенный для судна, которое приближается.

Ах, свежесть тех рассветов, в которые суда прибывают,
И бледность рассветов отплытия,
Когда наши внутренности содрогаются,
И какое-то смутное чувство, похожее на страх,
- Старинный страх всякого ухода и отъезда,
Мистическое старинное опасение Прибытия и Нового –
Стягивает нам кожу и терзает нас,
И всё наше тоскующее тело ощущает,
Как если бы это была наша душа,
Какое-то необъяснимое стремление почувствовать это иначе:
Какая-то ностальгия по чему-то неясному,
Какое-то потрясение, пробуждение привязанности к некой смутной родине?
К какому берегу? На каком корабле? У какой пристани?
Потому что болят в нас эти мысли,
И только остаётся громадная пустота внутри нас,
Какое-то пустое пресыщение морскими минутами,
И смутная тоска, что была бы скукой или болью,
Если бы я знал, как это сделать…

Летнее утро ещё немного прохладное.
Лёгкое оцепенение ночи ещё бродит в пробуждающемся воздухе.
Мало-помалу ускоряется движение маховика внутри меня.
И пароход заходит в порт, потому что он без сомнения должен зайти,
И – нет - потому что я его вижу идущим чрезмерно далеко.

В моём воображении он уже близко и виден
На всём протяжении линий его иллюминаторов.
И трепещет во мне всё, вся плоть и вся кожа,
Из-за этого создания, которое никогда не прибудет ни на одном судне,
И мне случилось ждать сегодня на пристани, согласно тайному приказу.

Корабли, заходящие в гавань,
Корабли, покидающие порты,
Корабли, проходящие вдали
(Воображаю, что вижу их с пустынного побережья) –
Все эти суда почти абстрактны в своём движении,
Все эти суда волнуют меня так, как если бы это была другая вещь,
А не просто суда, суда уходящие и приближающиеся.

И корабли, видимые вблизи, хотя я не поднимаюсь на борт,
Видимые снизу, из шлюпок, высокие заборы из железных листов,
Видимые изнутри, через каюты, залы, кладовые,
И когда разглядываешь вблизи мачты, остриями тянущиеся кверху,
Держишься за верёвочные поручни, спускаешься по неудобным трапам,
Ощущаешь, как от всего этого пахнет смесью металла и моря –
Корабли вблизи – совсем другие и такие же,
Возбуждают такую же ностальгию и такую же тоску, но другим образом.

Вся морская жизнь! Всё, что есть в морской жизни!
Прокрадывается в мою кровь всё это тонкое обольщение,
И я бесконечно  думаю о путешествиях.
Ах, линии отдалённых побережий, сплющенные горизонтом!
Ах, мысы, острова, песчаные пляжи!
Ах, морские одиночества как те мгновения в Тихом океане,
Когда, не знаю, из-за какого внушения, полученного в школе,
Твои нервы не выносят сознания, что это самый большой из океанов,
И весь мир и всё, что в нём есть, превращается в пустыню внутри нас!
Пространство более обжитое человеком, более загрязнённое  - Атлантики!
Индийский – самый мистичный из всех океанов!
Средиземное море – ласковое, без всякой мистики, классическое, море, предназначенное бить,
Ударяясь об эспланады, видные из ближайших садов с белыми статуями!
Все моря, все проливы, все бухты,
Я бы хотел прижать их к груди, почувствовать их и умереть!

И вы, о, атрибуты морских путешествий, старые игрушки моей мечты!
Составляйте извне мою внутреннюю жизнь!
Кили, мачты и паруса, колёса штурвалов, верёвочные снасти,
Трубы пароходов, винты, м;рсели, вымпелы,
Канаты, люки, котлы, коллекторы, клапаны,
Падайте внутрь меня грудами, кучами,
Как перепутанное содержимое выдвижного ящика, вываленное на пол!
Пусть вас успокоит сокровище моей лихорадочной скупости,
Пусть вас успокоят плоды с дерева моего воображения,
Предмет моих песен, кровь в сосудах моего разума,
Это вашими узами я  привязан к внешнему, его эстетике,
Давайте мне метафоры, образы, средства словесности,
Потому что в действительности, всерьёз, буквально -
Мои ощущения, как парусник - килем вверх,
Моё воображение – якорь, наполовину погружённый в воду,
Моя тоска – сломанное весло,
И партитура моих нервов – сеть, сохнущая на берегу!
 
Звучит на реке один гудок, только один.
Трепещет уже самая основа моей психики.
Всё быстрей крутится маховик внутри меня.

Ах, суда, путешествия, не – знать – что – ждёт – в конце
Некоего Фулану (1), моряка, нашего знакомого!
Ах, какое величие в знании, что один человек, который был знаком с нами,
Утонул близко от какого-то острова в Тихом океане!
Мы, бывшие с ним знакомыми, станем говорить обо всем этом
С законной гордостью и едва заметной фамильярностью,
Благодаря чему всё это выглядит красивее и содержательнее,
Чем только крушение судна, на котором он был,
И погружение его в море, когда вода входила в его лёгкие!

Ах, пароходы, грузовые суда, парусники!
Всё реже встречаются - какая жалость – в морях парусники!
И я, любящий блага современной цивилизации, я, сердечно целующий машины,
Я – инженер, я – цивилизованный человек, я, получивший образование за границей,
Хотел бы видеть вблизи только парусники и деревянные суда.
Не знать ни о каком другом мореходстве, кроме старинного!
Потому что моря в старину – это Абсолютное Расстояние,
Чистая Даль, свободная от груза Современности…
И, ах! Как здесь всё мне напоминает ту лучшую жизнь,
Те моря, казавшиеся больше, потому что суда ходили медленнее.
Те моря, мистические, потому что о них знали меньше.
 
Каждый пароход вдали – это близкий парусник.
Каждый отдалённый корабль, видимый сейчас – это корабль из прошлого, видимый вблизи.
Все невидимые моряки на борту кораблей на горизонте –
Это видимые моряки из времени прежних кораблей,
Из эпохи опасных мореплаваний, эпохи медленной и парусной,
Из эпохи дерева и парусины плаваний,  длившихся месяцами.

Овладевает мной мало-помалу бред о морском снаряжении,
Пронизывают меня физически пристань и её атмосфера,
Волнение на Тежу (2) поднимает меня над ощущениями,
И начинаю мечтать, начинаю обволакивать себя мечтаньями о водах,
Начинают меня цеплять приводные ремни моей души,
И ускорение движения маховика чётко сотрясает меня.

Зовут меня воды,
Зовут меня моря,
Зовут меня, поднимая голос, облекшийся плотью, дали,
Морские эпохи, ощущаемые в прошлом, зовут меня.

Ты, английский моряк, Джим Бернс, мой друг, это ты
Научил меня тому крику стариннейшему английскому,
Который так отравляюще поясняет
Для сложных душ, как моя,
Смутный зов вод,
Голос, странный, таинственный, всех морских вещей,
Кораблекрушений, далёких путешествий, опасных переправ,
Тот твой английский крик, ставший всеобъемлющим в моей крови,
Не похожий на крик, нечеловеческий, без голоса,
Тот крик дрожал так, что, казалось, звучал
Из недр пещеры, чей свод – небо.
И, казалось, повествовал обо всех зловещих вещах,
Какие могли случиться в Дали, в Море, Ночью…
(Ты выдумывал, что звал какую-то шхуну,
И говорил так, прикладывая руки ко рту,
Сооружая рупор из рук, крупных, задубелых и тёмных:

Ах;-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о – иии…
Шхуна ах;-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о – иии…)

Слушаю тебя отсюда, сейчас, и словно пробуждаюсь для чего-то непонятного.
Колеблется ветер. Поднимается утро. Начинается жара.
Чувствую, что у меня горят щёки.
Мои глаза - знающие - расширяются.
Экстаз во мне поднимается, растёт,
И со слепым грохотом мятежа в нём выделяется
Живое вращение маховика.

О, шумный зов,
Чьи жар и  ярость кипят во мне
Во взрывном единстве всех моих неосуществлённых желаний, -
Все крутящиеся смерчи моей собственной скуки!..
Призыв, заброшенный в мою кровь
Из какой-то прошлой любви, неизвестно откуда, он возвращается
И ещё имеет силу меня привлекать и притягивать,
Ещё имеет силу заставить меня ненавидеть эту жизнь,
Проходящую среди непроницаемости физической и психической
Реальных людей, с которыми я живу!

Ах, что бы ни случилось, куда угодно, - уехать!
Отправиться туда, далеко, по волнам, по опасностям, по морю.
Идти в Дали, за Границу Привычного, на Абстрактное Расстояние,
Бесконечно, ночами, мистическими и глубокими,
Как пыль, нестись по воле ветров, ураганов!
Уехать, уехать, уехать, уехать раз и навсегда!
Вся моя кровь ярится, окрылённая!
Всё моё тело устремляется вперёд!
Выбираюсь силой моего воображения наружу с потоками!
Толкаю самого себя, реву, низвергаю себя в слепую стихию!...
Взрываются в пене мои страстные желания,
И моя плоть – это волна, встретившая скалу!

Думая об этом – о ярость! Думая об этом – о бешенство!
Думая об этой тесноте моей жизни, полной тоски,
Ощущаю, как внезапно, дрожью, переходя все пределы,
С колебанием чувственным, широким, стремительным
Живого маховика моего воображения,
Начинается для меня свистящий, головокружительный, неистовый
Гон, сумрачный и садистический гон пронзительной морской жизни.

Эй, матросы, вперёдсмотрящие! эй, команда и штурманы!
Мореплаватели, матросы, мореходы, искатели приключений!
Эй, капитаны судов! кормчие и марсовые!
Парни, что спят в грубых каютах!
Парни, что спят в обнимку с Опасностью, ожидая своей вахты!
Парни, что спят со Смертью, как с подушкой под головой!
Парни, для которых ют - наблюдательный пункт, откуда видна
Безмерная необъятность необъятного моря!
Эй, машинисты подъёмных кранов!
Эй, матросы, зарифляющие паруса, кочегары, юнги!
Парни, загружающие трюмы!
Парни, свёртывающие канаты на шкафуте!
Парни, надраивающие медь люков!
Парни у штурвала! Парни у машин! Парни на мачтах!
Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
Люди в матросских беретах! Люди в вязаных тельняшках!
Люди, чья грудь украшена якорями и скрещенными знамёнами!
Люди с татуировкой! Люди с трубками! Люди на борту!
Люди, смуглые от вечного солнца, обожжённые столькими дождями,
С глазами, промытыми необъятностью, открывшейся перед ними,
С отвагой на лицах, в которые било столько ветров!

Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
Парни, видевшие Патагонию!
Парни, ходившие вдоль берегов Австралии!
Вы, чей взгляд вбирал в себя побережья, которые я никогда не увижу!
Вы, ступавшие по тем землям, на какие я никогда не сойду с корабля!
Вы, покупавшие грубые товары колоний, важничая перед аборигенами!
И делавшие всё это так обыденно,
Будто всё это было естественным,
Будто такой и должна быть жизнь,
Будто даже и не выполняя некого назначения!
Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
Парни сегодняшнего моря! Парни морей прошлого!
Капитаны больших кораблей! каторжники галер! участники битвы у Лепанто! (3)
Пираты времён Рима! Мореплаватели Греции!
Финикийцы! Карфагеняне! Португальцы, устремлявшиеся из Сагреша (4)
В бесконечное приключение, в Абсолютное Море, совершать Невозможное!
Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
Парни, воздвигавшие каменные вехи (5), дававшие имена мысам!
Парни, первыми начавшие торговлю с африканцами!
Те, кто первыми стали продавать рабов из новооткрытых земель!
Первые европейцы, приводившие в экстаз изумлённых негритянок!
Привозившие золото, бисер, сандаловое дерево, стрелы,
С откосов, взрывавшихся буйной зеленью!
Парни, грабившие тихие африканские племена,
Вы, грохотом орудий  обращавшие в бегство эти народы,
Вы, пытавшие, отнимавшие имущество, убивавшие, вы, кто получали
Призы Первооткрывателей, вы, кто, нагнув голову под ударами ветра,
Пробивался к тайнам новых морей! Эй-эй-эй эй-эй!
Вас, всех  - в одном, вас, сливающихся в одно существо,
Вас, перемешавшихся, точно скрестившихся друг с другом,
Вас всех, окровавленных, буйных, ненавидимых, страшных, святых, -
Я вас приветствую, я вас приветствую, я вас приветствую!
Эй-эй-эй-эй эй! Эй эй-эй-эй эй! Эй-эй-эй эй-эй-эй эй!
Эй лах; – лах; лаХО – ла;-; -; – ; – ;!

Я хочу идти с вами, хочу идти с вами,
Со всеми вами в одно и то же время,
Во все земли, куда вы ходили!
Хочу встретиться лицом к лицу со всеми вашими опасностями,
Ощутить на своём лице ветра, от которых покрывались морщинами ваши,
Выплюнуть соль морей, целовавших ваши губы,
Приложить руки к вашей тяжкой работе, пережить ваши шторма,
Прийти, как и вы, под конец, в необычные гавани!
Бежать с вами от цивилизации!
Потерять с вами представление о морали!
Чувствовать, как изменяется с вами моя человеческая природа!
Упиваться с вами в южных морях
Новыми зверствами, новыми пертурбациями души,
Новыми пожарами внутри моего вулканического духа!
Идти с вами, освободившись от меня – ах! убирайтесь прочь! –
Мои одежды цивилизации, моя вялость в действиях,
Мой врождённый страх перед цепями,
Моя тихая жизнь,
Моя жизнь сидячая, статичная, умеренная, жизнь наблюдателя!

В море, в море, в море, в море,
Эй! бросить в море, по ветру и по волнам
Мою жизнь!
Просолить пеной, кидаемой ветрами,
Мою страсть к великим путешествиям.
Бичевать водой, как плетью, плоть моего приключения,
Пронизать океанским холодом кости моего существования,
Истязать, резать, иссушать ветрами, обжигать брызгами пены, солнцами,
Моё существо циклонное и атлантическое,
Мои нервы, трепещущие, словно такелаж, -
Лира в руках ветров!

Да, да, да… Распинайте меня в плаваниях,
И мои плечи насладятся своим крестом!
Привяжите меня к путешествиям, словно к столбам,
И ощущение столбов войдёт в мой позвоночник,
И я буду ощущать их в необъятном пассивном экстазе!
Делайте, что хотите со мной, как только мы уйдём в море,
На палубе, под шелест волн,
Пытайте меня, разорвите, убейте!
Чего я хочу – это отнести к Смерти
Душу, переполненную Морем,
Пьяную от всех вещей, связанных с Морем,
Как от моряков, так и от якорей, от мысов,
Как от далёких берегов, так и от шума ветров,
Как от Дали, так и от Пристани, как от кораблекрушений,
Так и от спокойной торговли,
Как от мачт, так и от волн,
Унести к Смерти с болью, сладострастно,
Стакан, полный пиявок, сосущих, сосущих,
Странных, зелёных, абсурдных морских пиявок!

Пусть мастерят корабельные снасти из моих вен!
Швартовы из моих мускулов!
Пусть сдирают с меня кожу, прибивают её к килю судна.
И позвольте мне чувствовать боль от гвоздей, чувствовать бесконечно!
Пусть сделают из моего сердца вымпел для флагманского судна
В час сражения старинных кораблей!
Пусть топчут ногами на палубе мои вырванные глаза!
Пусть ломаются мои кости от столкновения с бортами корабля!
Пусть бичуют меня, привязанного к мачтам, пусть бичуют!
По всем ветрам на всех широтах и долготах
Разлейте мою кровь на кипучих водах,
Что пересекают корабль, переливаются через ют, из конца в конец,
В жестоких судорогах страданий!

Наполнить грудь отвагой ветра в полотне парусов!
Быть, как высокий марсель, свистком ветров!
Старая гитара Судьбы в морях, полных опасностей,
Песня, что мореходы слышат, но не могут повторить!

Моряки, которые бунтовали,
Вешали капитана на рее.
Высаживали другого на необитаемом острове.
Одного!
Тропическое солнце вызвало лихорадку древнего морского разбоя
В моих упругих венах.
Ветра Патагонии татуировали моё воображение
Образами трагическими и непристойными.
Пожар,пожар, пожар – внутри меня!
Кровь! кровь! кровь! кровь!
Взрывается весь мой мозг!
Весь мир разламывается во мне в красном тумане!
Разрываются со звуком рвущихся канатов мои вены!
И гремит во мне, хищная и разрушительная,
Песня Великого Пирата,
Ревущая смерть в песне Великого Пирата,
До мурашек по спине у его людей там, внизу,
Оттуда, с кормы, умирая, ревел и пел:

         Пятнадцать человек на Сундук Мертвеца.
         Йо-хо-хо и бутылка рому!

И потом кричал, уже нечеловеческим голосом, который разрывал воздух:

Дарби Мак-Гроу-оу-оу-оу-оу!
Дарби Мак Гроу-оу-оу-оу-оу-оу-оу-оу!
Принеси мне-е-е ро –о-о-о-о-о-о-о-о-му, Дарби!

Эйя, какая жизнь! Вот это была жизнь, эйя!
Эй-эй-эй эй-эй-эй-эй!
Эй- лах;- лах;- лаХО – лах; –а – а – а - а!
Эй – эй – эй – эй – эй – эй – эй!

Разломанные кили, корабли на дне, кровь в морях,
Палубы, залитые кровью, части растерзанных тел!
Отрезанные пальцы на баке!
Детские головы – здесь и там!
Люди с вырванными глазами – кричащие, завывающие!
Эй – эй – эй – эй- эй- эй – эй – эй – эй – эй!
Эй – эй – эй – эй- эй- эй – эй – эй – эй – эй!
Заворачиваю себя во всё это, как в плащ на холоде!
Касаюсь всего этого, как мартовская кошка, трущаяся о забор!
Реву, как голодный лев, над всем этим!
Набрасываюсь, как безумный бык, на всё это!
Вонзаю ногти, ломаю когти, мои зубы кровоточат из-за этого!
Эй – эй – эй – эй- эй- эй – эй – эй – эй – эй!

Вдруг вспыхивает в моих ушах,
Будто возле меня звучит горн,
Старый крик, но теперь яростный, металлический,
Зовущий к захвату того, что видится вдали,
Шхуны, которая будет захвачена:

Ах;-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о – иии…
Шхуна ах;-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о – иии…

Целый мир не существует для меня! Красная горячка!
Реву в ярости, идя на абордаж!
Главный Пират! Цезарь пиратов!
В упоении грабежа разрушаю, рву, убиваю!
Ощущаю только море, добычу, грабёж!
Ощущаю только, что во мне что-то колотится, бьётся
Кровь в моих висках!
Горячая кровь моих ощущений вытекает из моих глаз!
Эй –эй – эй – эй – эй – эй- эй – эй – эй – эй – эй!

Ах, пираты, пираты, пираты!
Пираты, любите меня и ненавидьте меня!
Смешайте меня с собой, пираты!

Ваша ярость, ваша жестокость говорят о крови
Женщины, чьё тело когда-то было моим, чья течка пережила её!

Я хотел бы быть зверьком, запечатлевающим все ваши жесты,
Зверьком, оставляющим следы своих зубов на бортах судов, на килях,
Пожирающим мачты, лижущим кровь и дёготь на палубах,
Жующим паруса, вёсла, такелаж и систему корабельных блоков,
Морской змеёй, женственной и чудовищной, насытившейся преступлениями!

И возникает какая-то симфония чувств, несовместимых и сходных,
Какая-то оркестровка в моей крови от шума преступлений,
От судорожного грохота кровавых оргий на морях,
Яростно, как шторм от духовного жара,
Облако горячей пыли, заволакивающее мой разум
И заставляющее меня видеть всё это и мечтать о нём всей кожей и всеми венами!

Пираты, пиратство, суда, час,
Этот час океанов, когда захватывается добыча,
И ужас пленников доводит их до безумия – тот час
Во всей совокупности преступлений, - корабли, люди, море, небо, облака,
Бриз, широта и долгота, гам,
Я бы хотел, чтобы во Всём этом было моё тело, страдающее во Всём,
Чтобы это были моё тело и моя кровь, разрисовывающая моё существо красным,
Расцветающая, как рана, зудящая на воображаемом теле моей души!

Ах, быть погружённым в эти преступления! быть всеми составляющими
Этих захватов кораблей и резни, и насилий!
Так, если бы был там, на месте этих грабежей!
Так, будто жил там или был убит там, на месте кровавых трагедий!
Быть обобщённым пиратом времён пиратства в его апогее,
И жертвой – синтезом всех жертв – но из плоти и крови, жертвой всех пиратов мира!
Пусть моё терпеливое тело будет женщиной-всеми-женщинами,
Какие были изнасилованы, ранены, убиты, разорваны в клочья пиратами!
Быть всем своим порабощённым существом – женщиной, им принадлежащей,
Вынужденной чувствовать всё это – все эти муки в единый момент – всем позвоночником!

О, мои везучие и грубые герои приключений и преступлений!
Мои морские хищники, супруги моего воображения!
Случайные любовники искривления моих ощущений!
Хотел бы я быть Той, которая ждала бы вас в гаванях,
Вас, ненавидимых возлюбленных её крови, мечтающей о пирате!
Потому что она всё ощущала вместе с вами, но только духом, беснующимся
Над обнажёнными трупами жертв, которые вы оставляете в море!
Потому что она разделяла с вами преступление, и в этой морской оргии
Её  дух  ведьмы танцевал, невидимый, вокруг
Ваших кромсающих кортиков, ваших рук, душащих жертвы!
И она на суше, ожидая вас, когда вы вернётесь, если вы вернётесь,
Пила бы в рыках вашей звериной любви весь необъятный,
Весь туманный и жуткий аромат ваших побед,
И через содрогания вашей страсти ей свистел бы красно-жёлтый шабаш!

Разорванная плоть, открытое и выпотрошенное мясо, бьющая кровь!
Сейчас, в апогее мечты о содеянном вами,
Я теряю себя, я уже не принадлежу вам, но становлюсь вами,
Моя женственность, которая вам сопутствует, есть суть ваших душ!
Быть внутри всей вашей жестокости, её проявлений!
Извлекать изнутри вашего сознания ваши ощущения,
Когда вы окрашивали кровью глубокое море,
Когда, время от времени, кидали акулам
Раненых, ещё живых, и розовые тельца детей
И тащили матерей к борту, показать, что с ними происходило!

Быть с вами во время резни, грабежа!
Быть настроенным с вами на симфонию насилия!
Ах, не знаю чем или кем хотел бы я быть, будучи вами!
Не только быть вами - девкой, вами - девками, вами - жертвами,
Быть вами - жертвами – мужчинами, женщинами, детьми, кораблями –
Не только быть часом, и лодками, и волнами,
Не только быть вашими душами, вашими телами, вашей яростью, вашей собственностью,
Не только быть собственно вашей абстрактной кровавой оргией,
Не только быть всем этим, чем бы я хотел быть – быть чем-то большим - Богом всего этого!
Надо было быть Богом, Богом какого-то противоположного культа,
Богом  чудовищным и сатанинским, Богом кровавого пантеизма,
Чтобы смочь наполнить всю меру моей воображаемой ярости,
Чтобы смочь никогда не исчерпать моё наслаждение идентичностью
С каждым, со всеми, с более – чем – всеми вашими победами!
 
Ах, терзайте меня, чтобы меня излечить!
Моя плоть – сделайте из неё воздух, который пронзают ваши ножи
Перед тем, как упасть на головы и плечи жертв!
Пусть мои вены будут внутренностями, которые кинжалы протыкают!
Моё воображение – телом женщин, которых вы насилуете!
Мой разум – палубой, на которой вы убиваете!
Вся моя жизнь, в её совокупности, нервной, истеричной, абсурдной, -
Большой организм, в котором каждый акт пиратства, который совершился,
Был бы мыслящей клеткой – и всё это я бы вовлекал в один вихрь,
Точно одно гигантское волнообразное гниение, и был бы всем этим!

С такой скоростью, неизмеримой, ужасной,
Машина кошмара моих видений, выходящих из берегов,
Вращается, что моё сознание и маховик его двигателя
Теперь – какой-то туманный круг, свистящий в воздухе.

        Пятнадцать человек на Сундук Мертвеца,
       Йо – хо – хо и бутылка рому!

Эй – лах; – лах; – лаХО – лах; – ; – ;;; – ;;;;…

Ах! жестокость этой жестокости! Дерьмо -
Вся наша жизнь, в которой нет ничего этого!
Здесь я инженер, практичный поневоле, чувствительный ко всему,
Здесь я стою на месте, по сравнению с вами, даже когда иду;
Инертен, даже когда действую; даже когда заставляю себя уважать - бессилен;
Пассивен, утомлён, подлый предатель вашей Победы,
Вашей великой динамики, пронзительной, горячей и кровавой!

К чёрту! не мочь действовать, согласно своему безумию!
К чёрту! жить, путаясь в юбках цивилизации!
Брести с грузом приличных манер за спиной, как с тюком кружева!
Мальчики для битья – все мы  - из-за современного гуманитаризма!
Чучела чахоточных, неврастеников, апатичных идиотов,
Не имеющих храбрости стать людьми, сильными и отважными,
Мы - чучела с душой, подобной курице, привязанной за ногу!

Ах, пираты! Пираты!
Тоска по незаконному, объединённая со свирепостью.
Тоска по вещам, неприкрыто жестоким и отвратительным,
Которая точит, как бесконечная течка, наши слабые тела,
Наши нервы, женственные и утончённые,
И вкладывает безумную лихорадку в наши пустые взгляды!

Заставьте меня стоять перед вами на коленях!
Унижайте и бейте меня!
Сделайте из меня вашего раба, вашу вещь!
И пусть не прекращается ваше презрение ко мне,
О, мои сеньоры! О, мои сеньоры!

Так славно всегда делить с вами свою покорную часть
В кровавых оргиях и в униженной чувственности!
Обрушивайтесь на меня, как тяжёлые каменные стены,
О, варвары древних морей!
Поражайте меня и разрывайте меня!
От востока до запада моего тела
Режьте до крови мою плоть!
Целуйте абордажными ножами и кнутами бешенства
Весёлый ужас моей плоти – принадлежать вам.
Во мне тоска мазохиста служит вашей ярости,
Пассивным объектом - вашей всеядной жестокости,
Властители, господа, императоры, боевые кони!
Ах, предайте меня мучениям,
Разорвите меня на части!
И эти клочья - но способные чувствовать -
Разбросайте по палубам,
Развейте меня по морям, оставьте меня
На жадных побережьях островов!

Насытьте во мне всю мистическую тягу к вам!
Гравируйте кровью по моей душе,
Царапайте, вырезайте!
О, татуировщики моего телесного воображения!
Обожаемые живодёры моего чувственного унижения!
Покоряйте меня, как те, кто убивает собаку пинками!
Превратите меня в колодец, откуда черпайте ваше презрение господ!

Превратите меня во все ваши жертвы!
Как Христос страдал за всех людей, хочу страдать
За все жертвы в ваших руках,
В ваших руках, мозолистых, окровавлённых, с пальцами, отсечёнными
Во время внезапных нападений, абордажей!

Превращайте меня в любую вещь, как если бы меня
Тащили по земле – о, наслаждение, о, желанная боль! –
Тащили по земле, привязанного к хвостам лошадей, которых бьют хлыстами…
Но всё это в море, это в мо-о-о-оре, это в МО-О-О-ОРЕ!
Эй – эй-эй-эй-эй! Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй! ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ!
       В МО-О-О-О-ОРЕ!
Йей!эй-эй-эй-эй-эй! Йей-эй-эй-эй-эй-эй! Йей-эй-эй-эй-эй-эй!
Пусть кричит всё! всё кричит! Ветра, волны, лодки,
Моря, корабельные мачты, пираты, моя душа, кровь и самый воздух, и воздух!
Эй-эй-эй-эй! Йей-эй-эй-эй-эй! Йей-эй-эй-эй-эй-эй! Всё поёт на крик !

      ПЯТНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК ЕА СУНДУК МЕРТВЕЦА!
      ЙО-ХО-ХО И БУТЫЛКА РОМУ!

Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй! Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй! Эй эйэй эй-эй-эй-эй!
Эй-лах;-лах;о-лаХО-О-О-оо-лах;-;-;----;;;!

АХО-О-О-О-О-О-О-О-О-О-О – иии…
ШХУНА АХО- О-О-О-О-О-О-О-О-О ---- иии!...

Дарби Мак-Гроу-оу-оу-оу-оу!
ДАРБИ МАК ГРОУ-ОУ-ОУ-ОУ-ОУ-ОУ-ОУ!
ПРИНЕСИ МНЕ-Е-Е-Е РО –О-О-О-О-МУ, ДАРБИ!

Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ!
ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ!
ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ!

ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ!

Что-то во мне разламывается. Красное потемнело.
Я слишком много чувствовал, чтобы сохранить способность чувствовать.
Истощилась моя душа, осталось только эхо внутри.
Уменьшается заметно скорость движения маховика.
Мои сновидения потихоньку снимают свои руки с моих век.
Внутри меня только вакуум, пустыня, ночное море.
И как только я чувствую внутри себя ночное море,
Доносится из его далей, рождается из его безмолвия,
Снова и снова протяжный старинный крик,
Внезапный, как вспышка звука, которая не производит шума, но словно ласка,
Неожиданно охватывает весь морской горизонт;
Влажный и сумрачный рокот ночного человеческого голоса,
Отдалённый голос русалки, плачущей, зовущей,
Идёт из глубины Дали, из глуби Моря, из души Пучины,
И на его поверхности, как водоросли, колеблются мои разрушенные мечтания…

Ах; ;-; ; ; ; ;-; ; ; --- иии…
Шхуна ах;-;-; ;-;-; ; ; ; ;-;-;-;--- иии…

Ах, роса, освежающая мою разгорячённую голову!
Ночная прохлада океана моей души!
Это всё возникло во мне вдруг перед ночью на море,
Полной громадного и очень человеческого таинства ночных волн,
Луна восходит на горизонте,
И моё счастливое детство пробуждается во мне, словно слеза.
Воскресает моё прошлое, будто этот крик на море
Был запахом, зовом, отзвуком какой-то песни,
Обращавшейся к моему прошлому,
К тому счастью, которое никогда более не вернётся.

Это было в старом спокойном доме у реки,
(Окна моей комнаты и окна столовой тоже
Высились над другими низенькими домами, выходя прямо на реку,
На Тежу, тот самый Тежу, но представавший в ином ракурсе, ниже,
Если бы я сейчас выглядывал из тех же окон, я бы выглядывал из других.
То время прошло, как дым от парохода в открытом море…).

Какая-то необъяснимая нежность,
Угрызение совести взволнованное и  жалобное,
Мысль обо всех тех жертвах – особенно о детях –
Которых я представлял себе, мечтая быть пиратом,
Чувство, потрясающее меня, потому что они были моими жертвами,
Нежное и приятное, потому что в действительности они не были ими,
Нежность смутная, как матовое, голубоватое стекло,
Напевает старинные песни в моей бедной, горестной душе.

Ах, как мог я думать, мечтать о подобных вещах?
Как далёк я теперь от того, кем был мгновенье назад!
Истерия ощущений – то этих, то противоположных!
Этим встающим белокурым утром мой слух выбирает
Только вещи, согласные с этим чувством – рокот вод,
Тихий рокот вод реки, ударяющих о пристань...
Парусник, идущий близко с другой стороны реки,
Далёкие горы, видные с голубого японца,
Дома Алмады,
Всё, что есть от нежности и от детства в морском часе!..

Пролетает чайка,
И моя нежность растёт.

Но всё это время  я не забывал об этом,
Всё это было со мной, только оттиском на коже, как ласка,
Всё это время я не отрывал взгляда от моего давнего сна,
От моего дома у реки,
От моего детства у реки,
От окон моей комнаты, выходящих на ночную реку,
И мирный свет луны, пролившийся на воды!...

Моя старая тётя, любившая меня, потому что потеряла сына…
Моя старая тётя, привычно убаюкивавшая меня пением
( Хотя я был уже слишком взрослым для этого)…
Вспоминаю, и слёзы падают на моё сердце и отмывают его от жизни,
И поднимается лёгкий морской бриз у меня внутри.
Порой она пела «Судно Катринета» (6):

                Судно идёт Катринета
                Тихо по водам морским.

А иногда мелодии тоскливые, средневековые,
Это была «Прекрасная Инфанта» (7)… Вспоминаю, и бедный старый голос поднимается во мне.
И вспоминаю, как мало я думал о ней потом, а она так меня любила!
Каким неблагодарным я был – и в итоге, что сделал я со своей жизнью?
Это была «Прекрасная Инфанта»… Я закрывал глаза, и она пела:

                Дева Инфанта сидела,
                Сад осветив  красотой.

Я открывал чуть-чуть глаза и видел окно, полное лунного света,
И снова закрывал глаза и был от этого всего счастлив.

                Дева Инфанта сидела,
                Сад осветив  красотой.
                Косы она распустила,
                Гребень в руке золотой.

О, моё прошедшее детство, игрушка, которую разбили!

Мне не вернуться в прошлое, в тот дом и к той любви,
И не остаться там навсегда, навсегда дитя, навсегда счастливое!

Но всё это было Прошлое, фонарь на углу старой улицы.
Мысли об этом пробирают ознобом, пробуждают голод по тому, чего тебе уже не получить.
Чувствую какие-то абсурдные угрызения совести, когда думаю об этом.
Медленный водоворот небывалых ощущений!
Хрупкое безумие от чего-то смутного в душе!
Разбитая ярость, нежность, как игрушечная тележка на верёвочке,
Огромные обвалы воображения перед глазами ощущений,
Слёзы, бесполезные слёзы,
Лёгкие бризы противоречий, прикасающиеся к душе…

Вызываю, инстинктивным усилием, чтобы освободиться от этого чувства,
Вызываю неожиданным усилием, сухим, бессодержательным,
Песню умирающего Великого Пирата:

                Пятнадцать человек на Сундук Мертвеца,
                Йо-хо-хо и бутылка рому!

Но песня – это прямая линия, едва различимая во мне…
Принуждаю себя снова вызвать перед глазами моей души
Снова, но путём почти литературного воображения,
Ярость пиратства, резни, жажду, почти ощутимую на вкус, грабежа,
Бесполезной резни женщин и детей,
Напрасных мучений бедных пассажиров только для нашего развлечения,
И чувственность, наслаждающаяся уничтожением самого дорогого для других людей,
Но думаю обо всём этом со страхом, будто что-то дышит мне в затылок.

Я помню, как было интересно
Казнить детей на глазах у их матерей
(Но, не желая этого, ощущаю себя их матерями),
Закапывать живыми четырёхлетних детей на пустынных островах
И привозить родителей на лодках к этому месту, чтобы видели
(Но дрожу, вспоминая о сыне, какого не имею, но он спит спокойно дома).

Жалит меня холодная тоска о морских преступлениях,
Об этой инквизиции, которая не может быть оправдана Верой,
Преступления даже не  имеющие основанием злобу и ярость,
Совершённые холодно, даже не для того, чтобы ранить, не ради зла,
Даже не ради развлечения, а просто, чтобы провести время,
Как раскладывают пасьянс на обеденном столе в провинции, загнув скатерть  и освободив стол после ужина,
Только ради приятности совершать отвратительные преступления, не считая это чем-то значительным,
Видеть страдания, доводящие до точки безумия и до смерти от душевной боли, но никогда не позволяя дойти до этого…

Но моё воображение отказывается меня сопровождать.
Меня охватывает озноб.
И внезапно, более внезапно, чем в прошлый раз, из более дальней дали, глубокой глуби,
Внезапно – о, ужас, проходящий по моим венам! -,
О, неожиданный холод из двери, за которой Таинство, она открывается внутри меня, позволяя войти потоку воздуха!
Я вспоминаю о Боге, о Трансцендентном в жизни, и вдруг
Старый голос, английского моряка Джима Барриса, моего знакомого,
Превратившийся в голос мистической нежности внутри меня, таких мелочей, как материнские колени и лента в косах сестры,
Но удивительно пришедший с той стороны видимости вещей,
Голос глухой и дальний, ставший Голос Абсолютным, Голосом-без-Говорящего,
Идущий сверху и изнутри одиночества ночных морей,
Зовёт меня, зовёт меня, зовёт меня…

Приходит глухо, как если бы уже замолчал и ещё слышался,
Далеко, как если бы звучал в другом месте, а здесь не мог слышаться.
Как подавленное рыдание, погашенный свет, молчаливое дуновение.
Ниоткуда, не из какого времени,
Вечный ночной крик, выдох глубокий и неясный:

Ах; – ; – ; – ; – ; – ; – ; – ;  - ; – ; – ; – ; --- иии……
Ах; – ; – ; – ; – ; – ; – ; – ;  - ; – ; – ; – ; – ; – ; – ; ----- иии……
Шхуна ах; - ; – ; – ; – ; – ; – ; – ;  - ; – ; – ; – ; – ; – ; – ; – ;  ------- ии……..

Дрожу от холода, идущего от души и пронизывающего всё моё тело,
И я открываю внезапно глаза, которые не закрывал.
Ах, какая радость очнуться от сновидений навсегда!
Вот и снова реальный мир, он так снисходителен к моим нервам!
Вот он, в этот морской час, когда в порт входят ранние пароходы.

Меня уже не волнует пароход, который подходит. Он ещё далеко.
Теперь только то, что близко, омывает мне душу.
Моё воображение - гигиеничное, здоровое, практичное,
Оно занято теперь только вещами современными и полезными,
Грузовыми судами, пароходами и пассажирами,
Здоровыми вещами, ближайшими, современными, торговыми, настоящими.
Замедляет своё вращение маховик внутри меня.

Чудесная современная морская жизнь,
Во всём - чистота, машины и здоровье!
Всё так приведено в порядок, так спонтанно подогнано,
Все детали машин, все суда в морях,
Все составляющие коммерческой деятельности, экспорта и импорта,
Так чудесно комбинируются,
Что всё идёт так, будто согласно законам природы,
Ни одна вещь не сталкивается с другой!

Ничто не утратило поэтичности. Её теперь даже больше, машины
Имеют свою поэзию тоже, и весь этот новый стиль жизни, -
Торговой, светской, интеллектуальной, жизни чувств, -
То, что было в машинах, перенесено в души.
Путешествия теперь так же прекрасны, какими были прежде,
И корабль всегда красив только потому, что он – корабль.
Путешествовать пока ещё есть путешествовать, и даль остаётся там, где была,
Ни в какой стороне, слава Богу!

Порты, полные самых разных пароходов!
Маленьких, больших, различных цветов, с различным расположением иллюминаторов,
Стольких отменных пароходных компаний!
Пароходы в портах, такие неповторимые, разделённые причалами!
Так приятно их спокойное изящество в этой коммерческой жизни в море,
В старом море, всегда гомеровском, о, Улисс! (8)
Добрый взгляд маяков в отдалении ночи,
Или внезапная вспышка близкого маяка в непроглядной ночи
(«Значит, мы идём близко к земле!» И шум воды поёт нам в уши)!..

Всё это сегодня такое же, как всегда, но есть торговля;
И торговое предназначение больших пароходов
Наполняет меня гордостью за мою эпоху!
Пёстрая смесь людей на борту пассажирских пароходов
Тоже заставляет гордиться, что я живу во время, когда так легко
Смешивать расы, пересекать пространства, с лёгкостью видеть все вещи
И наслаждаться жизнью, претворяя в жизнь многие мечты.

Ясные, упорядоченные, современные, будто контора с кассами, оплетёнными жёлтой проволокой,
Мои чувства теперь естественны и умеренны, как у джентльмена,
Практичны, далеки от безумия, наполняют морским воздухом лёгкие,
Как у тех совершенно нормальных людей, кому полезно дышать морским воздухом.

День уже совершенно включился  в рабочее время.
Всё приходит в движение, организуется.

С большим интересом, естественным и непосредственным, пробегаю душой
Все необходимые торговые операции и погрузку торговых судов.
Моя эпоха – печать, которую несут все накладные,
И я ощущаю, что все письма изо всех канцелярий
Должны быть адресованы мне.

Знание судна имеет столько особенностей,
И подпись командира корабля так красива и современна!
Коммерческая пунктуальность от начала и до конца письма:
Дорогие Сэры – Монсеньоры – Друзья и Сеньоры,
Остаюсь преданный Вам - …наши приветствия, поклоны…
Всё это не только человечно и честно, но также красиво,
И имеет назначением перевозку по морю, пароход, на который грузят
Товары, о которых говорится  в письмах и накладных.

Сложность жизни! Накладные подготовлены людьми,
Любящими, ненавидящими, увлекающимися политикой, порой совершающими преступления –
И они так хорошо написаны, такие опрятные, так независимы ото всего этого!
Некоторые смотрят на какую-нибудь накладную, а этого не чувствуют.
Я уверен, что ты, Сезарио Верде, это чувствовал.
Я же ощущаю это всем своим существом, до слёз.
Говорят мне, что нет поэзии в торговле, в канцеляриях!
Ну, нет, она входит через все поры… В этом морском воздухе я вдыхаю её,
Потому что всё это наводит на мысль о пароходах, о современной навигации,
Потому что накладные и коммерческие письма – это начало истории,
А корабли, перевозящие товары через вечное море – её конец.

Ах, и путешествия, путешествия ради отдыха, и другие,
Путешествия по морю, где все мы – попутчики,
Таким особым, неповторимым образом, будто морское таинство
Сближает наши души и в какой-то момент превращает нас
Во временных граждан одной и той же неизвестной родины,
Вечно перемещающейся по необъятному водному пространству!
Огромные гостиницы Бесконечности, о, мои трансатлантические пароходы!
Совершенный и всеобщий космополитизм – никогда не швартоваться ни в одном порту
И включать в себя самые разные костюмы, лица, расы!

Путешествия, путешественники, такое разнообразие среди них!
Столько национальностей мира! столько профессий! столько народа!
Столько различных судеб, сколько только может дать жизнь,
Жизнь, что в итоге – в своей сущности - всегда, всегда одна и та же!
Столько интересных лиц! Все лица интересны,
И ничто не вселяет в нас такого набожного чувства, как наблюдение за людьми.
Идея о всеобщем братстве, в конце концов, - не революционная идея.
Это такая вещь, которую люди понимают, уезжая из родных мест, когда должны выносить всё,
И чувствовать признательность к тому, что выносят,
И, в конце концов, почти плакать от нежности к тому, что вынесли!

Ах, всё это прекрасно, всё это человечно и связано
С гуманными чувствами, такими толерантными и буржуазными,
Так сложно простыми, так метафизически грустными!
Жизнь, отличная от обычной, плавучая, учит нас гуманизму.
Бедные люди! Бедные люди - все люди!

Я прощаюсь с этим часом, глядя на корпус того, другого корабля,
Который сейчас уходит. Это морской бродяга-англичанин,
Очень грязный, как будто это французское судно,
Эдакий симпатичный морской пролетарий,
И, конечно, о его отправлении писали вчерашние газеты на последних страницах.

Он умиляет меня, бедный пароход, так он жалок и так естественен.
Похоже, ему присуща определённая щепетильность, но не знаю, в чём; он, как скромный человек,
Исполняющий свой долг.
Туда идёт он, покидая место напротив пристани, где я нахожусь.
Туда идёт он спокойно, идёт туда, где были корабли
Когда-то, когда-то…
В Кардиф? В Ливерпуль? В Лондон? Это не важно.
Он выполняет свой долг. Так и мы выполняем свой. Прекрасная жизнь!
Доброго пути! Доброго пути!
Доброго пути, мой бедный случайный друг, что оказал мне милость,
Унеся с собой лихорадку и печаль моих мечтаний
И вернув меня к жизни, чтобы я смотрел на тебя и видел тебя проходящим.
Доброго пути! Доброго пути! Такова жизнь…
Есть высокомерие, такое непосредственное, такое неизбежно утреннее
В твоём сегодняшнем выходе из лиссабонского порта!
Я питаю к тебе привязанность, любопытную и приятную, из-за этого…
Из-за чего – этого? Кто его знает, что это… Иди… Проходи…
С лёгким содроганием -
(Т - т -- т --- т ---- т ----- т…) -
Маховик внутри меня останавливается.

Проходи, медленный пароход, проходи и не оставайся…
Уходи от меня, исчезай из моего поля зрения,
Уходи из глубины моего сердца,
Исчезай в Дали, в Дали, в густом тумане Бога,
Исчезай, следуй своему назначению и оставь меня…
Кто я, чтобы плакать и спрашивать?
Кто я, чтобы с тобой говорить и тебя любить?
Кто я, чтобы меня так расстраивал твой вид?
Отходит от пристани, солнце встаёт, поднимается золото,
Сверкают крыши зданий в порту,
Здесь, с этой стороны города, всё сияет…
Уходи, оставь меня, превращайся
Вначале в судно посреди реки, чётко видное,
Потом в судно, выходящее из гавани, маленькое и чёрное,
Потом в смутную точку на горизонте (о, моя тоска!),
В точку, каждый раз более расплывчатую, на горизонте…
Потом – ничего, и только я и моя печаль,
И большой город, теперь залитый солнцем,
И настоящий бедный час, словно пристань, уже без судов,
И медленное движение подъёмного крана, словно стрелка компаса,
Чертит полукруг какого-то неизвестного чувства
По взволнованному молчанию моей души…

                Весна 1915 г.
___________________________________
1. Фулану – это имя употребляется в португальском языке, когда говорят о человеке, которого не хотят определять, от арабского «ful;n» («кто-то»), его можно перевести, как «некто», «имярек».
2. Тежу – крупнейшая река Пиренейского полуострова.
3. Лепанто - морская баталия 1571 г. близ Лепанто (Греция).
4. Сагреш – порт Сагреш, населённый пункт и район в Португалии, входит в округ Фару. Город известен знаменитой навигационной школой, которую основал принц Генрих Мореплаватель в XV веке.
5. Португальцы воздвигали на открытых ими землях каменные столбы как символы права на владение этими областями.
6. «Судно Катринета» - романс неизвестного автора в духе традиций португальского устного народного творчества, согласно знаменитому португальскому поэту Алмейде Гаррету, сюжет романса навеян реальной историей с судном «Святой Антоний». Подробнее можно прочесть в примечании к сонету 14 из книги А.П. Нобре «Мельник ностальгии»: «Водолей», 2013, перевод И. Фещенко-Скворцовой).
7. «Прекрасная  Инфанта» - один из самых красивых образцов устного творчества, появился в ХVI веке, во времена великих мореплаваний португальцев. Алмейда Гаррет услышал этот романс в Бейра Байша и отобрал как один из самых популярных для составляемого им сборника «Романсейро» (сборник романсов), состоявшего из 3 томов и опубликованного в 1851 г.
8. Улисс – так на латинском языке звучит имя Одиссея, португальские авторы чаще употребляют именно этот вариант имени легендарного мореплавателя.