Роберт Сервис. Сочельник зверолова

Роберт Сервис. Сочельник зверолова

В груди великая печаль,
Луна свети;т дремучий лес,
Чтоб я острее ощущал
Опустошение небес.
Ни дома, где живёт любовь,
Ни веры в силу волшебства:
Лишь снег и снег, и вьюга вновь
В канун Святого Рождества.

И вот я тут, среди ветвей,
В конце всего, вне жизни, эх;
Несчастный, старый, без друзей,
Забытый всеми, мёртв для всех;
Так с глаз долой, из сердца вон…
Быть может, это хорошо;
Все в жизни ищут свой загон,
И я, мне кажется, нашёл.

Сижу я с трубкой у огня,
И странным образом закат
Уносит мыслями меня
На пять десятков  назад.
Вот школа, возгласы ребят;
Сверкает ель на Рождество;
Голубоглазки нежный взгляд…
Полвека минуло всего.

И снова (сорок лет с тех пор,
Как мы парили в вышине)
Всё тех же глаз печальный взор
С любовью обращён ко мне.
Разлука, трепет неземной,
Объятья, поцелуев шквал.
Всё позади, но что со мной?!
Я слаще Рождества не знал.

Долой лет тридцать, и тогда
Горчит ПОСЛЕДНЕЕ прощай;
Белеют губы, боль, беда,
И дети наши верещат.
Да разве важно, чья вина?
Мужчина, женщина – все врут;
Страница жизни сожжена,
Всё прощено в Сочельник тут.

Она (мой Боже) умерла,
А дети выросли, у них,
Должно быть, семьи и дела,
И малышей растят своих,
У ёлки шумный хоровод…
Я не хотел бы огорчать
Их грузом скорби и невзгод,
Им светлый праздник омрачать.

Я измождён, разорван, сник,
И всё окрест покрыто мглой,
И как души бездомной крик
Пронзает пустошь волчий вой.
И тишина, как Смерть, везде.
Луна сползает чуть жива…
О, небо, милуй всех людей!
Настало утро Рождества.

The Trapper's Christmas Eve

It's mighty lonesome-like and drear.
Above the Wild the moon rides high,
And shows up sharp and needle-clear
The emptiness of earth and sky;
No happy homes with love a-glow;
No Santa Claus to make believe:
Just snow and snow, and then more snow;
It's Christmas Eve, it's Christmas Eve.

And here am I where all things end,
And Undesirables are hurled;
A poor old man without a friend,
Forgot and dead to all the world;
Clean out of sight and out of mind . . .
Well, maybe it is better so;
We all in life our level find,
And mine, I guess, is pretty low.

Yet as I sit with pipe alight
Beside the cabin-fire, it's queer
This mind of mine must take to-night
The backward trail of fifty year.
The school-house and the Christmas tree;
The children with their cheeks a-glow;
Two bright blue eyes that smile on me . . .
Just half a century ago.

Again (it's maybe forty years),
With faith and trust almost divine,
These same blue eyes, abrim with tears,
Through depths of love look into mine.
A parting, tender, soft and low,
With arms that cling and lips that cleave . . .
Ah me! it's all so long ago,
Yet seems so sweet this Christmas Eve.

Just thirty years ago, again . . .
We say a bitter, LAST good-bye;
Our lips are white with wrath and pain;
Our little children cling and cry.
Whose was the fault? it matters not,
For man and woman both deceive;
It's buried now and all forgot,
Forgiven, too, this Christmas Eve.

And she (God pity me) is dead;
Our children men and women grown.
I like to think that they are wed,
With little children of their own,
That crowd around their Christmas tree . . .
I would not ever have them grieve,
Or shed a single tear for me,
To mar their joy this Christmas Eve.

Stripped to the buff and gaunt and still
Lies all the land in grim distress.
Like soul wailing, long and shrill,
A wolf-howl cleaves the emptiness.
Then hushed as Death is everything.
The moon rides haggard and forlorn . . .
"O hark the herald angels sing!"
God bless all men — it's Christmas morn.

from "Rhymes of a Rolling Stone" by Robert W. Service