Перевод с иврита. Амос Кейнан. Иерихон

Вот он , Иерихон,- великий Божий город.
Холодно и грустно в нашем убежище. Крыша ветха. На этажерке покоится старый военный ранец, из которого торчат три засохших цветка, очень старых. Без цвета, без запаха.
Мы растянулись в двух окопах на командной высоте Иерихона. Солнце палит беспощадно.
Холодно и грустно на двух узких кроватях. Утро? Обед? Вечер?
В ближайшем доме кто-то выстукивает на фортепьяно похоронный марш. Солнце палит беспощадно и лихорадочно. Хамсин- засуха. Воздух дымится. Пейзаж дрожит, вибрирует.
А мама говорила всегда: "Одевай  пилотку".
На улице все желто-серо и тоскливо. Капли тумана висят в воздухе, и все это течет, течет беспрерывно.


Цветы на этажерке –умники: спят себе всю зиму Но  и  глупцы они: весной не пробудятся. Мы убьем их с приходом весны, выбросим на свалку.
Мы на командной высоте , растянулись в двух окопах. Все видно как на ладони. На горизонте голубеют горы, скалы пустынны, море мертво.
Мертвое море лижет пальмовые  ветви. Зеленая точка. Взгляд наш зорок, мы – дети пустыни. Там, в зеленой точке, одна серая линия, длинная и скучная, - крепостная стена.


Подослали нас. Иешуа Бин-Нун –Иисус Навин послал нас. Мы –соглядатаи. Пришли мы перетряхнуть эту землю. Много    долгих дней шли мы по пустыне, залезали  на неприступные скалы, ползли по оленьим тропам, и шли, и шли, и шли. Не провалились, не соскользнули, не ели   , не пили, не обнаружили ничем свое присутствие по дороге к Мертвому морю. И вот он, Иерихон,- великий град господний. А вот и дом блудницы, имя которой Рахав. Мы очень устали. Добрая она, Рахав. Налила нам воды дождевой, согрела. Обмыли мы свои телеса , поели, попили. Красива она ,  Рахав ! Два удлиненных глаза, две упругие груди. Тугие косы соскальзывают на плечи . Одета она в муслиновое платье, тонкое и прозрачное . Руки ее веселы, длинные тонкие пальцы унизаны разноцветными колечками. Кожа пупыриста, а ноги ее босы и утопают в волосяном верблюжьем ковре. На высоких лодыжках бренчат цепочки. Она сидит у меня на коленях.

 
Я всегда любил ее , блудницу.Она ласкает меня, тонкими пальчиками проводит по шее. Ее запах  возбуждает. Я закрываю глаза, Она впивается мне в губы.
 Я пьян. Она улыбается: длинна дорога в Иерихон, дети пустыни ?? Зубки ее светятся белизной. Я люблю тебя , Рахав. Много долгих дней мы шли по пустыне к тебе. Далеки те дни. Помнишь ли?


Было это здесь, в Иерихоне. Мы пробрались сюда вдвоем, пустоголовые циники.
Небо алело кровью, а , может быть, глаза мои были красны и всюду мне мерещилась кровь. Иерихон – город, в котором я родился.
И убежал я в пустыню. И вот всё как было. Ночь высока и прозрачна. Шелковое ложе, кожаный  паланкин. Как красив твой сосуд!
Проклятый город, божье проклятие!
…Цветы в ранце улыбаются мне древней улыбкой  Леи.    Книжный  шкаф   зыркнул    на меня желтым глазом, омертвевшим.
Проклятый город, божье проклятие.

… Счастливый Иерихон, окруженный крепостной стеной и высокой насыпью, кишит толпами людей низкорослых и толстых. А нас бросили в темницу. Плохо здесь быть тонким и длинным. Так сказал один низкорослый и толстый.
Высоки дома в Иерихоне .Крыши их упираются в небо. Мы пройдем по подземелью, проберемся в темноте. Толстый низкорослый царь сказал  ей: выдай всех , кто будет приходить к тебе.
Нет, не выдавай нас ,Рахав , тем, кто пришел по наши души. Только взглянула пристально и грустно.
Умна ты, Рахав. Дом твой в крепостной стене.


И спустились мы по веревке .И спрятала она нас. А червленую вторую веревку к окну привязала. Да спасена будет душа твоя! Мы вернемся, Рахав. Ковчег Завета пройдет перед нами, и мы узнаем дорогу , по которой идти.


…Туман сгущается. Глаза тусклы и влажны. По какой дороге мы прошли, а по какой нет?
 Велик ты , Иерихон, а мы в маленькой узкой комнатке на сквозняке.  Стонет человек на лоне брата своего как тонущая собака, но нет никого, кто услышал бы. Кулаки сжаты, а нет никого, кто б оскалился. Высохли кости. Орут безголосо.
Затерялся голос в тумане.
Фортепьяно бренчит неподалеку, бренчит и бренчит. И вновь я приказал сердцу своему быть стойким. Пройдет, пройдет Ковчег Завета перед нами. Замуровать Завет в Ковчег, и тогда можно идти. Перед нами всегда серебряный  горизонт. И не сдвинемся мы с места, не обнаружим себя.

Сегодня мы перейдем Иордан. Широка она, река Иордан. Бушуют воды ее, но мы перейдем через реку. Когда я был мальчишкой, пускал через реку бумажные маленькие лодочки. И гнал их ветер. Та река была просто лужей.
Широка она, река Иордан, но перешли мы ее.  Ковчег Завета идет перед нами. Коены –первосвященники несут Ковчег. Знаю, как только стопы ног священников погрузятся в воды Иордана, иссякнет вода в Иордане – и весь народ перейдет реку. Толпа многочисленна, а священники стоят на краю воды, пока весь народ от мала до  велика  не перейдет реку. Я бросил последний взгляд на Иордан и увидел на горизонте Иерихон.  Но  все не было конца идущему народу...


Рахав  ускользнула, ушла , и эхо не откликнулось. Кто поставил замороженные  цветы на этажерку? Вот и запаха не осталось.


Двенадцать камней возьмем из Иордана, оттуда, где неподвижно стояли ноги священников. Маленькие камушки, речная галька. Оставим их себе на память. На  память о переходе Иордана.
И год от года будут собираться к камням этим, и там воздвигнут жертвенники, и новые священники придут, и на трапезе у жертвенника, с лакомым кусочком на кончике вилки, вспомнят, что вот здесь перешли Иордан.


Перешли мы Иордан, но были  не обрезаны. Острыми мечами  обрежемся. На высоком
 Холме  – Холме Обрезания.
Я хочу взять в руки меч, острый меч – и рубить, рубить, рубить. Черт возьми, Иерихон неприступен. Радость и веселье в Иерихоне.
Ест и пьет народ в Иерихоне, и празднует, и никто не предвидит плохого.
Каждый день обходим мы крепостную стену и трубим в  шофары  . Никто не слышит. На седьмой день  услышат все, но будет поздно. На седьмой день мы обойдем стену семь раз и протрубим в шофары семь раз. На седьмой раз все шофары  разом. Стена рухнет – и мы войдем в город и захватим его. И будем дико ликовать и веселится. Земля обозлится и сойдет с ума. Воздух будет  вопить смертью. Меч   поднимется   и опустится, залитый кровью. Резать и рубить! Глаза закатятся в глазницах… Раскалывать черепа! Меч  прилип к руке. Каждого низкорослого и толстого заколем мечом, от подростка до старика. За то и за это,   и за ненависть, что   задохнулась и высохла, и за низкорослых и толстых священников ,и  за Бога, что велел нам... и за серую неприступную стену .

Скоро ли насытится меч? Все дома разрушим и подожжем. Все сожжем и   посыплем    солью. И проклят будет тот, кто восстановит здесь город: на первенце своем он положит основание его и на младшем своем поставит врата его.


...И снова шел я по пустыне. Серое солнце высвечивало грузовики. Я нес на руках Рахав.Ее черные шелковистые волосы окутывали меня
таинственным ароматом. Она гладит мне шею. Я иду медленно, погруженный в свои мысли. Опускал руки свои белые в Мертвое море. Взбирался на неприступные скалы. Извилистые и узкие  расщелины пронизывают пустыню.  На откосах расщелин повисли пещеры. К ним прилепились ястребиные гнезда. Я спустился по канату в пещеру и закрылся тяжелыми валунами. Стены пещеры мрачны. Но со стены светится мне Рахав
призрачной своей улыбкой.

Холодно и грустно в комнате. Я всматриваюсь сквозь густой туман в пустынные скалы, в Мертвое море. Вон он, Иерихон –  великий Божий город.