Васiлю Быкаву 90

 “Родные мои места, по-видимому, не очень типичны для равнинного севера Беларуси: резко пересеченный рельеф, холмы и ложбины, овраги, болота и озера. Озер, пожалуй, даже излишек — посреди поля и лесных, круглых, овальных, с искривленной конфигурацией берегов, порой голых, а в большинстве заросших камышом. Ну и, конечно же, леса. Красных боров, правда, осталось мало: их вырубали — особенно после войны — на строительство, на дрова, на продажу. Поля почти повсюду тесные — лоскутки на пригорках, в низинах, часто изрезанные оврагами с олешником на склонах. На этих лоскутках возле леса, возле болота, по-над речками и озерами рассыпаны деревни — небольшие, с кривыми улицами, а то и без улиц, — от хаты к хате ведут тропинки. Не хутор и не село, но так, очевидно, сподручней было вести хозяйство, когда всё под рукой, вблизи хаты — и хлева, и амбар, и картофельные погреба, гумно с молотильным током, поветь и сарай для сена. Даже маленькая деревушка издали казалась большой застройкой. С течением времени строений оставалось всё меньше — горели, разрушались, переносились поближе к колхозным усадьбам, коровникам и конюшням. Меньше становилось и людей. Ныне в моих родных Бычках два десятка хат, половина из которых пустует. В остальных доживают свой век немощные пенсионеры.”   
                Василь Быков   " Долгая дорога домой" автобиографический роман.

Василь  Быков… 

Сегодня народному  писателю Беларуси  исполнилось бы  девяносто лет…
Его  имя широко известно не только на просторах бывшего СССР, но и далеко за его пределами.  Свои произведения Василь Быков  писал,  как на белорусском,  так  и на русском языках.  В 80-е годы купить его повести и романы в свободной  продаже не представлялось возможным, только “по блату” или , если повезет, в “книголюбах” и то, только после "игры в лотерею", но в нагрузку  при этом придётся приобретать “неликвид”.

Родился будущий писатель 19 июня 1924 года на Витебщине в деревне Бычки Ушачского района в крестьянской семье  Анны Григорьевны и Владимира Федоровича Быковых.

Василь Быков о своих корнях в автобиографическом романе “Долгая дорога домой” :

"…О дедах-прадедах не знаю почти ничего, очевидно, в памяти нашей семьи мало было о них преданий. Или, может, родители не считали нужным о них рассказывать. Да и нам самим, ребятне, поначалу это было неинтересно, а потом некому стало слушать. Знаю только, что один мой дед был потомственный рыбак, всю жизнь ловил рыбу. Передал это дело сыну, брату моей матери — Лявону, который тоже всю жизнь рыбачил. Другой дед был крестьянин-отходник, сезонно работал на промышленных предприятиях в Курляндии, к старости выбился в люди — стал управляющим кирпичным заводом, там же, в Курляндии. Бабка жила в деревне, рано умерла и особой памяти о себе не оставила. Мой отец, Владимир Федорович, в молодости немало поскитался по свету и только на старости лет осел в родной деревне. Когда смотрю теперь на его жизнь, на судьбу его поколения, думаю, что, наверное, это самое несчастное поколение, которое никогда доли не знало. Один разор, революции, войны. Да коллективизация. Да борьба с врагами народа… Голод, кровь, муки.
Земли было мало, как тогда говорили — два надела, поэтому отец каждое лето подавался на заработки — на кирпичные заводы в Латвию, затем прослужил четыре года в царской армии в Гродно, где, кстати, потом и мне довелось жить. Не успел отец вернуться со службы в армии — началась Первая мировая война, и его снова мобилизовали. Оказался в армии генерала Самсонова, где-то в Августовских лесах попал в плен и очутился в Германии. Работал у бауэра. В плену кому как повезло, в зависимости от того, на какие работы человек попал. На заводах и в шахтах приходилось туго, а в хозяйствах бауэров жизнь была вполне сносной. Разумеется, надо было вкалывать, но бауэры неплохо кормили, одевали, как-то заботились о работниках, не то, что было с ними годы спустя на родине, в колхозах. Отец часто поминал свой плен добрым словом, что у меня, вечно голодного подростка, вызывало недоумение и зависть.
Еще отец побывал на гражданской войне, наступал на Варшаву. А перед тем поляки наступали на нас, в околице нашей деревни шел бой, с обеих сторон было много убитых. То место, где лежали убитые, потом долго называлось Битой пажитью. Мама рассказывала, как некоторые крестьяне стаскивали с убитых сапоги, одежду. Рассказывала с осуждением, даже со страхом (ведь это — великий грех). Показывала в углу хаты дырку, в которой застряла пуля, прилетевшая оттуда, с Битой пажити. Я тоже не любил ту пажить, но больше из-за колючей травы, которая там росла и больно колола босые ноги.
Однажды, когда отец рассказывал, как в Восточной Пруссии, в Августовских лесах, попал в немецкий плен, я поинтересовался: «А куда ты дел винтовку?» Отец сказал, что повесил ее в лесу на сук. И я сожалел: зачем он повесил ее на сук? Принес бы домой, я бы с ней играл. Было мне в ту пору лет пять.
Мать, Анна Григорьевна, была родом из деревни Заулок, которая оказалась по ту стороны границы, на территории Польши. За границей остался и ее брат, тот самый, что ловил рыбу. Мать всё время о нем горевала, наслушавшись агитаторов, которые говорили, что трудящиеся в Польше лишены всех прав и мечтают о кусочке хлеба. Для нас, детей, это тоже было в какой-то степени драмой, слишком рано нам довелось ее постигать.
Я был старший. Правда, старше меня была моя сестра Антонина, но она умерла в пятнадцатилетнем возрасте… После меня родилась Валя, а в 1930 году — брат Николай (умер в 2000-м).
Что еще о родителях? Отец был по отношению к детям довольно строг, мы его побаивались. Мама, напротив, была очень мягкая и жалостливая, я никогда не слышал, чтобы она повышала голос, — всё ласково, по-доброму. И я считаю, что это плохо. Всё-таки жизнь — безжалостная вещь, готовясь к ней, еще в детстве надо закалить характер. Я же перенял от матери слишком много мягкости, уступчивости, что потом мне, так или иначе, вредило — на войне и после войны. Особенно в армии, где уважают звероватый характер…"

Из воспоминаний сестры Валентины Владимировны о своем брате  ( Сергей  Шафран )

“Мама рассказывала, - говорит Валентина Владимировна, - что тяжело рожала Василя. Если бы не соседка Борисиха, может, и умерла бы. За ней батька сходил, она и помогла. Голова у Василя была такая крупная, что едва-едва родился. А сколько весил? - раньше же не взвешивали, но, говорила мама, большой хлопец был. Мы с Миколой легче родились. И когда Василь приезжал, все звал Борисиху своей крестной. Она, должно быть, и крестила его.
Характером же Василь был и в маму, и в батьку. Мама спокойная и тихая была, все молча делала, никогда нас не ругала и ни с кем не ругалась. Правда, неграмотной была, даже расписаться не умела, зато батька был начитанный - четыре класса польской школы окончил, газеты читал. Вот и Василь еще с детства любил читать. Бывало, придет со школы, мама поставит ему обед, а он ложку в руке держит, а сам читает. Батька с мамой скажут: «Сынок, ты хоть бы поел, потом бы уже читал». - «Ай, не, мне надо быстрее прочитать!» Самая же любимая его еда была - яичница. Но вообще не очень-то любил есть - съест яичницу да молока немного выпьет. Это Рыгор Бородулин вспоминал, как мама его говорила: «Добры чалавек Васіль Уладзіміравіч, але не ешчы”.
Василь и уроки почти не учил - все больше книжки читал. Я удивлялась: “Вася, а когда ты уроки будешь делать?” – “Я и так знаю!” И в самом деле - погляжу в его тетрадку, а там “выдатна”, “выдатна” - по всем предметам “выдатна” (в то время оценки не ставили). Мы уже спать ляжем, а Василь до полуночи за книжкой сидит. “Ай, сынок, ложись ты уже спать”, - говорят мама с батькой. “Хочу дочитать, - отвечает. – Интересно”. До войны электричества не было, так мы сами делали каптюшку, постное мало туда наливали - его из льняного семени давили. Я тоже любила читать, как в пятый класс пошла - Василь читает, и я около него. Это же он показал мне, как какая буква зовется…

 Малые, мы, известно, в куклы играли. Раньше не было кукол, не продавались. Так мы с двоюродной сестрой - она рядом жила и мы дружили - скрутим их из тряпок и играемся. Однажды Василь говорит: "Я вам сделаю куклу с руками и ногами". - "Ай, как же ты ей руки и ноги сделаешь?" - спрашиваем. Но он нам не показал, зато потом настоящую куклу мне подарил! Я так рада была, так ее жалела - что кукла живая получилась, с руками и ногами! И когда пришла моя подруга, ей тоже захотелось такую. Ай, думаю, украдет мою куклу, и спрятала ее за иконы - у нас четыре иконы на куте было. Однажды прихожу, а куклы моей нет! Ай, я в плач! Мама к моей подруге побежала, а та говорит: «Я куклу порезала». - "Зачем?" - "Хотела посмотреть, что у нее в середине". Малые, понятно, глупые были...
И уже тогда Василь писать начал. Смотрю - все пишет что-то и пишет, но не показывает - не любил хвалиться. А я, малая, любопытная была! Дай, думаю, почитаю, и нашла ту тетрадку, она вся исписанная была, рассказ там был и литературно так написан. Я еще подумала: может, списал откуда? А потом решила, что нет, должно быть, сам написал. И еще дневник вел, когда в школу ходил. И хоть не показывал - скрытный был, - но я тоже подсмотрела…”


Из  биографии Василя Быкова

Василь Быков прекрасно рисовал. После успешного окончания семилетки сельской школы  поступил на скульптурное отделение Витебского художественного училища.   
Из воспоминаний Василя Быкова:
“Летом я отправил документы в Витебск, в художественное училище…
Теперь, по прошествии лет, не думаю, что это мое решение было внезапным, по всей вероятности, это было требование судьбы. Жизнь в колхозе стала невыносимой, голод и репрессии гнали людей прочь. Но взрослым бежать из колхоза было некуда, только молодежь и подростки могли найти какой-то выход…”

Но доучиться не получилось… Витебское  художественное  училище пришлось оставить в 1940 г.  – были отменены стипендии. Из воспоминаний В.Быкова:

“…Учился я в Витебске недолго. Осенью 1940 года объявили «радостную» новость: постановлением правительства стипендии отменяются, за все подручные материалы и учебники надо платить… Денег мне из дому не присылали, да я и не просил. Лишь однажды отец, собираясь в Витебск, чтобы повидаться со мной, заехал по дороге к дядьке Степану и взял у него взаймы три червонца. Червонцы эти я растягивал как мог. Тратил главным образом на хлеб — основное мое питание. Встанешь утречком, часов в 6, и бегом к хлебному магазину — занимать очередь. А очередь громадная. Хлебные карточки в то время уже отменили, поэтому за хлебом в город ринулись колхозники всех окрестных деревень, и не только окрестных. И когда в 8 часов открывался магазин, очередь превращалась в толпу, начиналась дикая давка…
На хлеб я тратил рубль в день, но ведь надо было покупать и краски. Да и обувка моя совсем прохудилась — из брезентовых гамашей вылезали пальцы… Попытался я с хлопцами найти какой-нибудь заработок — на погрузочной станции, на щеточной фабрике. Какие-то гроши зарабатывали, кое-как перебивались…
В Витебске, как ни странно, до самой войны сохранился мелкий частный сектор. И однажды на какой-то улице мы приметили маленький магазинчик-мастерскую с неумелой надписью над входной дверью — «Головные уборы шью». Хозяин магазинчика, старый Абрам, сам шил и продавал шапки. И вот, помню, я и Шевчёнок, хлопец из полесской деревни, зашли в магазинчик. (Шевчёнок потом тоже, как и я, бросил учёбу — не мог учиться дальше. Ботинок у него не было, в осеннюю распутицу ходил в рваных войлочных бурках.) Договорились с хозяином сделать ему красивую вывеску, он пообещал заплатить нам за работу 15 рублей. Нашли мы кусок хорошей фанеры, загрунтовали, покрасили, написали по-белорусски «Галаўныя уборы». На одном конце доски намалевали кепку, на другом — шляпу. Приносим заказ. Хозяин смотрел, смотрел и говорит: «А почему шляпа? Что я, шляпы делаю для буржуев?» И не взял вывеску, отказался. Видно еще со времен нэпа был напуган.
Так накрылся наш заработок. Еще какое-то время пошатавшись по городу и поисках хоть какого-нибудь заработка и ничего не найдя, я понял, что в училище мне не удержаться, с искусством придется кончать. Пошел в канцелярию за документами. Там был наш преподаватель литературы, кажется, Леванёнок по фамилии, который сочувственно сказал: «Жаль, Быков, мог бы учиться — у тебя способности…» Мне тоже было жаль, но как я могу учиться? Отнес в комиссионку последнюю рубашку, на полученные деньги купил билет до Полоцка и две булки, которые сразу и съел, присев на скамейку в скверике, в котором ныне стоит памятник Пушкину.
Приехал в свою деревню, вернулся в школу, в десятый класс. Оказалось, что в учебе здорово отстал. А еще новые порядки — учебники платные, надо покупать. Но и купить негде, не хватает учебников. Дома прежняя нужда, в колхозе работа через пень-колоду, за трудодни не платят… Ни хлеба, ни дров.
Как раз в это время начался набор в новоорганизованные школы фабрично-заводского обучения (ФЗО), и я вскоре вновь оказался в Витебске, стал фэзэушником Что в Витебске — меня радовало. Знакомый уже город, любимые музеи. И воспоминания. Невеселые, однако, воспоминания… В школе ФЗО готовили каменщиков, бетонщиков, арматурщиков — всё очень далекое от искусства. Оно стало далеким и недоступный. Основная учеба фэзэушников — это работа под открытым небом, в любую погоду, на какой-нибудь стройке: класть кирпичи, замешивать раствор… Но тут кормили, давали койку в общежитии, позже стали одевать, выдавали фэзэушную форму. В художественное училище я не заходил, разве что вечером стоял иногда под окнами, смотрел поверх занавесок на прикрытые тряпками скульптуры. Было тягостно и больно…
Зима 1940-1941 годов была очень холодная, с ветрами и жгучими морозами. А мы учились, как я уже сказал, под открытым небом. Помню, шло строительство дома на Суражском шоссе, я выкладывал угол, для чего требуется сноровка, а главное — точный глазомер, чтобы не искривить кладку. Бегали греться в цех черепичной фабрики, которая находилась рядом со стройкой, — там был затишек. Мой угол не совсем мне удался, чуточку покосился, дал крен, и наш наставник Андрей Иванович был недоволен. Какое-то время я переживал по этому поводу. (Зря, впрочем, переживал. Скоро от того дома останется груда щебня. А после войны не останется и следа — всё здесь зарастет бурьяном и крапивой…)
В начале июня — выпуск. Нам объявили, что поедем работать на Украину, в город Шостка…”

Так начинался июнь 1945 года для Василя Быкова…

Всем кто заинтересовался биографией всенароднолюбимого писателя  рекомендую  почитать его автобиографический роман “Доўгая дарога да дому”. Никто не сможет сказать о нём более полно и правдиво, чем он сам – Василь Быков.

 Война застала Быкова на Украине. Летом 1942 года Василя Быкова - восемнадцатилетнего юношу призвали в армию. В составе действующей армии он отступал до Воронежа. В ноябре 1943 года окончил Саратовское пехотное училище и в звании младшего лейтенанта вернулся на фронт, воевал до Победы — на Украине, в Румынии, Венгрии, Австрии. . Был дважды ранен, лежал в госпиталях, даже считался похороненным в братской могиле на Украине, под Кировоградом. Летом 1944 года его родители получили похоронку, но Быков оказался жив.

Из воспоминаний сестры:

"... Уже перед войной он уехал от нас - сначала в Витебское художественное училище, потом - в ФЗО. Тогда и война началась. И всю войну мы не видели его. Письма же от него стали получать, когда уже фронт от нас перешел. Тогда колхоз организовался, и мама на работу пошла - сено на лугу гребла. Там ей почтальонша и вручила письмо от Василя. Мама сразу домой побежала, чтоб батька быстрей прочитал. Василь писал тогда: не знаю, не надеюсь - жив ли кто? Может, немцы расстреляли, может, и деревни уже нет, отзовитесь, земляки, кто живой. Мы как прочитали это письмо, так уже рады были, так уже плакали, ай!
А потом пришла похоронка на Василя. Это уже я получила. Как глянула, что не Василев почерк, что конверт казенный и что написано «извещение», так сразу все поняла. «Ваш сын и брат лейтенант Быков Василь Владимирович погиб смертью храбрых и похоронен в Кировоградской области в деревне Северинка». О-ой, стемнело у меня в глазах, не знаю, что делать, - сказать маме с батькой или нет? А тогда присмотрелась к дате - нет, письмо, которое получили, позже было написано. Думаю: ошибка вышла, жив наш Василь. И рассказала уже маме с батькой. Ай, мы плакали тогда, ай, плакали!..
Уже когда Василь вернулся домой, не очень-то любил рассказывать про войну. Больше любил слушать, когда соседи приходили да рассказывали, как тут в войну было. Я про Василя больше узнала из его «Долгой дороги домой». Он же когда уехал в Гродно, а потом в Минск, если приезжал к нам, то только на день-два - переночует и назавтра уедет…"

 Чингиз Айтматов о Василе Быкове : "Судьба сберегла нам Быкова, чтобы он жил и писал от имени целого поколения".


Окончательно демобилизовался в 1955 г.. Жил и работал в городе Гродно, что в Беларуси.
В 1949 г. в “Гродненской правде” были напечатаны первые рассказы Быкова. Сам писатель свою литературную биографию ведёт с рассказов “Смерть человека” и “Обозник”, написанных в 1951 г. на Курилах.
Основная тема его прозы –  Великая Отечественная Война.
В  ранних повестях  Василя Быкова (“Журавлиный крик”, 1960 г.; “Третья ракета”, 1962 г.; “Альпийская баллада”, 1964 г.; “Мёртвым не больно”, 1966 г.; “Круглянский мост”, 1969 г., и др.), большей частью, увидевших свет на страницах журнала “Новый мир”, получивших “благословение” от самого  А. Т. Твардовского, отчётливо видны выбранные молодым литератором ориентиры.
Василь Быков отказывается от напыщенности и помпезности в изображении войны, от лакировки действительности. Он предлагает читателю голую, неприукрашенную “окопную правду”, рисует военные будни, увиденные глазами младшего офицера “лейтенантская проза”.
Анатомия мужества, с одной стороны, и предательства — с другой, преподается в повестях “Сотников” (1970 г.; экранизированная  режиссёром Л. Шепитько под названием “Восхождение”, 1977 г.), “Обелиск”, “Дожить до рассвета” (обе 1973 г.), “Волчья стая” (1975 г.), “Его батальон” (1976 г.) и др.
В произведениях 80—90-х гг. (повести “Знак беды”, 1982 г., “Карьер”, 1986 г., “В тумане”, 1987 г., “Облава”, 1990 г., “Стужа”, 1993 г., “Полюби меня, солдатик…”, 1996 г.; рассказ “Жёлтый песочек”, 1997 г.) писатель расказывает о драматическом  соотношении исторических собитий к индивидуальным судьбам героев.

  Народный писатель Беларуси Василь Быков умер 22 июня 2003 года в 20 часов 30 минут в реанимационном отделении онкологического госпиталя в Боровлянах, под Минском, Беларусь.Похоронен на Московском кладбище.
На родине писателя действует усадьба-музей Василя Быкова, основанный по решению Ушачского районного Совета депутатов от 19 февраля 2004 года и распоряжению Витебского облисполкома от 1 марта 2004 года. Музей размещен в восстановленной усадьбе семьи Быковых. На территории усадьбы находится дом, в котором прошло детство Василя Быкова, хлев и гумно. Вокруг дома - деревья, посаженные отцом писателя. В доме этнографично-бытовая экспозиция, где представлены предметы домашнего обихода (или их аналоги), которыми пользовалась семья Быковых. Хранятся также книги с автографами поэтов и писателей Беларуси, России, Украины и других стран. Среди экспонатов - копии рисунков Василя Быкова, лента почетного жителя Ушачского района, личные вещи писателя...

Сестра о брате:

"А как его не стало, я лишь дважды во сне его видела, хотя вот батька с мамой очень часто снятся, и Микола тоже. Василя же один раз видела, будто сидит за столом в нашей хате в Бычках и то ли рисует что, то ли пишет. Я смотрю на него и думаю: вот какой стал красивый, как молодой все равно! Я и вспоминаю его постоянно, первые два года так просто отплакала по нему. Ай, Боже, Боже, как тяжело… Он же такой добрый был! Он же постоянно меня Валечкой называл и все спрашивал, как приедет: «Валечка, а что тебе помочь? А что тебе привезти?» И каждый раз такие сумки тянул из машины - едва вытягивал. Всего на свете привозил: и продуктов, и одежды; и меня оденет, и Миколу, и маму с батькой. Мне говорили на работе: «Вот какой великий человек твой брат! В почете! И когда приедет, гостинцев тебе навезет». Я отвечала: «Чтоб всем Боженька дал таких браточков». Я же и книги все Василевы прочитала. Помню, когда вышел «Журавлиный крик», я аж плакала - так мне было жалко тех солдатиков, что погибли, а-а-я-яй! И батька любил почитать Василя, говорил: «Я знаю: мой сынок будет великим человеком». Но для меня Василь всегда был и остается, конечно, прежде всего братом..."


С 90-годдзем  з дня нараджэння Васіля Быкава, шаноўныя землякі!
Вялікае дзякуй Вам, Васіль Уладзіміравіч, за тое што Вы збыліся, за тое, што адбыліся, за тое, што Вы сапраўдны сын свайго народа, за тое, што не адракаліся ад сваіх пачуццяў, ад сваіх думак, ад сваіх  прынцыпаў, за тое, што жылі ва ўзгодзе з самім сабой, за тое, што малі гонар Беларусам звацца, за Вашу адданую любоў да сваей шматпакутнай Радзімы!
Нізкі паклон Вам, Васіль Быкаў!  – Беражы Вас, Божа, і на Тым Свеце!..

ПОМНІМ, ЛЮБІМ, СМУТКУЕМ…