Ночь - это я!

                А тишина раскинулась такая,
                что слышно, как шуршит под полом жук.
                Ночь – Пушкин. Триста раз её читая,
                я двести раз другою нахожу.

                Ночь – полем успокоенный Вергилий:
                среди торосов не горящих ламп
                с ним можно плыть челюскиным на льдине
                знакомо-незнакомого стола.

                Сквозь времена, зарницы, отголоски
                прорвёмся через бурю напролом,
                и подмигнёт на суше Маяковский:
                «Стихи стоят свинцово-тяжело».

                Когда устанут тьма и свет бороться,
                звезда звезде тихонько повторит:
                конечно, ночь – замёрзший, тихий Бродский,
                он будет приходить и говорить

                и за стеклом, фантомам потакая,
                покажет всем Италию и Крым.
                Но тишина раскинулась такая,
                что кажется: попал не в те миры.

                Александр Кожейкин
                "Ночь - Пушкин!"

Еще недавно тишь была такая,
Что слышал, как крадется таракан.
Ночь – это я. Окрестности пугая,
В который раз хватаюсь за стакан!

Стихом своим хронически я болен,
Навеки мы в экстазе сплетены.
Им возбужден, совсем как Максвелл полем,
Как Амундсен торосом ледяным.

Вместила ночка родственные души.
Изрек Хайям: «Кто трезв, тот не пиит…»
И Маяковский, вдев сакэ под суши,
Про стих сказал: «Коль встал, то постоит!»

На празднике, по-болдински осеннем,
Звезде звездою падшей быть не в лом.
Похоже, ночь – упившийся Есенин,
Так сладко задремавший под столом.

Опять, от вожделения икая,
К мулаткам захотелось в Тринидат…
Но темнота раскинулась такая,
Что кажется: попал, да не туда!