Вольфганг Борхерт. Три тёмных короля

Wolfgang Borchert.(1921 – 1947).Die drei dunklen Koenigen

  Он топал через тёмное предместье. Полуразрушенные дома втыкались в
небо. Луны не было и брусчатка пугалась поздних шагов. И тут он
нашёл старую планку. Он наступил ногой, рейка сморщившись всхлипнула
и сломалась.От древесины исходил сладкий запах трухи.
  Через тёмное предместье протопал он обратно. Звёзд не было.

  Когда он открыл дверь(она всплакнула, дверь) на него взглянули
бледно-голубые глаза жены. Они выпирали из усталого лица. Её дыхание
висело белым в комнате. Так холодно было здесь.
  Он согнул костлявое колено и сломал деревяшку. Деревяшка всхлипнула.
Вокруг запахло сладким и трухой. Он задержал кусок у себя под носом.
Пахнет почти как пирог,- засмеялся он тихо.
Нет, - сказали глаза жены, - не смейся. Он спит.

  Мужчина сунул сладкую трухлявую доску в маленькую жестяную печь.
Доска вспыхнула и бросила горсть тёплого света через комнату. Свет
упал на крошечное круглое лицо и задержался на мгновение. Лицо показа-
лось на время старым, но оно имело всё, что положено иметь лицу: уши,
нос, рот и глаза. Глаза были большими и это было заметно, хоть они и
были закрыты. Но открытый рот тихо выдохнул. Нос и уши были розовыми.
Он жив, - подумала мать. Маленькое лицо спало.

Ещё есть овсяные хлопья,- сказал мужчина. Да, это хорошо,- ответила жена.
Холодно. Мужчина подкинул ещё сладковатую, мягкую щепку.
Только родила ребёнка и должна мёрзнуть,- подумал он, но некому было за
это врезать кулаком в лицо. Когда он открыл дверцу печки, снова горсть
света упала на спящее лицо. Женщина сказала тихо: взгляни! Прямо как
святой свет. Не находишь?
Святой свет,- подумал он, но некому было ткнуть кулаком в лицо.

И тут в дверях появились незнакомцы. Мы увидели свет из окошка,- сказали
они. Мы хотим десять минут посидеть. Но у нас ребёнок,- сказал мужчина,
обращаясь к ним. Ничего не ответив на это они проследовали в комнату,
выдыхая из носа туман и высоко поднимая ноги. Мы тихонько,- прошептали
они и задрали ноги кверху. В этот момент свет упал на них. Их
было трое. В трёх старых униформах. У одного была картонная коробка,
у другого — мешок, третий был без рук. Замёрзли, - сказал он и поднял
обрубки вверх. Потом он повернул к мужу карманы плаща. Там был табак
и тонкая бумага. Гости свернули сигареты, но женщина сказала:
Нет, ребёнок!
Тогда четверо вышли за дверь и их сигареты были четырьмя точками в ночи.
У одного были толстые, замотанные в тряпьё ноги. Он достал кусок дерева
из мешка. Осёл,- сказал он. Семь месяцев вырезал я его для ребёнка.
С этими словами он протянул его мужу.
Что с ногами? - спросил тот. Водянка,- ответил резчик осла,- от голода.
А второй и третий? - спросил муж, ощупывая в темноте осла.
Третий трясся в своей униформе: Ничего, это нервы, - прошелестел он.
Слишком много страха выпало на его долю.
Мужчины затоптали окурки и вернулись в помещение.

Они высоко поднимали ноги и смотрели на маленькое спящее лицо.
Дрожащий достал из картонной коробки две жёлтые карамельки и сказал:
Это для женщины.

Женщина широко раскрыла блеклые глаза, когда все трое, согнувшись,
смотрели на ребёнка. Ей было страшно. В этот момент ребёнок протянул
ножки к её груди и закричал так сильно, что трое Тёмных подняли ноги
и скользнули к двери. Они поклонились ещё раз и исчезли в ночь.

Мужчина смотрел им вслед. Особенные какие-то святые,- сказал он жене.
Затем он запер дверь. Славные святые,- пробормотал он и посмотрел на
овсяные хлопья. У него не было лица, по которому можно было бы
врезать кулаком.

Ребёнок кричал, сильно кричал перед тем, как они ушли,- шептала жена.
Посмотри, какой он  живучий!- сказала она гордо.
Лицо раскрыло рот и закричало.
Он плачет? - спросил мужчина.

Нет, я думаю, он смеётся,- ответила жена.

Почти как пирог,- сказал мужчина и понюхал щепку,- как пирог. Так сладко.

Сегодня — Рождество! - сказала жена.

Да, Рождество,- пробурчал муж и от печки упала горсть света на спящее
маленькое лицо.

Перевод с немецкого 22.01.14.

Die drei dunklen Koenige
 
Er tappte durch die dunkle Vorstadt. Die Haeuser standen abgebrochen
gegen den Himmel. Der Mond fehlte, und das Pflaster war erschrocken
ueber den spaeten Schritt. Dann fand er eine alte Planke. Da trat er
mit dem Fuss gegen, bis eine Latte morsch aufseufzte und losbrach.
Das Holz roch muerbe und suess. Durch die dunkle Vorstadt tappte
er zurueck. Sterne waren nicht da.

Als er die Tuer aufmachte(sie weinte dabei, die Tuer), sahen ihm die
blassblauen Augen seiner Frau entgegen. Sie kamen aus einem mueden
Gesicht. Ihr Atem hing weiss im Zimmer, so kalt war es. Er beugte sein
knochiges Knie und brach das Holz. Das Holz seufzte. Dann roch es muerbe
und suess ringsum. Er hielt sich ein Stueck davon unter die Nase. Riecht
beinahe wie Kuchen,lachte er leise. Nicht, sagten die Augen der Frau,
nicht lachen. Er schlaeft.
 
Der Mann legte das suesse, muerbe Holz in den kleinen Blechofen.
Da glomm es auf und warf eine Handvoll warmes Licht durch das Zimmer.
Die fiel hell auf ein winziges rundes Gesicht und blieb einen Augenblick.
Das Gesicht war erst eine Stunde alt, aber es hatte schon alles, was dazu gehoert:
Ohren, Nase, Mund und Augen. Die Augen mussten gross sein, das konnte man sehen,
obgleich sie zu waren. Aber der Mund war offen, und es pustete leise daraus.
Nase und Ohren waren rot. Er lebt, dachte die Mutter.
Und das kleine Gesicht schlief.
 
Da sind noch Haferflocken, sagte der Mann. Ja, antwortete die Frau, das
ist gut. Es ist kalt. Der Mann nahm noch von dem suessen, weichen Holz.
Nun hat sie ihr Kind gekriegt und muss frieren, dachte er. Aber er hatte
keinen, dem er dafuer die Faeuste ins Gesicht schlagen konnte. Als er die
Ofentuer aufmachte, fiel wieder eine Handvoll Licht ueber das schlafende Gesicht.
Die Frau sagte leise: Kuck, wie ein Heiligenschein, siehst du?
Heiligenschein!- dachte er,
und er hatte keinen, dem er die Faeuste ins Gesicht schlagen konnte.
 
Dann waren welche an der Tuer. Wir sahen das Licht, sagten sie, vom
Fenster. Wir wollen uns zehn Minuten hinsetzten. Aber wir haben
ein Kind, sagte der Mann zu ihnen. Da sagten sie nichts weiter, aber
sie kamen doch ins Zimmer,stiessen Nebel aus den Nasen und hoben die
Fuesse hoch. Wir sind ganz leise, fluesterten sie und hoben die Fuesse
hoch. Dann fiel das Licht auf sie. Drei waren es. In drei alten Uniformen.
Einer hatte einen Pappkarton, einer einen Sack.
Und der dritte hatte keine Haende. Erfroren, sagte er, und hielt die
Stuempfe hoch.
Dann drehte er dem Mann die Manteltaschen hin. Tabak war drin und duennes Papier. Sie drehten Zigaretten. Aber die Frau sagte: Nicht, das Kind.
Da gingen die vier vor die Tuer, und ihre Zigaretten waren vier Punkte
in der Nacht. Der eine hatte dicke umwickelte Fuesse. Er nahm ein Stueck Holz
aus einem Sack.
Ein Esel, sagte er, ich habe sieben Monate daran geschnitzt. Fuer das Kind.
Das sagte er und gab es dem Mann. Was ist mit den Fuessen? fragte der Mann.
Wasser, sagte der Eselschnitzer,, vom Hunger. Und der andere, der dritte?
fragte der Mann und befuehlte im Dunkeln den Esel. Der dritte zitterte
in seiner Uniform: Oh, nichts, wisperte er, da sind nur die Nerven.
Man hat eben zuviel Angst gehabt.
Dann traten sie die Zigaretten aus und gingen wieder hinein.
 
Sie hoben die Fuesse hoch und sahen auf das kleine schlafende Gesicht.
Der Zitternde nahm aus seinem Pappkarton zwei gelbe Bonbons und sagte dazu:
Fuer die Frau sind die.
 
Die Frau machte die blassen Augen weit auf, als sie die drei Dunkeln ueber
das Kind gebeugt sah. Sie fuerchtete sich. Aber da stemmte das Kind
seine Beine gegen ihre Brust und schrie so kraeftig, dass die drei Dunklen
die Fuesse aufhoben und zur Tuer schlichen. Hier nickten sie nochmal,
dann stiegen sie in die Nacht hinein.
 
Der Mann sah ihnen nach. Sonderbare Heilige, sagte er zu seiner Frau.
Dann machte er die Tuer zu. Schoene Heilige sind das, brummte er,
und sah nach den Haferflocken. Aber er hatte kein Gesicht fuer seine Faeuste.
 
Aber das Kind hat geschrien, fluesterte die Frau, ganz stark hat es geschrien.
Da sind sie gegangen. Kuck mal, wie lebendig es ist, sagte sie stolz.
Das Gesicht machte den Mund auf und schrie.
Weint er? fragte der Mann.
 
Nein, ich glaube, er lacht, antwortete die Frau.
 
Beinahe wie Kuchen, sagte der Mann und roch an dem Holz, wie Kuchen. Ganz suess.
 
Heute ist ja auch Weihnachten, sagte die Frau.
 
Ja, Weihnachten, brummte er, und vom Ofen her fiel eine Handvoll Licht
auf das kleine schlafende Gesicht.
 
von Wolfgang Borchert