Переводы из И. В. Гёте. Мариенбадская элегия

Чего я  жду от этого свиданья,
таинственного, как цветок закрытый, дня?
Мне рай иль ад готовит ожиданье?
Душа смятением охвачена моя.
Сомненья прочь! Она в воротах рая
к тебе взывает, руки простирая.
                *

Итак, ты принят в райские селенья,
как если бы достоин рая твой удел.
Желаний больше нет и сожаленья,
и сокровеннейших стремлений здесь предел.
В присутствии единственно прекрасной
иссяк мгновенно слёз источник страстный.

Как крыльями ни машет день усердный,
минуты, кажется, не движутся вперёд.
Вечерний поцелуй печатью верной
соединил с минувшим завтрашний восход.
Часы как сёстры*, всё же друг от друга
разнились в продолжение досуга.

Последний поцелуй, жестоко сладкий,
плетенье нежных уз разъял огнём своим.
Шаг на дороге спотыкался гладкой,
как будто сзади гонит грозный херувим.
Глаз цепенел, разглядывая что-то;
глядел назад, там заперты ворота.

Так заперт сам в себе, как будто прежде
не открывалось сердце это никогда
в священном трепете любви надежде,
всходила в небесах не для него звезда,
и только сожаленье и неверье
царили в этой душной атмосфере.

Напрасен мир, где больше не венчает
крутые стены скал её святая тень.
Зачем хлеба созрели? Вниз сбегают
зелёные луга сквозь заросли зачем?
И для чего над миром свод огромен
то полон разных форм, а то бесформен?

Нежнейшее во всём воздушном мире
из хора серафимовидных облаков
восходит плавно в голубом эфире
подобно чудному видению из снов.
Танцуя, властвует в своём очарованье
любимейшее изо всех созданье.

Лишь ухватившись за мгновенье, можно
видения воздушный образ удержать.
Поглубже тотчас спрячь, чтоб осторожно
из сердца тысячу картин потом взывать,
единственную в памяти лелея.
Передо мной одна другой милее.

Вот на крыльце меня встречая, сходит
по ступеням и словно поджидает, встав;
вот поцелуй последний, но догонит
ещё последнейший запечатлеть в уста.
Из памяти картине не стереться,
написанной углём горящим в сердце.

То сердце, неприступное, как крепость,
хранимо ею и её в себе хранит.
Благословив в ней собственную вечность,
пленением своим как жизнью дорожит.
И видя, что и ей легко живётся,
оно, за всё ей благодарно, бьётся.

К любви способность и потребность в чувстве
ответном, возникая, вызвали тотчас
прилив и жажду радостных предчувствий,
проектов и надежд, решений сей же час! -
С любовью, укрепившей дух и душу,
проснувшись, силы вырвались наружу,

всё ей благодаря! - Когда ужасных,
жестоких треволнений гнёт сковал,
взгляд в окружении чудовищ страшных
в пустующем пространстве сердца тосковал,
с её порога свет струился нежный:
она стояла в облике надежды.

С покоем, данным вам небесной силой, -
в нём счастья больше, нежели в уме твоём, -
сравнил бы я любви покой весёлый
в присутствии любимого созданья в нём.
Принадлежать лишь ей - ничто не может
быть счастья мира этого дороже.

Есть в нашем сердце высшее стремленье:
из благодарности предаться всей душой
Тому, Кто выше, чище и светлее,
Непознанному долг отдать извечный свой.
"Быть набожным" - когда я перед нею,
к святому этому причастен я стремленью.

От взгляда одного её, как солнце,
её дыхания, как веянье весны,
как снег, который в толщах остаётся,
глухого самолюбия растают льды.
Корысть и своеволие исчезнут
с её приходом, словно канут в бездну.

Как если бы она сказала: "Час за часом
себя любезно нам предоставляет жизнь.
Вчерашнее для нас покрыто прахом,
а завтрашнего знать не может ни один.
И если я страшусь порою ночи,
садясь, светить мне солнце хочет.

Будь потому, как я: встречай мгновенье,
легко и радостно в глаза ему гляди,
даруй всему своё благоволенье,
служи любви, жизнь в радости веди.
Всё, что по-детски просто и любимо
ты сделал в жизни - непреодолимо".

Легко так говорить, когда священной
своею милостью тебя Бог отличил,
чтоб в близости твоей благословенной
такой, как я, судьбу благодарил.
Но в отдаленье от тебя что проку,
я говорю, в учении высоком?

Теперь я отдалён. Что подобает
мне с этою минутой, не могу сказать.
Но тяготы, что жизнь мне оставляет
для утешения, я не смогу принять.
Тоска снедает и терзают грёзы,   
потоком беспрерывным льются слёзы.

В их бурном, бесконечном изверженье
нет способа залить пылающую грудь.
Уж смерть и жизнь во мне ведут боренье,
неистовствуя люто, не дают вздохнуть.
Есть зелье успокоить тела муку,
но где взять волю и решимость духу?

Покорности в нём нет и нет смиренья.
Он в тысячный и вновь в тысячепервый раз
творит её в своём воображенье,
то бледную, то нестерпимую для глаз.
Взад и вперёд приливы и отливы
уносят, но не возвращают силы.
                *

Простимся  здесь. Средь скал, средь мхов, болота
я остаюсь один без спутников моих.
А перед вами распахнул ворота
просторный вечный мир, и свод небесный тих.
Исследуйте природу, её тайны
предстанут вам в красе необычайной.

Я потерял себя, вселенную, в которой
был на земле любимцем ласковых богов.
Они вручили мне ларец Пандоры,
добром, но больше злом набитый до краёв.
Они меня любовью наградили
и, разлучив, навеки погубили.


*"Часы как сёстры": В нем. яз. ЧАС - die Stunde - ж.р.