Безумцы Георга Гейма - 5 стихотворений, с нем

Из Георга Гейма. Безумцы, с нем.


Коротко об авторе из Википедии:

Георг Гейм (нем. Georg Heym, 1887-1912) — немецкий поэт, писатель, драматург, ключевая фигура
раннего экспрессионизма.
Георг Гейм родился в 1887 году в семье чиновника Германа Гейма и его жены Дженни.
С ранних лет он начал интересоваться литературой; первые стихи относятся к 1899 году.
В 1906 году в гимназической газете «Круговращение солнца» опубликованы два стихотворения Гейма,
написанные под впечатлением от самоубийства его одноклассника. В мае следующего года Гейм
по желанию отца поступил на юридический факультет Вюрцбургского университета. А в сентябре он
закончил первый акт драмы «Поход на Сицилию» — драматический фрагмент «Афинские ворота», который
вышел отдельной книгой в издательстве «Типография Меммингера» небольшим тиражом. Это единственное
драматическое произведение, опубликованное при жизни автора. В апреле 1908 года за один день он
сочиняет одноактную драму «Свадьба Бартоломео Руджери»… Большое влияние на формирование его
стиля первоначально оказали Ницше, Гёльдерлин, Новалис, Мережковский.
В 1910 г. Гейм выступает в Берлине в «Неопатетическом кабаре» при «Новом клубе» и быстро
приобретает известность в литературных кругах. Вместе с Э. Штадлером и Г. Траклем он становится
одним из предтеч экспрессионизма в немецкоязычной литературе. Смерть, большие города и война были
главной темой его стихотворений. Также многие стихи и прозаические произведения Гейма посвящены
историческим сюжетам.
В январе 1912 г. Гейм, катаясь на коньках со своим другом Эрнстом Бальке на реке Хафель,
провалился под лёд и утонул. Он стал знаменит как «поэт, предсказавший собственную смерть».
И действительно, менее чем за два года до гибели Гейм сделал в дневнике запись сна,
который во многом предварял обстоятельства его смерти.
При жизни Гейма вышел только один его стихотворный сборник — «Вечный день» (1911). 
Посмертная слава Гейма возросла после включения его стихов в легендарную антологию
экспрессионистов «Сумерки человечества», 1919 г., выдержавшую за последующие 90 лет
43 переиздания и ставшую в Германии эталонной для этого направления.
В годы правления Гитлера экспрессионизм был объявлен «дегенеративным искусством».
Творчество Гейма как одного из ярких представителей этого направления было предано забвению.
По приказу Геббельса 10 мая 1933 года на улицах и площадях германских городов запылали костры,
в которых горели произведения выдающихся зарубежных и немецких писателей, книги Гейма
в том числе. Однако лишь после войны началось серьёзное изучение его творчества.


От переводчика:

Здесь приведены мои переложения следующих пяти стихотворений Георга Гейма:
1) Безумцы.
2) Безумцы 1.
3) Безумцы 2.
4) Безумцы 5: Сомнамбулы.
5) Безумцы: Вариация.

Я нашел оригиналы в разных местах Интернета.
Не возьмусь утверждать, но у меня создалось ощущение, что это не цикл стихотворений,
а скорее несколько вещей, объединённых одной темой, которая постоянно интересовала автора.

"Клён ты мой опавший..." - эти или подобные им строчки не нуждаются ни в каких пояснениях
для читающих на русском языке. Но не все стихи таковы. В частности, произведения
экспрессионистов так легко не раскусишь.

Здесь ниже вслед за оригиналами стихотворений Гейма имеется несколько примечаний.
Мне кажется, что до начала чтения стоит проглядеть первое из них (*I) - иначе воспринимать стихи
будет непросто, скоее всего они покажутся невразумительными и малоинтересными.



1) Безумцы.  /(см. ниже *I)

Луна как жёлчь течёт из облаков.
Безумные висят на прутьях клетки,
Цепляются за них. Так в липкой сетке
Шевелится скопленье пауков.

В просторных залах как марионетки
Они танцуют. Бал безумцев. Вдруг
Крик бешенства - и всё ревёт вокруг.
Трясутся стены, сыплются пальметки.

Сейчас о Юме рассуждал с врачом он -
И вот маньяк сбивает с ног врача.
Тот в луже крови.  Череп весь разломан.

Толпа глядит, довольно гогоча.
Вдруг, точно мыши при щелчке бича,
Все врассыпную. Замирает гомон.


2) Безумцы 1.

Картонные, раскрашенные мелом,
На них венцы; а прутик - жезл в руках.
И всякий ходит в одеяньи белом
Как в царских горностаевых мехах.

Вот, словно в танце рой эфемерид,        /(см. ниже *II)
Чей день - что век, а век - что день короток,-
Рой Иисусов в тишине парит
И лилиями вьётся вдоль решёток.

Снимает вечер красные перчатки,
Подошвой красной пачкает полы.
Они как дети с ним играют в прятки,
Гурьбой сбиваясь в тёмные углы.

Заку'тки их озарены закатом.
Срываясь с их багровых языков,
Весёлый смех грохочет по палатам,
Клокочет между тощих тюфяков.

Потом они сползаются как мыши,
Задрёмывают сладко. Красный воск
Зари всё тише, тише льётся свыше
На их виски, где мучается мозг.

Кружа над ними, синяя луна
По гулким залам медленно плывёт.
Кривит улыбка узкий рот; она -
Как бледный лотос в колыханьи вод.

Пока, певучий, из глубин эфира
На красных крыльях солнцем золотым
Сон не слетит, - и зов иного мира
Проникнет кровь, сердца пронижет им.



3) Безумцы 2.

Смерть светится своею трупной кожей
В слепых окошках казематов их,
И черноту пронзает звук, похожий
На хриплый стон зловещих флейт ночных.

Из рукавов хламид их бутафорных
Чуть могут руки выпростать они.
Над ними взмахи чьих-то крыльев чёрных
И траурные факелов огни.

Распят на ложе, каждый Маром  мучим.  /(см. ниже *III)
Он душит их. Их ужас обуял.
И жёлтые, подобные гадючьим,
Их головы торчат из одеял.

Крик, гром литавр, бредовое мычанье.
Глухое эхо поглощает ночь,
И слышно лишь свистящее дыханье:
Им демонов своих не перемочь.

Их космы мо'кры, их терзают монстры,
Виски крушат удары молотка,
И коготь грифа беспощадно-острый
Усердствует достать до мозжечка.         



4) Безумцы 5: Сомнамбулы.   /(см. ниже *IV)

Ударил час полу'ночный, и вот
В покровах белых, призракам сродни,
Сомнамбул сонм восходит в небосвод;
Как белый дым колышутся они.

Они взмывают с крыш, переборов
Законы тяготенья вещества,
И кружатся на шпицах флюгеров
С безумною улыбкой торжества.

Они поют, подняв глаза в зенит,
В кимвалы бьют, и каждый счастлив там,
А месяц их дурманит и пьянит,
Медовый источая фимиам.

Над гребнем гор, над пиком голубым,
Где в пропасть обрывается тропа,
К серпу легчайшим облаком ночным
Стремится их бесплотная толпа.

Их руки нежно трогают его,
Пощипывают жёлтое ушко,
И словно заклиная божество,
Они танцуют, двигаясь легко.

И бледный месяц, будто бог-жених,
Целует их в уста, влечёт во тьму,
И как паук, поймавший в сети их,
Присасывает к сердцу своему.



5) Безумцы. Вариация.   /(см. ниже *V)

Империя. Багровые поля
В провинции. Охрана, узы, плети.
Мы с треском рвём густого тёрна сети,
Которые расставила земля.

А с неба пламя прыщет как из топки,
Нам языки ужасные грозят.
Змеится в наших венах синий яд,
Им черепные полнятся коробки.

Мы путаемся в стеблях повилики,
Червей доро'гой давим дождевых,
Но мы почти не слышим стонов их,
Вакхические испуская клики.   

Нам дан ступней прозрачно-лёгкий свод,
У нас на спинах пара алых крылий,
И мы парим, танцуем без усилий
Среди обломков, сора, нечистот.

Везде огонь. Он боговдохновен.
Мы сами по себе. Мы полубоги.
Пылает небо. Пляшут наши ноги
На древнем камне обветшалых стен.

Пустынный край. Руины чьей-то мызы.
Главою царской нам кивает дрок,
Цепляется за икры наших ног
И любострастно лезет в наши ризы.

Вся в оберегах, глядя мимо нас,-
Стоит большая скорченная ива, 
И опуская ветви молчаливо,
Листами прикрывает дупла глаз.

Вдруг из дупла выскакивают мыши,
Как мы, безумны.  Клюв златой блестит
У края неба.  И в огонь летит
Вперёд нас лебедь.  Песня льётся свыше.

Мы впитываем смерти сладкий звук,
Он в золоте небес дрожит и тает,
Пока высокий тополь налагает
На наши чёла тени веток-рук.

Закат как тёмный клюквенный настой.
Вот солнце скрылось в туче, будто в яме,
И наступает тьма... - словно клещами
Вдруг с корнем зуб был вырван золотой.

И гневный небосвод уходит в пруд
С водой чернильно-чёрного агата,
В чьей глубине скрываясь, ночь чревата
Несчастьями. И се: они грядут.

Распухший труп скрывает бездна та,
Мальки вкруг тела вьются легче пуха,
И древний сом ему вплывает в ухо
И вновь выскальзывает изо рта.

Канючит филин. Голубой удод
Козою блеет в сумрачной трясине.
Что ж ваши лбы так сузились? Что ж ныне
На голове ваш волос восстаёт?

Вы не князья,- вы бестии, вы суки,
Что злобным лаем вспугивают тьму.
Вы от меня бежите... почему?
Как гуси под ножом, трепещут руки.

Распят,- с креста,- в туманном далеке
Я зрел Ершалаим у края неба.     /(см. ниже *VI)
Тогда - Иисус, я нынче корку хлеба
Жую в своём забытом уголке.



Оригиналы:


1) Die Irren.

Der Mond tritt aus der gelben Wolkenwand.
Die Irren haengen an den Gitterstaeben,
Wie grosse Spinnen, die an Mauern kleben.
Entlang den Gartenzaun faehrt ihre Hand.

In offnen Saelen sieht man Taenzer schweben.
Der Ball der Irren ist es. Ploetzlich schreit
Der Wahnsinn auf. Das Bruellen pflanzt sich weit,
Dass alle Mauern von dem Laerme beben.

Mit dem er eben ueber Hume gesprochen,
Den Arzt ergreift ein Irrer mit Gewalt.
Er liegt im Blut. Sein Schaedel ist zerbrochen.

Der Haufe Irrer schaut vergnuegt. Doch bald
Enthuschen sie, da fern die Peitsche knallt,
Den Maeusen gleich, die in die Erde krochen.




2) Die Irren 1.
 
Papierne Kronen zieren sie. Sie tragen
Holzstoecke aufrecht auf den spitzen Knien.
Und ihre langen, weissen Hemden schlagen
Um ihren Bauch wie Koenigshermelin.

Ein Volk von Christussen, das leise schwebt
Wie grosse Schmetterlinge durch die Gaenge,
Und das wie grosse Lilien rankt und klebt
Um ihres Kaefigs schmerzliches Gestaenge.

Der Abend tritt herein mit roten Sohlen,
Zwei Lichtern gleich entbrennt sein goldner Bart.
In dunklen Winkeln hocken sie verstohlen
Wie Kinder einst, in Daemmerung geschart.

Er leuchtet tief hinein in alle Ecken,
Aus allen Zellen gruesst ihn Lachen froh,
Wenn sie die roten, feisten Zungen blecken
Hinauf zu ihm aus ihres Lagers Stroh.

Dann kriechen sie wie Maeuse eng zusammen
Und schlafen unter leisem Singen ein.
Des fernen Abendrotes rote Flammen
Vergluehen sanft auf ihrer Schlaefen Pein.

Auf ihrem Schlummer kreist der blaue Mond,
Der langsam durch die stillen Saele fliegt.
Ihr Mund ist schmal, darauf ein Laecheln thront,
Das sich, wie Lotos weiss, im Schatten wiegt.

Bis leise Stimmen tief im Dunkel singen
Vor ihrer Herzen Purpur-Baldachin,
Und aus dem Aethermeer auf roten Schwingen
Traeume, wie Sonnen gro;, ihr Blut durchziehn.


3) Die Irren 2.
 
Der Tod zeigt seine weisse Leichenhaut
Vor ihrer Kerkerfenster Arsenal.
Das schwarze Dunkel schleicht in truebem Laut
Geborstner Floeten durch der Naechte Qual.

Und weisse Haende strecken sich und klingen
Aus langen Aermeln in der Saele Tor.
Um ihre Haeupter wehen schwarze Schwingen,
Rauchende Fackeln wie ein Trauerflor.

Bebaendert stuerzt ein Mar durch ihre Betten,
Der ihre Koepfe schlagend, sie erschreckt.
Wie gelbe Schlangen auf verrufnen Staetten,
So wiegt ihr fahles Haupt, von Nacht bedeckt.

Ein Schrei. Ein Paukenschall. Ein wildes Bruellen,
Des Echo dumpf in dunkler Nacht verlischt.
Gespenster sitzen um sie her und knuellen
Den Hals wie Stroh. Ihr weisser Atem zischt.

Ihr Haar wird bleich, und feucht vor kaltem Grauen.
Sie fuehlen Hammerschlag in ihrer Stirn,
Und grosse Naegel spitz in Geierklauen,
Die langsam treiben tief in ihr Gehirn.



4) Die Irren 5: Die Somnambulen.
 
Schon braust die Mitternacht. Mit langem Haar
In weisse Tuecher feierlich gehuellt
Zieht schwankend auf der Somnambulen Schar,
Wie Rauch so weiss, der weit den Himmel fuellt.

Aus allen Daechern steigen sie herauf,
Irrlichtern gleich auf einem schwarzen Sumpf.
Sie tanzen auf der Wetterfahnen Knauf,
Mit irren Laechelns froehlichem Triumph.

Sie schlagen Zimbeln in der leichten Hand
Und irren singend in der gruenen Luft.
Vor ihren Bruesten zittert ihr Gewand,
Die wild den Mond berauschen, suess, voll Duft.

Sie kitzeln ihn mit ihren zarten Haenden
Und zwicken leicht ihn in das gelbe Ohr.
Sie wiegen sich in ihren magern Lenden
Im Tanzschritt hin, ein weisser Trauerchor.

Sie fliegen durch die Nacht wie Wolken leise
Hoch ueber spitzer Berge blauem Grat
Hinauf zu ihm auf ihrer leichten Reise
Zu einem Wiegenlied an Abgrunds Pfad.

Der Mond umfaengt sie sanft mit Spinnenarm.
Ihr Haupt wird von dem Kusse weiss gemalt.
Sie ruhn an ihres Braeutigams Herzen warm,
Der tief durch ihre duenne Rippe strahlt.



5) Die Irren: Variation.
 
Ein Koenigreich. Provinzen roter Wiesen.
Ein Waerter, eine Peitsche, eine Kette.
So klappern wir in Nessel, Dorn und Klette
Durch wilder Himmel schreckliche Devisen,

Die uns bedrohn mit den gezackten Flammen,
Mit grosser Hieroglyphen roter Schrift.
Und unsrer Schlangenadern blaues Gift
Zieht krampfhaft sich in unserm Kopf zusammen.

Dass tausend Disteln unsere Beine schlagen,
Dass manchen Regenwuermchens Koepfchen knackt,
Zu unseres wilden Volks Bacchanten-Takt,
Wir hoeren's ferne nur in unsere Klagen.

Ein glaesern leichter Fuss ward uns gegeben,
Und Scharlachfluegel waechst aus unserm Ruecken.
So tanzen wir zum Krach der Scherben-Stuecken,
Durch lauter Unrat feierlich zu schweben.

Welch goettlich schoenes Spiel. Ein Meer von Feuer.
Der ganze Himmel brennt. Wir sind allein,
Halbgoetter wir. Und unser haarig Bein
Springt nackt auf altem Steine im Gemaeuer.

Verfallner Ort, versunken tief im Schutte,
Wo wie ein Koenigshaupt der Ginster schwankt,
Des goldner Arm nach unsern Knoecheln langt
Und luestern faehrt herauf in unsrer Kutte.

Wo eine alte Weide, duerr und stumm,
Mit Talismanen ihren Bauch behaengt,
Vor unsrer Goettlichkeit die Arme senkt,
Und uns beschielt mit Augen, weiss und krumm.

Aus ihrem Loch springt eine alte Maus,
Verrueckt wie wir. Ein goldner Schnabel blinkt
Am Himmelsrand. Ein leises Lied erklingt,
Ein Schwan zieht in das Feuer uns voraus.

O suesser Sterbeton, den wir geschluerft.
Breitschwingig flattert er im goldnen West,
Wo hoher Pappeln zitterndes Geaest
Auf unsere Stirnen Gitterschatten wirft.

Die Sonne sinkt auf dunkelroter Bahn,
In einer Wetterwolke klemmt sie fest.
Macht schnell und reisst aus seinem schwarzen Nest
Mit Zangen aus den goldnen Wolken-Zahn.

Hui. Er ist fort. Der dunkle Himmel sinkt
Voll Zorn herab in einen schwarzen Teich,
Des Abgrund droht, mit fahlen Wolken bleich,
Unheimlich, eine Nacht, die Unheil bringt.

Und eine Leiche wohnt im tiefen Grund,
Um die ein Aale-Volk geschmeidig huepft.
Uralt, ein Fisch, der ein zum Ohre schluepft
Und wieder ausfaehrt aus dem offnen Mund.

Ein Unke ruft. Ein blauer Wiedehopf
Meckert wie eine Ziege in dem Sumpf. –
Was werden eure Stirnen klein und dumpf,
Was straeubt sich euch der graue Narren-Schopf?

Ihr wollet Fuersten sein? Ich sehe Bestien nur,
Die weit die Nacht erschrecken mit Gebell.
Was flieht ihr mich? Die Arme flattern schnell,
Wie Gaensen an dem Messer der Tortur.

Ich bin allein im stummen Wetterland,
Ich, der Jerusalem vom Kreuz geschaut,
Jesus dereinst. Der nun den Brotranft kaut,
Den er im Staub verlorner Winkel fand.




Примечания переводчика:

(*I)  На той же интернет-странице, где я нашел оригинал стихотворения "Безумцы",
приведён разбор этой вещи, в котором дана также и сжатая характеристика
немецкого экспрессионизма как литературного направления.
Вот этот анализ в моем сокращенном и адаптированном переводе:

<< Стихотворение "Безумцы" написано Георгом Геймом в 1910 году. Оно принадлежит эпохе
экспрессионизма (1910-1920). Слово происходит от итальянского понятия "Искусство выражения".
Поэты-экспрессионисты протестовали против традиций 19 в. с небывлой до этого остротой.
Они критиковали актуальное развитие - современную им цивилизацию, индустриализацию, 
урбанизацию и мещанство. Их темами были большие города, закат мира, война, распад личности.

Многие, намеренно провокативно выступая против понятия красоты в искусстве, занимались такими
мотивами как упадок, смерть, безумие, болезнь, разложение,- так что можно было говорить об эстетике отвратительного.

Данное стихотворение принадлежит теме распада личности, тесно связанной с критикой цивилизации
и ее больших городов. Лирического героя преследует чувство бессилия, потерянности.
Часто это выражается изображением физического разложения. Причем описание может иметь
как негативный, так и позитивный аспект, связанный с выходом за границы собственного Я
и уходом от жесткой рациональности бытия.

Распад личности может быть выражен также мотивами безумия, самоубийства, изображениями
утопленников или морга, которые связаны с пессимистическим восприятием культуры.
Автор выказывает симпатию к маргинальным социальным группам, которые, как и он сам,
не интегрированы в общественную жизнь.
Их особость презирается обществом как ненормальность, а это легко идентифицируется с безумием.
Безумцы часто встречаются в таких сочинениях и ставятся в контраст ненавистному обывателю.
Сумасшедшие разрушают все принятые нормы и ценности, отрицают мещанское благоразумие
и демонстрируют бесчеловечность предвоенного немецкого общества. Они словно указывают
на слабые места цивилизации и возвещают ее обновление. Безумец становится метафорой
больного общества.

Безумие было не только темой, но его также и симулировали особыми приемами искусства.
Его пытались воплотить в определенных стилевых моментах, например в порядке
словоупотребления или в хаотической речи; не исключался гротеск.
Здесь же могли иметь место и сугубо личные моменты: так, Георг Гейм всегда очень
боялся сойти с ума.

Данное стихотворение заявляет тему уже самим своим названием.
Оно написано в форме сонета, часто используемой экспрессионистами.
В данном случае применен сонет с нерегулярными рифмами.

Вначале описан месяц, выходящей из-за жёлтых облаков. Он бросает свой болезненный свет
на здание сумасшедшего дома. Цвет подчеркивает, что природа дана без романтической окраски,
ибо он вызывает негативные ассоциации: жёлтые облака заставляют думать о ядах, грязи, вони,
связанных с большими индустриальными городами. Так преображаются экспрессионистами
традиционные излюбленные романтические реквизиты. (*)

Безумцы висят "как большие пауки" на прутьях решетки. Образ паука обычно связан с чувством
брезгливости и отвращения. Паук плетет сеть и ждёт жертвы. Сравнением с омерзительным
существом люди низводятся к животному миру, у них отбирается их человеческое Я.

Вторая строфа поначалу словно бы контрастна первой. Позитивный образ танцевального вечера
утверждает освобождение безумцев. Они метафорически уподоблены танцующим, мрачная
атмосфера кажется позабытой. Вторая строка однако обозначает это как бал сумасшедших,
применение слов кажется гротескным. Слово "вдруг" ("ploetzlich" ) возвещает поворот,
формально поддержанный анжамбеманом(**):
Вдруг заявляет о себе безумие, что еще отчетливее проявляется (в оригинале) нарушением речи. 
Видимость нормальности разрушена. Масштаб искаженно увеличивается ("Трясутся стены"-
"alle Mauern von dem L;rme beben").

Мятеж безумцев доходит до высшей точки, когда один из них убивает врача.
Смерть подана в отвратительном виде. Глагол "zerbrochen"  (сломан - о черепе)
уподобляет врача неодушевленной вещи и звучит гротеском.
Так проявляется эстетика безобразного, свойственная экспрессионизму куда более,
чем лирические излияния.

Явление убийства здесь многозначно. Сначала взрыв безумия направлен на нечеловеческое
заточение, как можно заключить из упоминания имени шотландского философа Юма:
разумный разговор о нём прерывается и череп - вместилище разума - разбивается.
Так что убийство предстает уродливым отрицанием бюргерской рассудительности.

В традиционном представлении о человеке разум служит для того, чтобы ставить цели
и принимать решения. Для Юма, однако, определяющим было Чувство, ибо именно оно
определяет наши цели, а разум является только советчиком.
Умерщвление врача безумцами показывает, что такие построения в мире обывателей,
где правит "здравый смысл", никогда не найдут себе места; тем самым автор
критически указывает на закоснелось современного ему общества.

Гейм мог намекать и на другое положение философии Юма, который полагал,
что добрая воля отдельного человека, его сдержанность в осуществлении своих желаний,
идущая на благо обществу - является высшей моральной добродетелью.
Экспрессионистов тревожило, что это человеческое качество находится в явном дефиците,
а всё, что не связано с жесткими условиями массового производства, игнорируется и
отвергается. Убийство врача выявляет, что нет надежды на перемены или улучшение
людского сообщества, ибо оно к этому не готово и скорее использует бич („Peitsche knallt”)
- что еще раз подчеркивает его жесткость и холодность.

Безумцы освобождаются ненадолго, они скоро впадают в прежнее состояние,
и теперь сравниваются с мышами, которые шмыгают прочь, заслышав щёлканье кнута.
Мыши как и пауки вызывают брезгливость: ещё раз проявляется эстетика безобразного
и намекается, что безумие может существовать рядом с изуверством.

Существенную роль у экспрессионистов играют метафоры. Они не просто украшают текст,
но и приобретают значение самостоятельного высказывания. Согласование картины и языка
основывается не столько на объективном подобии, сколько на чувственном отношении автора
к предмету изображения. Причем разрыв образа и его словестного выражения может быть
столь велик, что это ведет к непониманию метафоры читателем, которое может увеличиваться
от строки к строке. Частично точное значение так и остается неясным.  Так, здесь символика
жёлтого цвета не поддается однозначному толкованию и остается в области предположений
и спекуляций. Особенно мало откроется тому читателю, кто не слишком хорошо знаком
с течением экспрессионизма.

Там, где речь идет о ненормальных, о сумасшедшем доме, о потере разума - там главным
образом нужно говорить о метафоричности. Умалишённые, их интернат, их охрана, их врачи -
скорее всего, отражают современную автору действительность. Сумасшедший дом/больница
представляет собою мир мещан, который экспрессионистами постоянно воспринимается
как тюрьма. Персонал - начальство, высокопоставленные и сильные фигуры этого мира,
а помешанные воплощают подавленную индивидуальность и многообразие не вписывающегося
в систему персонального Я.

Гейм, в отличие от ряда других экспрессионистов, описывает всё это нейтрально,
без сочувствия, без сарказма. Его безумцы восстают, как фигуры, противоположные бюргеру,
против заточения в современном мире, против обывательского благоразумия.  Многие
экспрессионисты выступали за насильственное изменение застывшего, больного общества,
за войну и революцию; но Гейм показывает, что это ничего не даёт: в его понимании
положение безнадежно и мир не изменит ничто. >>
.............................
    (*)  В русском переводе этот цвет вносит в текст еще один неочевидный аспект:
сумасшедший
         дом в России издавна называли "жёлтым домом"  - якобы оттого, что жёлтым было окрашено
         здание первой психиатрической лечебницы в Петербурге.
    (**) Анжамбеман: особое выразительное средство стиха,- перенос части фразы или слова
        из одной строки в другую для повышения смысловой или интонационной выразительности.


(*II) Эфемериды: бабочки-подёнки, однодневки.


(*III) Мар, Мара: в мифологии народов Европы злой дух, персонификация ночного кошмара.


(*IV) Сомнамбулы: сомнамбулизм ("снохождение", лат.) или лунатизм -
болезненное состояние, при котором люди совершают какие-либо действия во сне.
Поведение человека при этом выглядит целенаправленным и адекватным.
Но на самом деле он действует в соответствии с тем, что ему снится в
данный момент, при этом мозг пребывает в полусне-полубодрствовании.
Глаза сомнамбулы обычно открыты. Он может производить различные движения,
обходить препятствия, отвечать на вопросы. Однако действия не являются
сознательными и у большинства людей при пробуждении не вспоминаются.
Термин «лунатизм» связан с представлениями многих древних народов
о влиянии лунных циклов на психику человека.

(*V) Странные фантастические образы этого стихотворения заставляют вспомнить,
мне кажется, живопись Сальватора Дали, или, еще ближе - Иеронима Босха.
В потоке словно бы невразумительных ассоциаций имеется, возможно,
определённая логика; и этот поток  как-то незаметно выносит читателя
к неожиданному, на мой взгляд даже несколько шокирующему финалу. 

(*VI) Ершалаим - Иерусалим