1. Убийца и 2. Тёзка царя Давида-Дети не как все

Смотрите другие рассказы из серии "Дети не как все" ниже в выделенном сборнике в списке произведений




Убийце пять с половиной лет. Это его третье преступление.
В углу ,  за домом, в знойной и ржавой  пыли,
у водосточной трубы, затянутой тонкой узорчатой
паутиной, совершается убийство.

Кому   какое дело до гнусной  вонючей мухи, глупо

попавшейся    в сеть к пауку? Убийца не трогает паука.

Он вырывает ослабевшую муху из волосистой вязи и

кладет ее себе на ладонь. Муха ещё дышит и, осмелев,

шелестит зелеными крылышками. Тогда убийца обрывает

одно крыло и зажимает ее  покалеченное  тельце в кулак.

Жужжит и трется о ладонь еще живой комочек. Убийца

медленно обрывает второе крыло словно  лишний

лепесток, и опускает то, что осталось от мухи, в кучку

пыли. Муха все еще жужжит и перекатывается с боку  на

бок. Тогда убийца берет палочку и со всего  размаху

вонзает ее в торчащий выпуклый говорящий глаз.

Убийство свершилось…

Гром не грянул. Молния не испепелила его на месте.

Ничто не изменилось. Паук продолжает плести  свое

смертельное кружево. В воздухе висит   тяжелый

июльский день. А убийца бежит вприпрыжку в поисках

новой жертвы.

Первым был рыжий слепой котенок. Ничей. Он мяукал,
 
мяукал и мяукал, а Гай бросал в него камешки. Просто

так. Сам не зная зачем. Просто захотелось кидать в

котенка камешки. Назойливый писк котенка будил в нем

какие-то воспоминания  ,не из его пятилетней  короткой

жизни, а что-то глубинное , давнее,  темное .

Иногда ему снился огонь. Горит дом ,большой дом

многокомнатный весь в огне, а он стоит рядом и смеется.

Котенок внезапно замолкает и лежит совсем тихо. Рыжий

крошечный котенок на рыжем песке. Почти невидимка.

Гай подходит совсем близко и кидает последний камень в

мертвого котенка.

О, нет, ничего не происходит. Никто ничего не замечает.

Мама спешит по утрам на работу и в начале восьмого

оставляет его у Детского сада.


Все ещё закрыто.Гай пробирается  во двор сквозь

 отверстие  для мусорного бака и зарывается

в песок, чуть влажный от ночной прохлады. Арье,

старший брат, конечно, съест лучшее, что есть в

холодильнике , не дожидаясь его прихода.

Отец не ночует дома. Год назад он сбежал в Эйлат –

сказочный город на Красном море- и прихватил

с собой семнадцатилетнюю Анат, сестру матери.

Гай говорит всем, что отец уехал на заработки, а когда

вернется, купит ему большой " всамделешный "

велосипед.

Гаю тоскливо в пустом и холодном доме. Он не любит

шумный и дурашливый Детский сад. Больше всего он

ненавидит чистеньких мальчиков и девочек, которых

провожают и встречают.

-Сладкий мой, - кричат им при встрече, - поцелуй мамочку.

Он им устроит сладкую жизнь!

Убийца набирает полные  пригоршни  песка и поджидает

жертву. Вот они, благополучные счастливые дети!

 Убийца запихивает им песок за шиворот, в рот, сыплет в

глаза. Так им, чистеньким! Будь он посильней, он бы и

вовсе засыпал их песком, а потом давил бы, давил, как

мух! Пусть его все боятся и ненавидят.  Он тоже

ненавидит весь мир!


Гай плетется домой… Убийце пять с половиной лет, а

может быть, пять тысяч пятьсот??
               


2.Тёзка царя Давида

В распахнутом   халате, из-под которого высовывается  ночная сорочка, она вваливается в Детский сад. Рыжие с проседью длинные патлы. Шлепанцы на босу ногу. Смотрит затравленно и крепко держит за руку похожего на нее рыжего мальчонку.

-Вот, Давид пришел! –торжественно объявляет она,

несмотря на часовое опоздание, и скороговоркой

произносит на ладино  (диалекте испанского -языке турецких евреев):

-Прощай, сынок, мой сладкий, золотой, рыбка моя!

Давид смущенно смотрит по сторонам, делает ей "ручкой" и идет на свое место. Но место занято. Он хочет сесть рядом с   другим мальчиком, но тот брезгливо отодвигается  и кричит:

- Это не твое место!

Давид переходит к другому ряду, но и там не находится для  него места.

Тогда он останавливается в раздумье, сморкается,
растирает длинные зеленые сопли по щекам и садится на пол.
Так он и сидит один посередине комнаты и качается из
стороны в сторону.

Воспитательница читает рассказ о славных подвигах
Макковеев , а Давид качается все сильнее и сильнее, пока не привлекает всеобщего внимания.

-Марш во двор!- кричит воспитательница и продолжает читать.
Двор для Давида – место наказания и освобождения
одновременно. Они как бы срослись вместе и
пронизывают один другого: двор и Давид. Здесь он
всегда находит свое место , здесь его царство! Песок и
цветы не смеются над ним ,а поклоняются. Трава
стелется перед ним мягким ковром.
Давид залезает на горку – вжиг ! –он внизу в песке. Он
ощущает крупинки песка на зубах, в ушах. Ещё –вжиг!
Жарко! Мокрое красное лицо Давида все в песке как
отбивная в сухарях.

-Давид! -зовут его – иди в комнату.
- Начинается,- с тоской думает Давид и влетает в помещение 
как есть в песке.
-Что это за чучело? Что это за уродец?! – приветствует
его воспитательница.
-Умываться!- кричит она.
Кое-как умывшись, растопыренными мокрыми пальцами он хватает лист бумаги, который тут же промокает, и начинает  рисовать.
Толстый сердитый карандаш не слушается , то и дело
выскальзывает.
Тогда Давид хватает его двумя руками, сжимает его изо всех сил и ведет его по бумаге , словно телегу тащит. Бумага рвется , и на столе появляется жирный черный след.
Давид испуганно прикрывает его ладошкой  - и  черная
краска отпечатывается на руке. Он смотрит на ладонь, на разорванный лист бумаги, на аккуратный рисунок соседа:
домик , солнышко и травка – и со всего размаха ставит
черную печать своей ладошки на рисунок ни в чем
неповинного мальчика.:
-Давид, -кричат ему, - во двор!..

Двор укрывает его от всех напастей , но сейчас ему и
здесь мало места. Давид осматривается, замечает
широкую щель в заборе  и вылезает на улицу. Он знает:
перейти дорогу, сквер, а там и море.
Он сидит на берегу. В ногах барахтается едва заметная
волна. Мелкие рыбешки юркают взад и вперед. Давид пытается  проследить за одной из рыбок, но глаза закрываются сами собой. Он откатывается под  розовый  куст олеандра и засыпает.

Давида хватились, когда за ним пришла мать.

…..Она была уже не молода, за пятьдесят, и в жизни у нее
никого , кроме Давида не осталось. Аснат родилась в Турции в семье евреев, бежавшей из Испании и говорящей на  ладино.
Семья бедствовала.
Отец уехал куда-то на заработки и изредка присылал

деньги, которых все равно не хватало. Трех младших

детей и ее в том числе родственники передавали с рук на

руки, кормили и одевали. У Аснат с детства случались

приступы , когда она на время все забывала (или хотела

забыть?).

Иногда она ночевала на улице. На лечение денег

не было, на учение – тоже.

В шестнадцать лет ее изнасиловал  какой-то чужак, и она

родила мальчика, которого за приличную цену  семья

продала одной бездетной паре, а  Аснат отправили в

Израиль. По дороге , ещё на пароходе, она все забыла: и

семью, и Турцию, и ребенка.

По приезде ее отправили в больницу. Так началось ее

официальное  помешательство. С тех  пор пролетело много жизней Аснат, потому что каждый период был для нее отгорожен  от другого белыми стенками больницы. Ее научили шить и ,подлечив, отправили на фабрику. Это была жизньуважаемая. Она начала получать зарплату. Подуматьтолько, она зарабатывала деньги. Аснат вспомнила , откуда она родом, семью и голод, но возвращаться не хотела.

Прошло несколько лет , и Аснат вновь забеременела
от одного семейного и родила мальчика. Ребенок отчаянно верещал , а Аснат впала в беспамятство. На звонки она не  отвечала , а когда соседи взломали двери, то увидели, что Аснат судорожно качает кроватку, на которой изнемогает от голода грязный ребенок.

Ее поместили в закрытое отделение, а ребенка

отняли. Оттуда она вышла только через пять лет.

Медленно шло восстановление. Ей выделили маленькую

квартирку неподалеку от больницы и пособие. На дом она

брала шитье и могла сводить концы с концами. Так

прошло два года, пока к ней не зачастил сосед лет

пятидесяти пяти. Он так же, как и Аснат, провел много лет

в больнице. Где-то на севере страны у него была семья,

жена, женатые сыновья, которым он, видимо, был не

очень  нужен.

К весне Аснат  родила близнецов. Одного тут же забрали

на усыновление, а в  другого  Аснат вцепилась и умолила

оставить. Ей помогали растить сына до тех пор, пока ему

исполнился год, а потом она осталась для Давида

единственным существом на свете, от которого зависело

его детство. Она его ,как  могла, умывала, одевала, кормила с ложечки, застегивала пуговицы. Он был для нее живой куклой, единственной  любимым существом во всем этом враждебном для нее мире.

И она хваталась за него, как соскальзывающий со скалы

хватает протянутую руку. Но ручка была слаба, и Аснат

увлекала сына за собой  вниз. Когда Давиду минуло пять

лет, и она впервые привела его в Детский сад, там

решили, что мальчик ненормален, как и мать. В пять лет

он не умел ничего: ни умываться, ни есть, ни рисовать, ни

 разговаривать .Аснат  объяснялась с ним на забавной смеси ладино  и  нахватанного  с улицы  иврита.

Но мальчик оказался смышленым   : через месяц  он

уже знал названия всех цветов , фигур и имена всех детей

в группе. Но дети его не признавали. Он был для них

инопланетянином.

-Ведьмин  сын!- "бен  махшефа" – дразнили его.

… Давид сидит на берегу. Его разбудила  набежавшая

волна.. Он проголодался. Огромное солнце, ползущее

почти по краю моря, кажется ему оранжевым аппетитным

глазком яичницы.

- Давид! Рыжик! – слышит он охрипший голос матери  и

бежит навстречу.

Вот они стоят все на пригорке: полицейский,

Воспитательница и мать.

Аснат, действительно, напоминает сейчас ведьму.
Огромная копна растрепанных волос. Открытый уродливый рот. Она  опускается на песок и качается из стороны в сторону.

-Одна я, -приговаривает она,- одна. Где мой сынок? Где
Давид?

-Ты пойдешь со мной,- ласково обращается к Давиду полицейский , -Надо решить, что с тобой делать.

-Я пойду домой! – решительно кричит Давид.
Царственным жестом он отодвигает полицейского и наклоняется к матери.
-Вставай, - твердо  говорит он. – Я здесь, твой сын Давид. Я – с тобой !   Мы  идем  домой.