Генри Лонгфелло. Старые часы

H. Longfellow. The old Clock on the Stairs

Вечность – это маятник часов, который
среди мёртвой тишины повторяет два слова:
Всегда! Никогда! Никогда! Всегда!
                Жак Бриден, французский проповедник

В одном селенье небольшом
Стоит немодный, старый дом,
В нём портик украшает вход,
И тополь дому тень даёт;
Часы в прихожей много лет
Твердили там один куплет:
 «Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

Они над лестницей висят,
А стрелки их и циферблат
В дубовом корпусе большом –
Совсем монах под клобуком,
Что крестит истово себя
И людям говорит, скорбя:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

У тех часов днём голос тих,
Но посреди ночей глухих
Как гулкий шаг их громкий ход,
И эхо звук тот разнесёт
По всем полам и потолкам
И будто скажет тут и там:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

За днями счастья – дни скорбей,
То дни рожденья, то смертей.
Летит поток времён вперёд –
Часов лишь неизменен ход.
Они, как Бог, во всех делах,
А в их словах таится страх:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

Царит сердечность в доме том,
Радушный ждёт гостей приём;
И печь тогда вовсю горит –
Гость будет обогрет и сыт.
Но постоянно средь пиров
Предупреждение часов:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

Был дом наполнен детворой
И юностью с её мечтой.
О золотые времена!
Любовью жизнь была полна,
Хотя давила нищета,
А песнь часов была всё та:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

Отсюда в свадебную ночь
Ушла невеста в белом прочь;
Там, в зале, как-то гроб стоял,
Покойник в саване лежал.
Молитве вслед, средь тишины,
Часов слова опять слышны:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

Всё было, было, да прошло,
Травой забвенья поросло.
Как больно мне! Хочу я знать:
«Когда все встретятся опять?»
Возврата дням минувшим нет,
И слышу я часов ответ:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

Здесь – никогда, там же – всегда,
Всё там уйдёт: боль и беда,
Там – всегда, никогда – лишь здесь;
Времени ход замер там весь.
Вечности смысл непостижим,
Эти слова связаны с ним:
«Всегда – никогда!
Никогда – всегда!»

L'eternite est une pendule, dont le balancier dit et redit sans
cesse ces deux mots seulement dans le silence des tombeaux:
"Toujours! jamais!  Jamais! toujours!"
--JACQUES BRIDAINE.
Somewhat back from the village street
Stands the old-fashioned country-seat.
Across its antique portico
Tall poplar-trees their shadows throw;
And from its station in the hall
An ancient timepiece says to all,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"
Half-way up the stairs it stands,
And points and beckons with its hands
From its case of massive oak,
Like a monk, who, under his cloak,
Crosses himself, and sighs, alas!
With sorrowful voice to all who pass,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"
By day its voice is low and light;
But in the silent dead of night,
Distinct as a passing footstep's fall,
It echoes along the vacant hall,
Along the ceiling, along the floor,
And seems to say, at each chamber-door,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"
Through days of sorrow and of mirth,
Through days of death and days of birth,
Through every swift vicissitude
Of changeful time, unchanged it has stood,
And as if, like God, it all things saw,
It calmly repeats those words of awe,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"
In that mansion used to be
Free-hearted Hospitality;
His great fires up the chimney roared;
The stranger feasted at his board;
But, like the skeleton at the feast,
That warning timepiece never ceased,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"
There groups of merry children played,
There youths and maidens dreaming strayed;
O precious hours! O golden prime,
And affluence of love and time!
Even as a Miser counts his gold,
Those hours the ancient timepiece told,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"
From that chamber, clothed in white,
The bride came forth on her wedding night;
There, in that silent room below,
The dead lay in his shroud of snow;
And in the hush that followed the prayer,
Was heard the old clock on the stair,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"
All are scattered now and fled,
Some are married, some are dead;
And when I ask, with throbs of pain.
"Ah! when shall they all meet again?"
As in the days long since gone by,
The ancient timepiece makes reply,--
      "Forever--never!
      Never--forever!
Never here, forever there,
Where all parting, pain, and care,
And death, and time shall disappear,--
Forever there, but never here!
The horologe of Eternity
Sayeth this incessantly,--
      "Forever--never!
      Never--forever!"