Я была на лекции Льва Николаевича Гумилев

Я была на лекции Льва Николаевича Гумилева. Он в профиль похож на Ахматову. Кладовая знаний, быстрый ум, колоссальная память, чувство юмора, пронизывающее речь и некая беспечность в словах и оценках. Яна говорит, что он глубокий человек. Но совершенство речи приобрели немногие.

Божественное коснулось меня при чтении Евангелия от евреев о крещении Иисуса, и с той минуты меня не покидала радость и значительность жизни.

Яна: «В последнее время я перестала отделять доброе от злого в своих реакциях на мир. Человек одномоментно и добр, и зол, и если я благодушна, я люблю его в его любом состоянии, если он во мраке, то это не значит, что он злой».

В юности я любила Данко. Этот образ и ныне мне мил.

Татьяна Ивановна, подруга Яны, вчера сказала мне: «Перевоплощения это космический закон... Вы невероятно красивая женщина. Такая грустная маска на лице. Вам нужно под египтянку работать. Неординарная внешность. Вы можете быть сногсшибательной. Чувство собственного достоинства это не надменность. Встретить своего человека – это конфетка, награда. Вы должны сиять, а не быть понурой».

Что я делать могу, если этот мир сжигает меня страстью к жизни?

Я хочу написать книгу о душе человеческой, я хочу научить людей любить Христа.

Некоторые люди в моей жизни - моя неизжитая карма. Если от них придёт мне гибель – пусть.

Я прохожу путь, пройденный бездной людей, я силюсь вырваться из этих объятий, но тщетно: я ощущаю сковывающую силу старости.

Таинственное тело Земли, излучающее деревья, кусты, травы, цветы, меня, папу, моих любимых, Колю... Мы все – одно.

Мне сказали: «За всё надо платить в этом мире: за богатство – духом, за дух – богатством, за плоть – духом, за дух - плотью». Но я не могу жить без романтики, без мечты. И кто вправе отнять у меня эти качества? Если не желать прекрасного, то никогда и не приблизишься к нему.

Что был бы мир без религии, без искусств?

Почему я не могу исследовать то, что привлекает моё внимание?

Одик встал в оппозицию к моему интересу в отношении лекций–бесед Валерия. Моя знакомая его видела. "На кого он похож?", - спросила я её. Она сказала: «Он похож на посвящённого».

Я сказал Одику: «Если я сделала что-то дурное, скажи мне, и я поблагодарю тебя. Если ты увидишь, что я падаю – протяни руку и помоги мне. Я нашла истину». Одик ответил: «Истину найти нельзя, найти можно только путь к ней». Я нашла Того, Кого я искала в молодости.

Если так рассуждать, как мой друг Одик, тогда в мире нет святых Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Терезы из Лизье, Франциска Сальского, Франциска Ассизского. Ибо если они не нашли истину, то какие же они святые? С другой стороны - если я нашла истину (моё стремление к Христу), то это не значит, что я стала святой, так как во мне ещё присутствует зло.

Родить в себе Христа, родить в другом человеке Христа – пока невозможно.

Рерих пишет о том, что ад есть. И я так чувствую.

На днях мне звонил Илья Шифрин. У него был скептический голос. «Как ты живёшь? Я нашёл тетрадь твоих стихов». (ранних стихов, я их сожгла, они остались только у Ильи, он так мне их и не отдал, не прислал из Америки)

Хочу летать, читать мысли, быть прозрачной. Аура Земли тяжела. Все гибельные явления результат человеческих дурных поступков. Может быть, и не только этого, всё сложно.

Мы с моим другом Толей были у Рафаэля. Он сидел в йоговской позе, закрыл глаза, велел мне тоже закрыть глаза. «Поработаем», - сказал он. Я боялась и сопротивлялась внутренне, сильно молилась. Я же не знала, что меня ожидает...

Сначала он говорил вещи грубоватые из области натурализма, что не могло мне понравиться в силу моего эстетства, потом сказал обо мне, что я мягкая, нежная.

У Толи было прекрасное просветлённое лицо. Когда я взглядывала на него, то я успокаивалась. Такое же лицо было и у меня, когда я вернулась в мастерскую к мужу. Рафаэль хорошо меня почистил.

Коля сказал: «Ты мне сейчас нравишься больше, чем 2 года назад. Я люблю тебя». С тихим изумлением я слушала его.

Рафаэль увидел меня так: гордая, зажатая, с предрассудками, глупая, мягкая, хорошие глаза, худая – мало энергии. «У тебя неправильное представление о Боге», - сказал он. «3-й глаз у тебя работает. Когда человек отдаёт себя целиком Богу, Бог делает его царем. Я - царь».

О Библии он сказал: «Не хочу читать эту еврейскую книгу... Спроси, когда ты умрёшь». Я говорю: «Не спрошу». Рафаэль: «Почему?» Я: «Я не хочу умирать».

Рафаэль: «Ты не знаешь себя. Я врач. Я оказываю тебе честь, разговаривая с тобой. Ты не знаешь, что такое божественная любовь. Мы чувствуем её через грудную чакру. Чего ты хочешь?» Я: «Покоя». Рафаэль: «Покой нам только снится. Познай этот стакан и ты познаешь Бога... Тебя будут учить во сне» (Это он точно сказал)

Звучал Вивальди, азербайджанская, йеменская музыка, благоухали ароматные индийские палочки. На душе у меня было очень хорошо и спокойно, несмотря на все его удары, которыми он, вероятно, снимал всю мою шелуху.

Мне кажется, что я самое слабое существо на свете.

Меня тянет к Индии, не в Индию. Я тоскую по обществу людей, которых я в этой жизни встречаю крайне редко, а, может быть, и вовсе не встречала – людей, трепетно относящихся ко всему на свете.

Жизнь ужасно тяжела и в одиночестве и в замужестве, но одиночество чем-то лучше. Все мужчины, которых я любила – все покинули меня. Человеческой любви я не нашла ни в ком.

Гуляли с моим другом Борей Талесником.

Искалеченная свинством людей, земля.

Я среди своих друзей – листьев и трав – счастлива.

Старость разъедает души и тела. Неуловимый процесс тления.

Моё пребывание под Москвой на даче... в нём есть что-то унизительное. Но здесь мой отец. С ним мне хорошо. И рядом мачеха.

Я лежу в океане сочной зелени, цветения и иссохших старых травинок и листьев. Простое пребывание в этом царстве благотворно и исцеляюще. Кружева рябины. Мощность сосен и берёз. Энергия взлёта. Молчаливая, неподвижная, таинственная жизнь деревьев.

Мне бы хотелось интересных людей, мне всю жизнь их хотелось. Я от них загораюсь.

Жизнь это, сменяющие друг друга, кошмары и радости.

Одна из высших точек страданий, отпущенных мне жизнью. Мне так мало надо для счастья и утешения, и этой крохи мне люди не дают.

На даче читали с папой дневник Лидии Алексеевны Волынской, моей бабушки. Она хорошо жила со своим мужем Василием Степановичем, его расстрелял Александр Васильевич Колчак через 15 лет семейной жизни. Папе моему было 9 лет. Четверо детей стали сиротами. Бабушка упала на землю после того, как узнала о гибели мужа: "О, Мать Земля сырая, ты мне теперь ближе моего Василия".

Они не могли наговориться друг с другом, он был интересный собеседник, друзья называли его философом. Он был чудесный отец своих детей, прекрасный муж, фотограф, друг. Образование он получил в царских тюрьмах. Ощущаю кристальную чистоту душ моих бабушки и дедушки. Я отпевала их, когда воцерковилась.

Ходила во берегу реки и отбрасывала подальше от воды стёкла, жестянки, камни.

Почему церковь не молится о некрещённых? Христос молился о своих палачах. Здесь какое-то недоразумение.

Мой муж Коля учил меня рисовать маслом. «Почему люди такие скучные?», - спросила я Колю. Он сказал: «Посмотри на эту сосну. Солнце уже не озаряет её и она стала скучной. Так и люди». «Хочется яркой жизни», - сказала я.

Всю ночь снилась Наталья Львовна. Как грустно, что милой комнаты её нет на свете в Хилковом переулке, нет старенького рояля, нет пышного букета сухих цветов и трав в прозрачной вазе, стоящей на подносе, усыпанном цветными морскими камешками, нет наших неиссякаемых разговоров. Где же теперь висевший на стене дивный портрет Пушкина художника Рундальцева?

Мысли о пианисте Стасе Иголинском вызывают трепетные, тихие слёзы во мне. Это любовь, это не болезнь, не страсть.

Мой рисунок.