Роберт Сервис. Человек с Атабаски

[исправленный вариант]

Мне жена мозги мутила: дескать, это пёстрый дятел
Долбит старую осину, сидя на краю дупла;
Мол, какие барабаны? Ты, старик, похоже, спятил!
Говоришь про сборы войска – что труба, мол, позвала.
…Бросить дело, плыть за море – знать, пора моя пришла.

Подивясь, засел я штопать старый невод мой столетний.
Рёвом сотни тысяч глоток раскололась тишина.
Мне жена опять загнула: это гром из тучки летней –
И ехидно ухмыльнулась, как я ей сказал: война!
То грохочут колесницы и бряцают стремена.

Прилетел под парусами Том, индеец-полукровка,
Про события в Европе сообщенье передал.
Псы и баба взвыли разом – даже слушать-то неловко;
Я собрал все лисьи шкуры и в каноэ покидал,
Взял весло, не оглянулся – бабьих слёз я не видал.

Скупщик меха удивился: «Майк, очнись! Да ты в уме ли?
Барсучина ты мохнатый, ведь тебе за шестьдесят!»
«Я всегда любил подраться, а в таком великом деле
Буду первым – если хочешь, ставь усы свои в заклад!»
Ну и… в общем, было это года полтора назад.

На позициях аргоннских мы стояли к бошам ближе,
Чем другие – ведь попал я в Иностранный Легион.
От меня в окопе справа был бандюга из Парижа,
Слева янки-пенсильванец – он-то стоил миллион
(Бедолага – через сутки был убит и погребён).

Я бурундука проворней, молодых парней не плоше –
Хоть за годы и дразнили «Старина Мафусаил».
Я в полку стрелок был первый – за полмили кокнул боша;
Удивлялись и хвалили: мол, рекорд установил.
А сперва считали, будто из чесночников я был.

Вечерами в круг садились, и я плёл свои побаски
Про холодные просторы, где живут овцебыки,
Про оленей большерогих на равнинах Атабаски –
И раскрывши рты, как дети, мне внимали мужики;
Всех цветов глаза и кожа, и в упор глядят зрачки!

Загибал им про пушнину, сёдла, вёсла и котомки,
Про блужданья по чащобам, где людского духу нет,
Про тюки, мешки и лямки, про попоны и постромки,
А они курили молча, лишь просили: дальше, дед!
Нам мешали гром разрывов и шипение ракет.

Я опять – про рёв лосиный да про рыбные озёра,
Про глухую, как могила, бездорожную тайгу,
Про пурпурные равнины и чудовищные горы,
И про малую хибарку на озёрном берегу;
Говорю, а сам смекаю: надоест – так убегу.

Плёл я байки зверолова под раскаты канонады,
Под смертельные трещотки пулемётного огня,
А поверх моих рассказов воздух резали снаряды,
И небритые солдаты смирно слушали меня,
Да курили сигареты – вот такая чертовня.

Как мы с бошами покончим – ворочусь на Атабаску;
Семерых парней немытых – кто захочет – прихвачу;
Расспрошу про гон олений да задам старухе таску;
Под лисиц, куниц и норок я задаток получу;
Починю свои капканы – заживу, как захочу.

Я войною сыт по горло; глянь – народы все в раздоре,
Врукопашную дерутся, в реках кровь, а не вода;
Мне б туда, где спят озёра на синеющем просторе,
Где хибарка под сосною – а не в пепле города;
Мне бы к буйной пёсьей пляске, мне бы к сладкой бабьей ласке –
Впредь вовек я с Атабаски не подамся никуда!

THE MAN FROM ATHABASKA

Oh the wife she tried to tell me that 'twas nothing but the thrumming
Of a wood-pecker a-rapping* on the hollow of a tree;
And she thought that I was fooling when I said it was the drumming
Of the mustering of legions, and 'twas calling unto me;
'Twas calling me to pull my freight and hop across the sea.

And a-mending of my fish-nets sure I started up in wonder,
For I heard a savage roaring and 'twas coming from afar;
Oh the wife she tried to tell me that 'twas only summer thunder,
And she laughed a bit sarcastic when I told her it was War;
'Twas the chariots of battle where the mighty armies are.

Then down the lake came half-breed Tom with russet sail a-flying,
And the word he said was War again, so what was I to do?
Oh the dogs they took to howling, and the missis took to crying,
As I flung my silver foxes in the little birch canoe:
Yes, the old girl stood a-blubbing till an island hid the view.

Says the factor: «Mike, you're crazy! They have soldier men a-plenty.
You're as grizzled as a badger, and you're sixty year or so».
«But I haven't missed a scrap», says I, «since I was one and twenty.
And shall I miss the biggest? You can bet your whiskers - no!»
So I sold my furs and started... and that's eighteen months ago.

For I joined the Foreign Legion, and they put me for a starter
In the trenches of the Argonne with the Boche a step away;
And the partner on my right hand was an apache from Montmartre;
On my left there was a millionaire from Pittsburg, USA.
(Poor fellow! They collected him in bits the other day).

But I'm sprier than a chipmunk, save a touch of the lumbago,
And they calls me Old Methoosalah, and blagues* me all the day.
I'm their exhibition sniper, and they work me like a Dago,
And laugh to see me plug a Boche a half a mile away.
Oh I hold the highest record in the regiment, they say.

And at night they gather round me, and I tell them of my roaming
In the Country of the Crepuscule* beside the Frozen Sea,
Where the musk-ox runs unchallenged, and the cariboo goes homing;
And they sit like little children, just as quiet as can be:
Men of every crime and colour, how they harken unto me!

And I tell them of the Furland, of the tumpline and the paddle,
Of secret rivers loitering, that no one will explore;
And I tell them of the ranges, of the pack-strap and the saddle,
And they fill their pipes in silence, and their eyes beseech for more;
While above the star-shells fizzle and the high explosives roar.

And I tell of lakes fish-haunted, where the big bull moose are calling,
And forests still as sepulchres with never trail or track;
And valleys packed with purple gloom, and mountain peaks appalling,
And I tell them of my cabin on the shore at Fond du Lac;
And I find myself a-thinking: sure I wish that I was back.

So I brag of bear and beaver while the batteries are roaring,
And the fellows on the firing steps are blazing at the foe;
And I yarn of fur and feather when the marmites* are a-soaring,
And they listen to my stories, seven poilus in a row,
Seven lean and lousy poilus with their cigarettes aglow.

And I tell them when it's over how I'll hike for Athabaska;
And those seven greasy poilus* they are crazy to go too.
And I'll give the wife the pickle-tub* I promised, and I'll ask her
The price of mink and marten, and the run of cariboo,
And I'll get my traps in order, and I'll start to work anew.

For I've had my fill of fighting, and I've seen a nation scattered,
And an army swung to slaughter, and a river red with gore,
And a city all a-smoulder, and... as if it really mattered,
For the lake is yonder dreaming, and my cabin's on the shore;
And the dogs are leaping madly, and the wife is singing gladly,
And I'll rest in Athabaska, and I'll leave it nevermore.
*Слова, помеченные  звёздочками:

*a-rapping, a-mending, a-flying, a-blubbing, a-plenty, a-thinking, a-smoulder – словоформы, означающие частичность/неполноту/незавершённость/предположительность действия, а в контексте предложений – основательность и неторопливость натуры персонажа
*blagues (франц.) - шутки, насмешки
*marmites (франц.) - крупнокалиберные снаряды (буквально - "кастрюли")
*poilus (франц.) - солдаты-фронтовики (буквально - "небритые", "заросшие")
*to give the pickle-tub (англ. разг.) - устроить взбучку, дать выволочку, проучить как следует
*Country of the Crepuscule (англ.) - "Страна Сумерек", Приполярье