День тишины. I. ОН

(Господа, как-то однажды  в порыве истерики я решила написать поэму. Да, это бред. Автор старательно выговаривается и занимается самокопанием - внимания просьба не обращать.

На художественную ценность не претендую. Извините за оправдания).




Выстрел.
Просвистел, раскаляя зиму.
Упал.
Вместе.
Я стою и мечтаю сгинуть.
Снег  похож на крахмал –
такой же
знакомо-липкий.

Там вдалеке на площади
люди снимают флаги.
Кажется, наступает,
следующий
день
тишины.

Я могу говорить об ошибках.

Помню
листья - 
безобразная каша,
мятая бегом.
С ними
слиться -
собираю себя как лего.
Ширятся
чьи-то зрачки,
обезумевшие от войны.

Пронзительно тихо.
 
День тишины.

Я иногда задумаюсь:
душевный стриптиз –
надо ли?
Город –
сумоист на пенсии
давит домами
гадкими.
Горький, как водка, декабрь лезет в
дырявую душу.
Люди становятся лучше,
когда я люблю их как мавр.

Ревную и убиваю.
Знаю.

Я для этих каменных лиц
тяну строфы рифм
и кулис.
Слышите?
Нате!
Маяковский кричал – скинули.
Чем дорога моя устлана – цветами ли
или минами?
Надо ли это кому-нибудь,
кроме моих актрис,
из-под пудры тянущих взгляды за ролью?
Больно.
Больно.
Особенно больно
в день тишины,
разрываемый колокольнями.

Люди любят вчера, потому что они там -  чище.
Мне все умные тычут пальцами:
- Что ты хочешь в свои 17?
Разве то, что я закурила
и читаю попсового Ницше –
Делает меня лучше?
Делает меня старше?

Элементарно, Ватсон.

Мы не из тех, кто способен к жалости,
сколько бы ни врали про гуманизм.
Люди часто скрывают грязное
под глазурью
лазурных линз.

И шкурки – такие белые.

Привет, настоящие люди.
Давайте мы с вами будем.

Смело?

Никого.
Только я умираю вечером.
Зелёная гниль в волосах,
Но танец морозом встреченный
чуть-чуть побеждает страх.

И стиляжная юбка на вешалке.
Пульс – нервозный и бешенный.

Рожа – уверенней, чем русские в сорок пятом.
Я -
дура с нахальной улыбкой, лезу, куда не просят.
Они мне простят до проседей,
но хату за хатой
рушит две тыщи двенадцатый.
Тонет в той самой гнили.
Или?..

А мне бы как в книгах Барикко –
Танцевать с океаном, милый.
Срывая связки от крика
любви
к самым красивым странам
и недосягаемым сэрам.

С чем придут ко мне –
с иконами или вилами?

(Поддаваясь своим тараканам).

Ошибки. Ошибки.
Я – честно, излишне сложная
Чтобы любить простых,
шитых белыми нитками.
Простите, мои идеальные.
Итак. Начинаем с них.


ОН.

№2.
Прямоугольник.
Фонит и вибрирует.
Удар.
Удар.
Удар.
В квартире такая тишина,
 что тикает
в мозг.
Поворачивается радар.
По окнам стекает воск
дождя
или снега.
Устали от вечного бега
люди,
проповедавшие Холокост.
Замерли, как на фото.
Я боюсь.
Я слушаю поэтическую пургу.
- Дорогая, милая, я не лгу.
- Я верю. Прилетишь?
- …
Едва уловимые ноты –
Тревога? Иное?
Хрупкое, ледяное –
Мальчик по имени Кай.
На улице -30.
Но я окунаюсь в май.
- Засыпай.
Засыпает снегом.
- Замерзаю.
Закрываются веки.
- Засыпай.
Я срываю глотку.
- Засыпай.
Перемотка.

P.S.
Там лучше, чем здесь -
сам говорил.
И на том берегу –
я есть.
А на том берегу –
 ты был.



№3.

Зеленоглазый идиот с гитарой –
классика жанра.
Рифмы, метафоры – девочки,
коктейль Молотова.
Разгильдяй за соседней партой –
такое смешное детство.
Мальчик, излучающий золото,
и совсем никуда не деться.
Выстрел на вылет.
Бегство.

Смешно и больно –
щёкотно.

Синхронно болеем с природой.
Стоять! – на обмякшие ноги,
глотая порыв закричать.
И я научилась быть гордой
и петь, чтобы не умирать.

Ради были –
первые каблуки,
Рады были –
желанья сорваться с суши –
в самое чрево неба.
Был  ответный удар с ноги -
равнодушием.
Балкон и ливень.
В небо бы, в небо, в небо!
Но мимо.
Не для таких, как ты –
солынышко,
для тех, которые
л
у
ч
ш
и
е.

Мой любимый эффект Каштанки.
Бей же, бей.
И не жалко?

Я любила его в этот день -
и ещё
миллиардов семь.


№4.

Мне хватило четверти вздоха.
Он поёт, и – падают города.
Сумасшествие.
Похоть.
Хохот из окон.
Худоба.
Худоба.
Я теряю свою реальность.
Отпустить?
- безупречный танец -
«И занозы сцен в каждый палец».

Дым над стойкой – хрустально-тонкий.
Сплю?

Ледяной, исподлобья
взгляд.
Бесконечно не мой.
- Разряд!
Задыхаюсь, почти молюсь.

Перекраивать жизнь – не стали.

Тонны рифм в пустоту -
да пусть.

«Доктор,
мы
 её
 потеряли».

Сцена,
неон,
грим,
татурировки,
ягоды,
буквы
(палево?)

Бесконечно не с ним.

Невозможная субстанция таланта –
человек-шестая палата.

Над моим бродячим театром – зарево,
дети сидят на развалинах.

Прямоугольник дверей.
- Привет.
Стена в гремящем клубе.
Снова в неоне не он.
Январский воздух, нагретый
мёд.
Никогда -
не придёт.

Закон?

Вы скажете, легче?
Под поезд лечь бы!

Запах - на редкость б**дский-
ноты и сладкие сигареты.
Человек – воплощение танца.
Я считаю, считаю метры
до последней случайной встречи.

Голос, который лечит.
Голос без доли глянца.

Сон сумасшедшего.
Какого чёрта, какого лешего,
Ты пришёл в мою жизнь –
Строчками в смоге августа.
Остаюсь одна в
желтизне последнего автобуса.
Да, дорогой.
А таких ролей мир не видел с развала «Глобуса».

Но асфальтовый змей –
заползает в окна.
И твоё «никогда» -
поперёк горла.
Умираю в «неоновых бликах до пола».
Человек-Гамлет,
человек-больно.

Мне снится
снится
в день тишины,
мой голос памятью сорванный,

перекриваемый,

перекрытый,

разрываемый

колокольнями.

…
Декабрь – январь 2011-2012 г.