За квадратом куража - подборка

Мой поезд ушел безвозвратно.
Во времени чёрном – дыра.
Я жил без сомнений азартно,
как узник строки и пера,
врывался на стрелку стихии,
себя забывая в тени
разлапистой вербы – Россия.
Притушены снова огни
в зависимой грусти заветной
во всполохах ранней тиши
хожу по Земле неприметный
сподвижник своей же Души.
Мне хочется вырваться в поле
заснеженных дней миража,
пройтись независимым в роли
весёлого в лист кутежа.


***
Выбивает меня из обоймы
неизвестность заветной мечты.
И шагаю я будто из поймы.
Зазвеневшую сталью черты,
прочертившей по облаку ласки,
разразившейся в пойме грозы.
И смотрю я на степень опаски
с недалёкой, но странной звезды,
перевёрнутой в небе над Обью,
засверкавшей на лёгкой волне,
обернувшись подводным подобьем
и взревевшей в речной глубине.


МИМОЛЁТНОЕ  ЯВЛЕНЬЕ

Я стою один в сторонке
не свершившихся надежд.
Мой печальный глас негромкий
напугал опять невежд,
что кричали в исступленье
на звеневшую звезду
мимолетного явленья
и, казалось, что в Аду
поутихли скоморохи,
хвост прижали Сатане
дверью каменной эпохи,
без излома на стене
опрокинутой в бессилье
тенью запоздалых дат
над развалиной – Россией
засверкал кровавый бант.
Я стою в сторонке дальней
у забвения реки,
не в пример исповедальной
завершенности строки.


НЕ  ОКАЖИСЬ

Хлещет через край отвага,
бьёт ключом по темю жизнь.
Я сижу на дне оврага
и кричу: – Не окажись
своевольным истуканом,
беспардонным до зари,
избалованный экраном
бьют крылами глухари
по оснеженной отваге,
поднимая вихрь судьбы.
И сижу я на коряге,
а вокруг стоят столбы
ощетинившись крюками
в изоляторах. Метель
провода берёт руками,
выбивает. Словно дрель
засверлило вновь ненастье,
закружилось всё окрест.
И во мне вскипает счастье –
свой поднять на небо крест.


НА  ЗАКАТЕ  ВИТРАЖА

Безнадегою сконфужен
я иду в заботы дня,
отражаясь в светлой луже
предрассветного огня.
Понимаю быстротечность
необузданных минут,
проскакавших ночью в вечность
там, где заревами кнут
просвистел над жизнью этой,
растворившейся во мгле.
Серебрится будто лето,
вымерзая на стекле
необычностью завзятой
и непрошеной, как снег,
расписавшейся по насту
глохнет странный человек
в беспечальности сермяжной,
отделяясь от судьбы.
Схожесть кажется портретной.
Окровавленные лбы
источают запах лести
на поклонной суете.
И стоит печаль на месте,
словно скука в пустоте.
Барабанит по ответам
на вопрос таёжных лет.
И встает опять до света
бедолага, но Поэт.
И на паперти мгновенья
просит милостыню он
у событий и явленья.
И заводит патефон
с затупившейся иголкой
в окруженье мастеров
из игры о грусти тонкой
над грядою облаков,
проплывающих грядою
над поверхностью степей.
Я, наверно, что-то стою
и без собственных цепей,
зазвеневших переливом
на закате витража
в выражении брезгливом
под конвертом куража
за квадратом опасенья
с белой выемкой внутри,
где синеет день осенний
в ярких сполохах зари.