Явление Исаянца

Много на «стихире» стихотворцев, очень много, пожалуй, даже слишком.
Как среди этого моря разливанного увидеть, не пропустить настоящего,
сильного версификатора, не говоря уже об истинном поэте?

Графомана (вот ведь тоже весьма размытое понятие), или, скажем так,
слабого автора, узнаешь моментально, по первой строчке; для «узнавания»
поэта строчки, пожалуй, недостаточно, нужно, как минимум, стихотворение,
еще лучше – цикл, подборка, избранное и т.п. И чем значительней
автор, тем больший массив текстов требуется для осмысления его
места в литпроцессе.

Перед нами 65 стихотворений Валерия Исаянца, опубликованных на сайте Виктором Образцовым   ( http://www.stihi.ru/avtor/isaianc ).


Такого количества, может быть, и недостаточно, чтобы постичь весьма непростой поэтический мир, но, в то же время, вполне хватает, чтобы понять,
что речь идет о настоящем поэте и о настоящей поэзии, поскольку,
какой бы сложной, запутанной, обширной и т.д. ни была картина
этого мира, она не могла в той или иной степени не отразиться в опубликованных стихотворениях.

Не являясь ни профессиональным критиком, ни литературоведом, попытаюсь
рассмотреть поэзию Исаянца главным образом с точки зрения «потребителя»
(того, кто регулярно и в большом количестве читает стихотворные тексты), ну и немного – с точки зрения «производителя» (что делать, любой потребитель поэзии рано или поздно становится производителем – ну, пусть не поэзии, но хотя бы чего-то к ней стремящегося).

Первое впечатление – шок!
Что это? Новое пришествие Мандельштама?
Реинкарнация Хлебникова?
Джими Хендрикс от стихосложения?
Боюсь, последнее сопоставление требует пояснения. Речь, в первую
очередь, идет о свободе обращения с «сырьем» (в нашем случае –
с ресурсами языка), об абсолютном слиянии автора-исполнителя с
инструментом, таком слиянии, когда кажется, что то ли инструмент стал
частью артиста (вот уж воистину «от всего человека вам остается
часть»), то ли артист сам превратился в приложение-продолжение
инструмента (то ли человек виртуозно владеет «вещью», то ли «вещь»
полностью подчинила его своей «воле»).


Какой-то особой, я бы сказал, первозданной свежестью веет от этих
текстов, как будто ребенок, долго молчавший и, наконец, заговоривший,
упивается еще новым для него процессом, не замолкая ни на секунду,
коверкая порой слова и смыслы, занимаясь словотворчеством, изобретая
свои собственные обороты, еще не ведая ограничений, штампов, правил
сочетаемости, не зная именно того, на чем строится закостеневшая, остановившаяся в развитии речь его взрослых соплеменников.
Это – диалог автора, в первую очередь, с самим собой, поток сознания, выплеснувшийся наружу, подобно кипящей лаве, застывающей (но еще не застывшей) в виде стихотворения.
Это особый язык, он весь в движении, в развитии, он поражает своей нестандартностью. Никогда нельзя предугадать, какой будет следующая фраза (словосочетание, слово): это непрекращающееся творчество, творение как акт и, практически всегда, – как результат.

Стихи Исаянца могут быть написаны по поводу (именно – по поводу!) чего угодно, но истинной причиной высказывания, его главной побудительной силой у Исаянца, на мой взгляд, практически всегда является язык (ну как тут не вспомнить нобелевскую лекцию Бродского?), тот самый язык, который, при всей своей сакральности, тем не менее, хотя бы с формальной стороны (фонетика, графика, синтаксис, словообразование) дан нам в ощущении, а это значит, что моему стихийному структурализму есть за что ухватиться.

Не считая структурализм идеальным методом, все же воспользуюсь им, по той причине, что, на мой взгляд, он позволяет говорить о вещах заведомо субъективных с некоторой долей объективности.


Итак, каковы же, если и не законы (трудно говорить о законах по отношению
к живому, развивающемуся явлению, тем более, основываясь на весьма
ограниченном материале), то хотя бы приметы, родовые черты этого
необычного, необычайного языка – поэтики Исаянца?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:http://www.stihi.ru/2011/06/04/5492