Людо Вiкъ?

(Флюиды)

Комета пронеслась мимо. Комета унесла с собой кусок планеты. На нем, как блохи на собачьем хвосте оказалась теплая компания. Как в анекдотах. Англичанин, француз и русский. На самом деле, их было поболее. Целая команда, брошенных волею Жюля Верна в дальний космос. Вместе с куском планеты на спине у кометы унеслась и часть атмосферы и даже лохань океана. Не странно?
Мое детство. Юность моя. Прошедшие под разрывы снарядов в Ричмонде, в грозовых тучах. С ветром, уносящим воздушный шар южан, в корзине которого бежали пленные северяне на таинственный остров капитана Немо.
Мои децтво и юность. Проведенные под цветущими вишневыми деревьями. Среди разливанного моря запахов: сирени, абрикосов, персиков, айвы, нежных яблонь и терпкого, губительного в больших дозах олеандра.
Раневская бежит по саду. С развевающимся шлейфом. С изменившимся лицом. Графиней. К пруду. Апельсины из Марокко. Бочками. Грузить их такая морока!
Молодыми солдатами мы хаживали на станцию. Разгружать вагоны. По пятьдесят рублей за вагон. Впятером разгрузим вагончик риса или муки. И по червонцу на руки. Огроменные деньги! Мешки с рисом по семьдесят кило. Тяжелые, сволочи! С мукой по полцентнера. На двадцать кило меньше, а как существенно!
Сбегая с мешком по деревянным сходням считаешь. Сперва мешки. Сколько уже вынес из вагона на склад. Потом шаги. Потом капли. С голубиное яйцо. Заливающие глаза и гимнастерку за шиворот.
Впечатлительная Раневская. В нашей давнишней учебной постановке доцент кафедры режиссуры Врублевская отдала ее роль самой сильно-талантливой из моих сокурсниц. Высокая. Ладная. Статная. Дебелая красавица из Биробиджана. Обижалась, надувая губки, когда Дима, ее брат по пьесе, поддразнивал ее, шутя, любя: «Нищенка-Онищенко».
«Какая я тебе нищенка?»…
Наши университеты пришлись на первую половину девяностых. У каждого из сокурсников, или почти у каждого, были семья, или алименты. Дети. Актерская работа в театрах. Дембельские альбомы у парней. С середины предыдущего десятилетия. С того самого дня без алкоголя, с того самого года без совести, ума и чести.
Когда-то в детстве мы ездили к морю. У сельской школы по пути торчал поржавевший щит с выцветшими буквами «В месте с партией на труд и на подвиг».
В каком это интересно месте? И что именно там такого трудного и подвижного имелось? – шутили мы всегда…
Дошутились! Избавившись от ума и совести и чести. От идеологии. Идейности. Идеи. Идеалов…
Прабабушка Ксюша в парижском платье и шляпке с вуалью.
Прабабушка Муся. В платье с открытыми плечами. И длинной, до пят юбкой. С лентой на волосах. Или в круглой фетровой шапочке.
Прабабушки-киевлянки бежали по саду моего детства Раневскими. Качели. Свирели. Соловьиные трели. И жаворонка нежная, трепетная песнь…
Людовик. Ударение на «о», или на «и»? По-хранцузски вернее второе. Разумеется, последний слог ударен. Ударим по бездорожью петровскими безбородьками! Калининградскими автобанами. Молочными жбанами с лягухами на донышках. Чтоб свежее ингерманландское молоко не скисало, не портилось, но оставалось.
Холодными руками. Трезвыми глазами. Горячими ногами. В тазике с кипятком после проливного дождя. Должен был обладать чекист. И его коллеги. А также честными сердцами. Или дворцами…
Сердцем? Перцем? Баклажаном?
Кто-то огурцом хвастает в плавках. Кто-то уминает докторскую за обе щеки.
В детстве мы ходили в цирк. И больше всего мне нравился там ударник в оркестре. Он был такой громкий!
Больше медведей-на-велосипедей. Больше акробатов-без-канатов. Больше идиотских клоунов мне нравился буфет в антракте. Половинка городской булки. Ее еще называли французской. А внутри два тоненьких кусочка докторской колбасы.
В нашей роте был солдат-немец. Из переселенных в военное время. Про него говорили, что он в конопле родился. В конопле и умрет. Средняя Азия-с…
Фамилией он был, однако, горазд – Колб. Просто Колб. А имя русское. То ли Валерка, то ли Серега. Я называл его про себя не Колб. А Пробирк. Реторт. Склянк. Бутылк…
Бледный. Цвета беспроцветности. Прозрачной колбы с молоком, разведенным водою…
ЛюдовИк. На куске планеты, захваченной кометой, путешественники в космосе обнаружили могилу древнего франкского короля – Людовика Святого.
ЛюдОвик. ЛюдовИк.
Трудовик. Боровик. Половик. Чоловик, если переходить на мову, вдаряясь в крайности на Краине порубежной.
Курсовик. Паровик. Дармовик. Чебурек…
Нет, это уже из другой «Чего-Чего Сан».
А Людвиг. Разве не отголосок ли в ём слышыццо, как пишыццо, чего-то маресьевского, матросовского, космодемьянского, гагаринского, чегеварского, стахановского?
За Родину? За уголек? За Стаханова?
А чего кобениться? В чем сходство между педерастом и русофобом?
И тот и другой просто в истерику впадают, стоит назвать их по справедливости этими словами. Первый может в задний ход долбиться без устали и с упоением отбойника. Но поди назови его медицинским словом, вместо английского, веселого, обидится больше чем е. на ж., и афроаместигон на N-word.
Сканворд, однакося!
Людвиг. Подвиг?
ЛюдовИк. Трудовик. Лесовик. Человек?
Людской век. Чей love, ик!
Извините, у меня икота!
Икона смотрит потемневшим взором.
Я понимаю, что ни хранцузский, ни аглицкий, ни хрицевский мне не любы. И даже не интересны. Как и прочие окраинные, диалектные говоры.
Иногда я тоскую по сплошной водной глади. Когда земля была пуста и безвидна. И только Дух Божий носился над водами…               
 
18. 05. 2011 г.