К вопросу о непереводимости Пушкина

Кто-нибудь, объясните мне, что такое «непереводимый поэт».

Вот, к примеру, Пушкин. Классический «непереводимый поэт». Признан таковым практически официально, не хватает президентского указа. И переводов его стихов поэтому мало. Вот всего несколько цитат.

«...когда к 100-летию гибели Пушкина М.Цветаева, в ту пору жившая во Франции, стремилась организовать полноценное издание пушкинской поэзии, по-французски, она столкнулась с определенными трудностями: "Мне твердят: Пушкин непереводим -, писала она Полю Валери...» - http://pushkin-omsk.narod.ru/ss/ss18.html

«Пушкина между прочим за рубежом знают несравненно хуже чем Чехова, Толстого и Достоевского, а также Пастернака, поскольку Пушкин непереводим.» -
http://www.megapolis.org/forum/viewtopic.php?p=14578702

"Я бы перевела и Пушкина, но Пушкин непереводим." – цитата Светланы Гайер (!!) на сайте http://joeck-12.livejournal.com/2839.html

Почему непереводим, спрашиваю я? Один из ответов – потому что сила его поэзии не в сюжете, а в языке. Пропадает волшебство, уникальная интонация, ощущение, рожденное именно выбором и сплетением слов, поскольку в переводе выбор и сплетение слов, разумеется, иные. Кроме того, пропадает поэтичность простоты речи, которая, будучи переданной аналогично простыми словами другого языка, превращается в банальность.

«Пушкин непереводим. Не только потому, что русский язык — самый прекрасный, самый выразительный и самый глубокий язык на свете, язык, в котором гигантское место занимает интонация, которую никакими вербальными способами не передать, эта удивительная многозначность, которая у нас есть и которой нет в других языках. ... Это ... абсолютная поэзия — ей не нужны никакие специальные средства. А абсолют не переводим ни на какой другой язык.» - В.С. Непомнящий, интервью на сайте
http://www.manwb.ru/articles/arte/literature/nepomniashy/

«Пушкин же – самый из непереводимых авторов. Дело не в мастерстве переводчиков.  Сюжеты Пушкина, в основном, вторичны. Нюансы и ощущения языка, в основном, непереводимы. Вот такой парадокс.

Шекспир – первый поэт Англии. Гёте – первый поэт Германии. Пушкин – первый поэт России. Но если в первых двух случаях проблема первенства лежит в области семантики, то в третьем – в области лингвистики!»  - Сергей Хомутов, «Время нового Пушкина?», http://www.luminotavr.narod.ru/PUBL/new_pushkin.html

А сила Шекспира, значит, не в языке. Или Дикинсон. Или Сэндберга. Ничего подобного. Она в языке тоже. В чувстве, которое достигается лингвистическими средствами поэзии, выбором и сплетением английских – в данном случае – слов, которые проникают в душу англоязычного читателя до мурашек и которые благополучно утрачиваются при переводе. Есть в английском языке сила, меткость, емкость, красота, которые «непереводимы». Точно так же, как и в любом другом языке что-то такое есть. Однако переводят же на русский с этих языков!

Кстати, о читателе – носителе языка, на который переводят. Оценивает-то в итоге он, а не некий объективный арбитр. Он, этот читатель, чувствует свой язык иначе, чем представитель языка оригинала – свой. Поэтому стараться в нем пробудить те же самые в точности чувства – это все равно, что крокодила учить летать. Тут и у своих-то собственных читателей ощущения разнятся! Мы слова Маршака чувствуем не так, как англичане – слова Шекспира. (Кстати, те из нас, кто могут прочесть Шекспира в оригинале, тоже не чувствуют его так, как англичане.) Не потому, что слова разные, а потому еще, что мы сами другие. Однако Маршака это в свое время не смутило.

Теперь обратимся к творчеству других русских поэтов. Их сила – разумеется, только лишь в содержании и смысле... Лингвистического воздействия – никакого, так, сюжет один. Поэтичности в простоте нет, одни навороты. Они – не Пушкин. Так что их переводить давайте, а Пушкина нельзя. Ведь бред, правда же?

Теперь подумаем о том, что сила Пушкина не только в языке и «абсолютизме» поэзии. Она еще и в том, например, что он, пацан восемнадцати лет, написал, скажем, «Безверие». И этого колоссального факта иностранец, лишенный возможности читать «непереводимого» Пушкина, не в состоянии осознать и осмыслить.

Итак, не только в языке дело. Так почему табу на Пушкина? Что за клеймо прокаженного – «непереводимый»? Вот ответ:

«И как Пушкин непереводим (а он непереводим!) и среди мировых национальных гениев стоит особняком, так и Россия, по мысли Чаадаева, словно бы «не входит в состав человечества», ибо призвана «дать миру какой-то важный урок». В слове Пушкина, в духе его творчества есть нечто абсолютное — то, что ни на какой иной язык не переводится. Это тот случай, о котором Тютчев сказал: «Умом Россию не понять». Потому что Пушкин – это Россия, выраженная в слове. В нем — квинтэссенция нашего национального духа.» - В.С. Непомнящий, интервью Газете «Слово», 27.11.09,



Вот в чем, оказывается, дело. Нам просто боязно. Не поймут и не оценят Блока там, или Цветаеву, или еще кого – ничего, шут с ним, переживем. Не оценят Пушкина – не оценят Россию, а разве можно допустить такое?

Однако. Странно до такой степени держаться за национальное достояние, что в буквальном смысле слова «держаться» за него обеими руками и никому не показывать. Это выглядит подозрительно. Ведь это же факт – люди боятся переводить Пушкина, он не переводится, так как господствует мнение о его непереводимости. Вот что огорчает-то! Я человек практический. За словом стоит дело. Сказано – непереводим, значит – не переводят. Иностранцы недоумевают, покажите же нам, наконец, великого поэта. А мы им – ни-ни, нельзя, непереводим. Секрет фирмы.

Давайте не будем козырять уникальностью и неповторимостью. Зачем, кому от этого хорошо? Давайте переводить всех замечательных поэтов, «переводимых» и «непереводимых», стараясь изо всех сил, корпя над переводами бессонными ночами, ища ту единственно точную форму, то слово, чтобы хоть частично донести красоту русской поэзии до иностранных читателей. И пусть звучит не «так» и не будет «того» волшебства. И пусть они наших великих поэтов не признают самыми великими и не смогут оценить так, как мы, и пусть они не проникнутся их гениальностью до дрожи в коленках. Но будет представление об их творчестве и стиле. И будут чувства, пробуждаемые поэзией, пусть не такие же в точности, как наши, но искренние и красивые. И будут философские размышления, вызванные мудрым содержанием произведения. И будет удовольствие от проникновения в новый интересный мир. И расширится кругозор. И облегчится взаимопроникновение культур. И в один прекрасный день – товарищ, верь! – они захотят прочесть стихи Пушкина в оригинале и начнут изучать русский язык.

Я даю читать свои переводы своим англоговорящим друзьям, которые не говорят по-русски. И рассказываю им об этих поэтах то немногое, что знаю. Они читают и испытывают чувства от прочитанного. И размышляют. И находят в стихах темы, созвучные их собственным переживаниям. И чувствуют поэтичность (там, где мне удается перевести поэтично). И поражаются, как русские поэты здорово пишут в рифму, т.к. их собственные отошли от этого. И говорят, что стихи красивые. И еще – говорят спасибо.

А что еще нужно?