Вольтер заира. корнель родогуна

         http://www.proza.ru/2011/10/21/1270

Фабула "Заиры" относится ко временам крестовых походов на Восток 11-12 веков (1096 - 1270) - огромные массы экзальтированных верующих устремлялись к Иерусалиму, освобождать гроб господень. "Правоверные" (арабы-мусульмане) оказывали отчаянное сопротивление, фанатичное исступление было с обеих сторон, в результате - множество человеческих трагедий и напрасных жертв. В пьесе нет указания на точную дату происходящих событий, но это эпоха крестовых походов. Вольтер не идеализирует крестоносцев, в первую очередь, французов, его герой Оросман так выражает авторскую позицию:

Вновь орды христиан, чьё знамя - грабежи,
Стремятся с Запада на наши рубежи.

          Всё происходит в серале - пышном иерусалимском дворце султана. Владыка полюбил свою невольницу, красавицу Заиру. Их любовь взаимна. Заира обожествляет Оросмана - он для неё идеал во всех отношениях: не только прекрасный возлюбленный, но и мужественный воин, великодушный правитель...


********


ЛЕССИНГ упоминает в книге "Гамбургская драматургия" Вольтера, который высказал намерение достойно осветить тему любви, написав пьесу, где страсть стала бы мощной пружиной драматургии, но он хотел сделать это совсем не так, как обычно делают авторы "галантного"
стиля. Можно ли говорить, что, в этом контексте, Вольтер ("Заира") ушел вперед в сравнении с Корнелем ("Родогуна")?

Пьеса Вольтера "Заира" относится, скорее всего, к 13-му веку, в тексте есть указания на то, что крестовые походы идут уже очень давно, сама Заира выросла и стала взрослой в плену. Это время разгула религиозного фанатизма и доблести - как со стороны правоверных мусульман, так и со стороны крестоносцев-христиан. Здесь действуют сильные характеры, их обладатели ставят перед собой высокие, благородные цели. Огромные массы экзальтированных  христиан устремились на Восток - освобождать гроб господень, религиозное чувство превыше всего, даже сила любви, братской, родительской меркнет на его фоне. Действие происходит в серале - пышном иерусалимском дворце султана. Отец Родогуны и её брат, отважный рыцарь Нерестан не хотят понять Зиару, для которой нет чувства выше, чем её любовь к Оросману. Она обожествляет Оросмана, считая его идеалом, говорит, что даже если бы он принял христианство, то вряд ли бы стал лучше, потому что это просто уже невозможно. Нерестан, плененный Оросманом в бою, сам был пленен его отвагой, и тот великодушно разрешил ему вернуться на родину за выкупом. Когда Нерестан вернулся с выкупом за ещё десятерых пленников. Оросман, также проявляя благородство, отпускает сто из плена 100 человек. Но Нерестану нужно, чтобы и Заира вернулась во Францию. Он укоряет сестру за нарушение религиозного и дочернего долга - по отношению к вере и своему отечеству. Что же делать бедной Заире? Вольтер ничего не смог придумать, кроме как убить её рукой одурманенного ревностью Оросмана, такова развязка.

В "Родогуне" Корнеля действие происходит во времена сирийско-парфянских войн, затяжной эпохи междоусобиц и распрей. Это время общего упадка. Никаких высоких целей и сильных в благородном смысле характеров здесь нет и не может быть вообще, а если бы они и были, то автор должен был бы продемонстрировать зрителю их трагическую кончину уже в самом начале действия. У персонажей "Родогуны" нет точек опоры ни вовне, ни внутри  собственного сознания. Всё хаотично, случайно и бессмысленно, в конце концов. Любовь, едва возникнув, не только не развивается, но и быстро затухает, забывается, полностью вытесненная другими соображениями, хотя бы стремлением к самосохранению или тщеславием. В отличие от "Родогуны" персонажи "Заиры" любят глубоко и сердечно. Трагическая развязка стала возможной из-за того, в значительной степени, что Оросман, как это и бывает, чаще всего, с хорошими людьми, был чрезвычайно доверчив - хотя и не сразу, он всё же дал себя убедить в измене Заиры и, потрясенный (мнимым) вероломством любимой, убивает её, чтобы и самому вслед за ней погибнуть, как только откроется его страшная ошибка.  Оросман не тиран, не безумный ревнивец, он судит о людях по себе. ОН сам не обманывает, не предает, и не может простить предательства Заиры, потому что сам никогда не предает и не изменяет. "Заира", т.о., получилась не столько о великой любви, как хотел Вольтер, сколько о губительной ревности, проистекающей из доверчивости.

В "Родогуне" же, любимом детище Корнеля, проявились совсем иные тенденци: проникнутый пессимизмом и утратой веры в разумность человека, так и не исполнившего великое предначертание, возложенное на него апологетами эпохи просвещения, веры во всесилие доброй воли и вероятность победы над стихией низменного, над "подпольем" человеческого сознания, он пишет отчаянную пьесу о том, как человек становится игрушкой в "руках" неподконтрольной его разуму стихии. Сами того не желая, начинают соперничать братья-близнецы, Антиох и Селевк, другая случайность делает их жертвой любви к одной и той же женщине, невесте их умершего отца. Какое-то время детские ещё чувства братской привязанности помогают им бороться со слепой судьбой, но неодолимый злой рок уже тяготеет над ними. Эгоизм матери Клеопатры и внезапное коварство вначале вполне "позитивной" Родогуны лишают их воли, и, следовательно, всякой способности сопротивляться року. Клеопатра же, умирая от яда, который она приготовила для собственных детей, ещё и проклинает их перед смертью суровым материнским проклятием. Мера зла превышена во всем, и спасения в этом мире коварства и упадка нет никому. Таков здесь замысел автора. Если в более ранних произведениях герои Корнеля не поступались нравственными принципами ни при каких обстоятельствах, то здесь для них любая случайность - лишь повод проявить свои страсти. Преданы и попраны самые святые чувства - не только любовь к своему избраннику, но и материнская любовь в детям. Обе героини, Клеопатра и Родогуна, используют любовь для осуществления своих планов - одна из них разрабатывает план мести сопернице, основанный на тайне рождения братьев-близнецов (только она знает, кто из них старший), другая, пользуясь тайной своей любви, обещает отдаться тому, кто согласится убить свою мать. Близнецы не могут найти разумного выхода из создавшегося положения, возможно лишь смерть. Но это не смерть героя, которая утверждает, в конце концов, добро, истину, это просто проявление бессилия и человеческой неполноценности, ибо волевой импульс отсутствует вообще. Вот в чем же видит Корнель причину этого кошмара. Лессинг же, со своим бюргерским мировоззрением, не вник или не пожелал вникнуть во все тонкости замысла Корнеля: пагубность прихода к власти людей с низменными наклонностями, не умеющих и не желающих соотносить личное чувство и долг. Отсюда берут начало и его барочные теперь уже характеры - сложные, изломанные, и запутанная сверх всякой меры интрига - бесчисленное нагромождение всевозможных случаев и событий, что, конечно, есть точное отражение эпохи упадка и всеобщего пессимизма.

Вольтер в пьесе "Заира" показал совсем иную эпоху - время фанатизма религиозных войн, и сильные чувства совсем иного порядка - любовь и дружбу бескомпромиссных, благородных, искренних и честных людей. Торжество рока  заключается в том, что живут и действуют они в эпоху принципиально неразрешимых противоречий и обстоятельств (любовь к богу и любовь в человеку никогда не смогут конкурировать на равных). Но Вольтер также своей "Заирой" выдвинул тезис о вероятности победы здравого смысла над неразумной стихией всеразрушающей злобы и мести на почве ревности, - ведь в контексте пьесы его положительному во всех смыслах герою, Оросману, не хватило "самой малости", чуть большей критичности в оценке роковой ситуации, и, кто знает, всё могло бы разрешиться, во всяком случае, не так трагично. В определенном смысле, Вольтер в "Заире" идет вперед по сравнению с Корнелем - он, в отличие от автора "Родогуны", не утрачивает веры в волевое начало просвещенного человека, верит в разумное переустройство общества, и в то, что периоды упадка чередуются с периодами подъема и "всё пройдёт", в конце концев. Однако сама жизнь Вольтера сыграла с ним весьма злую шутку, в этом смысле - к началу французской революции вчерашний кумир всего просвещенного мира был забыт и заброшен всеми, и всё, что ему оставалось на старости лет, так это иронично улыбаться...

"""""


"Человеческий род с ходом времени совершенствуется"

Это уже почти формула нравственности по де Сталь: нравственность - почти врожденное чувство... Учение о совершенствовании рода человеческого надо применять не к воображению, а к разуму... Короткую дорогу человек проходит быстро, по дороге без конца он идет медленно...

(Доказательство от обратного)

В своём трактате "О литературе..." Жермена де Сталь пишет: "Фразы, известные испокон веков, всё равно что старинные друзья дома, их принимают, не спрашивая ни о чем, но такого рода выражения, чаще всего, неприятно поражают своих первых читателей". И это почти всегда так, к примеру, фраза Паскаля о человеке как "мыслящем тростнике", шокировала современников, сейчас она - любимейшая метафора интеллигенции. Итак, чтобы понять смысл высказывания де Сталь о нравственном начале в человеке, ибо об этом как раз и говорится в приведенной вначале фразе, обратимся к мировоззрению писательницы, выроженному также и в других её произведениях. Тем более это интересно, т.к. она сама есть дитя переходной эпохи - угасающего 18-го века с его идеями просвещения и векаа 19-го, с его реакционными "восстановительными" идеями. Новая критика появилась уже на излете старого века, и критика эта вела себя агрессивно и решительно, когда речь шла об утверждении нового стиля - схематичного, упрощенного и отрицающего старую "выразительность". Новая фраза стала такой, что её можно расчленить или повернуть и так и эдак, смысл её никак не изменится: слова снова покорно встанут на свои привычные места. В такой фразе может быть всегда только одна прямо выраженная мысль, один-единственный ответ-вопрос, а все множественные смысловые оттенки напрочь исчезают. Стало быть, исчезает и сама мысль. Как может совершенствоваться разум при таком способе мышления? И как тогда может совершенствоваться род человеческий? А ведь именно в конце 18-го века уже утвердилась идея специализации и, следовательно, схематизации и упрощения мысли и языка, как носителя её.  Сталь пишет: Видя, как сурово мстят люди  философии, высоким идеям, свободе и разуму ( за те дурные, "сопутствующие" явления, приносимые ими), можно подумать, что предрассудки, низость и ложь вообще не причиняют человеку никакого зла. Но расцет науки влечет за собой с необходимостью и расцвет нравственности: вооруженность научными знаниями требует просвещенного правления.  Но совершенствование рода человеческого всё же надо отличать от совершенствования человеческого ума. Если в первом случае оно идет вширь, то во втором - вверх и вглубь. Но тут надо отметить парадокс: почему люди науки, творцы высокого ума не объединяют свои усилия так же активно, чтобы поддержать идеи великие и возвышенные, как это делают люди алчные, движимые самыми подлыми чувствами? Потомкам трудно будет понять ту мелочную злобу противников новых благородных идей, которую они дружно изливают на их носителей. Род человеческий совершенствуется, но люди порочные действуют всё более изощренно и всегда сообща. Талейран сказал в докладе о народном образовании 10 сентября 1791 года, что самое поразительное в человеке - это его способность к самосовершенствованию, причем эта способность, присущая многим отдельным людям, наиболее ярко проявляется в человечестве в целом. Идея совершенствования рода человеческого изложена также в сатире "Светский человек" Вольтера. Но вот какое самосовершентсвование рода человеческого можно увидеть на примере судьбы и творчество мадам де Сталь? Вот что она о себе пишет сама: "...Есть род критики, с которым я бессильна спорить: это нападки на меня за то, что я, женщина, осмелилась писать и думать." Соображения такого же рода Мольер вложил в уста Арнольфа из "Школы жен": " Истинно, высокий ум совсем не так хорош, И сочинителей не ставлю я ни в грош. Пуская моя жена в тех тонкостях хромает, Искусства рифмовать совсем не понимает. Жену немногому мне надо обучить: Всегда любить меня, молиться, прясть и шить." Жермена де Сталь не может понять, как и почему её сочинения вызывают столько злобы!?  В литературе и критике уже сложились два противоположных лагеря - две партии, представители которых придерживаются взглядов столь крайних, что рискуют утратить либо вкус, либо гений. Первые тащат в литературу всякую бессмыслицу и называют это "новым словом". Вторые же уверяют, что только "старый стиль" и может быть хорош. Но самый ужас начинается тогда, когда между двумя этими жерновами попадает ещё и женщина! И не какая-нибудь, а такая одаренная всевозможными талантами, как де Сталь. Пирамида аксиом, составляющих её мировоззрение, имеет в своей основе нравственность. Нравственность - это для неё то самое устье, в котором сливаются все ручьи человеческой жизни. Но откуда же она сама тогда проистекает или берется? Сталь считает, что её источник в высшем идеалистическом начал, или религии.  Она привязана к вере и собственными свойствами, и средой. Дочь строгих кальвинистов из Швейцарии, пережившая смолоду все ужасы революции, цезаризма и реакции, она мечтала о вечности, той самой, где она когда-нибудь снова встретится со своим любимым отцом. Об этом своём свойстве она прямо говорила: "С тех пор, как я существую, мысль о могущественном, милосердном боге никогда не покидала меня."  В своём культовом романе "Корина или Италия" она пишет от имени отца Освальда такой гимн Богу: "Семьи народов, семьи наций, собрания миров, пойте вместе с нами: Слава в Высших Богу, слава царю природы, владыке Вселенной... Любите религию, этот последний союз между отцами и детьми, между жизнью и смертью..." и т.д. Сам наш свет для него - лишь временное отечество... Сама же Корина в своей лебединой песне восклицает: "В религии нет ничего узкого, порабощенного, ограниченного; она необъятна, бесконечна и вечна... Чудесное во всем - это отражение Божества.... Энтузиазм, порожденный в нас прекрасным идеалом, это... плод чувства бесконечности". Она уверена, что нельзя любить невинно и глубоко, если человек не проникнут верой в бессмертие. Чувство идет гораздо дальше опыта, познания: за анализом следует вдохновение, за словом идеи, за идеями - чувства. Само ощущение бесконечности - это факт душевный, первоначальный, без которого человека бы не было вообще, разве что физический истукан, холодный и расчетливый. И потому нельзя ставить религию в рамки научных доказательств. Сталь признается: " Если бы я не была убеждена в загробной жизни, смерть отца свела бы меня с ума".  Вера для неё ничто, если она не всё. ( По вере вашей да будет вам!) Кто первый назвал Бога Отцом, тот знал человеческое сердце лучше самых глубоких мыслителей. И вот из этой несокрушимой веры и проистекает нравственность. Сенека ещё сказал: "В груди добродетельного человека живет неизвестно какой, но Бог". Любовь к добродетели предшествует в  человеке мыслительные способности, её ощущения часто непроизвольны. Она дочь Творца, а не анализа. Она рождается ПОЧТИ в одно и то же время с инстинктом самосохранения. (Это ПОЧТИ мы ещё обсудим!)  Без веры никто не способен на самопожертвование. Сам талант имеет значение только в связи с верой. Искусство, поэзия, слава, любовь - всё это вера с некоторой примесью. Ни один роман, ни одна трагедия, ни один вымысел не могут трогать нас без её содействия. Поэтическое вдохновение - это почти всегда предчувствие сердца и тот полет гения, который увлекает надежду за пределы человеческой судьбы.... При таком взгляде на веру всякая религия хороша, но Сталь, конечно, выбирает христианство. Это для неё высший идеал, для которого она не знает никакой критики. Оно смягчило нравы, уравняло господ и рабов,  внесло в жизнь человечность, доброту, самопожертвование, заботу о чужом счастье и мн. др. Оно воссоединило Юг и Север в единой вере, словом, оно радикально обновило человечество любовью ко всему и всем. Она взывает: "откройте двери храмов настежь, призовите к себе на помощь искусства, науки, философию, и вместе славьте Творца!"

Однако такой взгляд на веру как источник нравственности и двигатель непрерывного совершенствования рода человеческого не был для всегда одинаков и постоянен. В различные периоды её жизни он подвергался эволюции. И в этом феномене весьма четко отразилась сама борьба замирающего 18-го века и нарождающегося 19-го. Первый роман де Сталь - "Дельфина" (1802) и первые трактаты "О страсти" (1796), "О литературе..." хотя уже имеют прочной подкладкой понятие нравственности, однако вера тут пока ещё выступает сумеречным фоном, причем налет протестантизма весьма ощутим. Она тогда ещё не была так тверда в вере, как в период написания "Корины".  В природе бессмертия души она тогда полагала естественную потребность оставить о себе память на земле. Веру она пока воспринимает как дар, подобно красоте, гению.. Для достижения его не надо никаких усилий вообще. И никакой чрезмерной набожности в ней пока нет. Её она даже отрицает, говоря, что при набожности можно быть добрым дез добра ( из страха перед Богом только).  А вот естественные чувства она ставит выше набожности - она считает, что добродетель сердца искажается не одним лишь рассудком, а всякими преувеличениями, отсутствием чувства меры...в то время как набожность парализует волю человека, подчиняя его слишком строгим правилам. Ну и плюс к этому - ненавистные ей суеверия, религиозная нетерпимость и др. В 1802 году всполохи просвещенного 18-го века ещё были ярко выражены, что видно по "дельфине,  Дельфина боготворит память о своем первом муже, добродетельном и честном человеке, добродетель которого была основана на сердечной теплоте. Это почти девиз: следование чистым движениям сердца ведут к Богу...  Юная Дельфина вообще не нуждается в вере, говоря: "Почему мне нельзя пользоваться добрым нравом, молодостью, богатством из-за взглядов, которых у меня нет?"  Понадобятся страдания, чтобы возблагодарить сестру умирающего мужа за пришедшую к ней веру в Бога и бессмертие души. Но и то она пока только хочет верить, но твёрдости в убеждениях ещё нет. И христианская вера в "Дельфине" всего лишь юдоль смерти и скорби. Католицизм вообще олицетворяет фанатизм воспитанницы монастыря Матильды - воплощение страдания и ужаса в той мере, в какой она принуждает людей к добродетели, но разве так должно быть? А вот протестантизм - религия сердца, ближе к истинному духу Евангелия.Он отрицает страдание и устрашение, оттого в протестантских странах нравы чище и законы мягче.Ну и так как люди вообще не хотели бы страдать, в большинстве своем, то в католичестве так много атеистов и так мало мучеников. А вот все материалистические теории возникли в католических странах. В протестантских странах же материалистов почти нет, там атеизм стал бы разрушителем самых сладких надежд. А этого как раз никто не хочет. Стоики также ошибочно думали, что страдания делают людей лучше, но их чисто философская система не была так опасна, ибо она не соединялась с суеверием и не давала столько власти священникам над родом человеческим.  Евангелие смягчило суровую природу стоицизма, но из него тут же сделали новый стоицизм, противоположный старому,  Если католичество подчиняло мысли воле жрецов и отрывало сердце человека от общественных интересов,  то стоицизм давал независимость уму, внушал гордость сердцу и возбуждал патриотизм. Сам институт монашества подвергался жесткой критике, за одно это за одно это католицизм назван "собранием бессмысленных и варварских учреждений". Образ жизни монахов  - словно образ неподвижно спящего времени,  причиличествует  либо крайне ограниченному уму, либо самой благородной и непредвзятой экзальтации религиозного чувства: ведь работа мысли при таком однообразном существовании была бы для обычного человека жестокой пыткой.  Жизнь в романе проникнута отголосками 18-го века (образ Лебенсея), это и высказывания против монашества, и против вечных уз брака. Леонс - не религиозный человек, но он рыцарь чести и общественного мнения (раскаяние разрешает грехи, но для чести его не может быть).  Леонс и Дельфина молятся богу Солнца... "Дельфина" - это роман о противостоянии личности "свету",  где всё основано на ханжестве и родительской власти, и для женщины есть единственное убежище - любовь и религия. Дельфина погибает, становясь жертвой лжи. Она кончает жизнь самоубийством. Её пантеистический подход к жизни прост: "Терпя муки, люби природу и делай добро людям".  В старом мире для неё не нашлось достойного места. Но вот забрезжила заря новой эпохи - человечество, измученное революционными бурями, жаждет успокоения. Так назревает время реакции. Шатобриан, одновременно в выходом "Дельфины" де Сталь, пишет свой "Дух христианства", о необходимости возрождения религии. В своём труде он блестяще развивает старые идеи Неккера, написавшего в 1790-91 г.г. свой "Курс религиозной морали".  Новая религиозность быстро захватывает умы и вскоре превращается в мистицизм, что привело в политике, в свою очередь, к созданию "Священного союза" монархов.  Друг де Сталь, Бенжамин Констан писал: " Государство обязано содержать церковь  и священников, ибо это выгодно для общественной морали". Так совсем уже ясно обозначился новый, 19-ый век.  Если в прежние времена, когда ещё чуть-чуть виднелись всё более редкие всполохи века уходящего, в виде неопределенности свободы,  то сейчас на арену общественной и политической жизни вышли откровенные реакционеры, которые прямо утверждали, что всякая европейская нация,  вышедшая из-под влияния Священного престола,  неизбежно придет либо к рабству,  либо к мятежу; голос защитников идеалов революции уже почти не слышен...  Тут-то и наступила пора затмения в сознании де Сталь, судьба к ней беспощадна в этот период: умер отец. милый друг изменил окончательно, Наполеон принялся гнать и травить её, как дикого зверя...На таком фоне, вполне естественно, она и впадает в самую глубокую религиозность. Ей видятся образы святых, она ждет встречи с Предстоятелем, мечтая о бессмертии, чтобы вновь воссоединиться с горячо любимым отцом.  Однако в то же время она общается с Гёте, обсуждая с ним связь с материей. К личным драмам тут добавляется ещё и жестокие нападки на "Дельфину". 19-й век окончательно вступил в свои законные права. Враждебная де сталь критика начала крестовый поход против писательницы - под знаменами нравственности и католицизма. Дельфину сравнивают с вакханкой, для которой бог - квакер,  а смерть она воспринимает как гренадер. В области нравственности она софист... МАдам де Жанлис написала даже целую повесть, в которой приписала де Сталь апологию самоубийства. А кому-то пригрезились отголоски революции - в связи с казнью Леонса. И всю эту пеструю армию гонителей возглавил сам Наполеон, который считал вопросы о браке и разводе чисто политическими и особенно важными для государства.  Фразу в предисловии к "Дельфине" "замолкшая Франция" (la  France silenciense) он вообще не смог простить Мадам де Сталь до конца своих дней. Немецкий перевод книги был запрещен, что, однако, никак не помешало распространению романа в Германии. Сам Гёте взял книгу под защиту, сказав, что она делает честь веку.  так отчего так все встревожились? Журналь де Пари писал: "... Отчего вчера и третьего дня ни кого не было в театре? Отчего в церскви в воскресенье ещё меньше народа, чем всегда? Отчего извозчики стоят без дела и считают убытки? Оттого что все читают Дельфину..." Сама же Сталь была подавлена и охвачена страхом, впервые за всю свою жизнь. Она безропотно переделала второе издание, заменив самоубийство естественной смертью Дельфины среди псалмов и Евангельских чтений,  в предисловии прямо пишет, что её убедила критика. Далее она подробно описывает свои литературные задачи  и нравственные цели, она пишет о вреде, приносимом обществом людям выдающимся, особенно если они, на своё несчастье, ещё и женщины. Но тут же приписывает, что сама она порицает И дельфину и Леонса, и что книга её - проповедь доброты, сострадания и великодушия, т.к. за годы революции  сердца людей так ожесточились, что просто необходимо их таким вот образом размягчить. После чего она и взялась писать "Корину" (1807), здесь ещё слышен 18-ый век - в образе самой героини, но все её творческие дары принесены в жертву единственно, в конце концов, религиозной идее. Она хочет умереть с образом Христа на груди, как самая пылкая и, вместе с тем, обыкновенная католичка. Так она "усовершенствовалась" - как в образе своих героинь, так и самолично. Вот таков удел рода человеческого - "с ходов времени".

ВЫВОД:
Возможности разума отдельного человека ограничены, но возможности творческой мысли безграничны. Учение о совершенствовании рода человеческого надо применять и к воображению, и к разуму - то есть, к осмысленному воображению. Короткую дорогу человек проходит быстро, по дороге без конца он идет медленно...  Мадам де Сталь, приобретя горь кий опыт реакцинной эпохи, стала другой - она уже дистанцирована от своей героини - предельно и категорично. Теперь в романе появился не просто автор, но и повествователь, который всё рассказывает и объясняет, на всякий случай, непонятливому читателю. А вот свои сокровенные мысли и чувства она, в качестве Автора (не Повествователя!) в своём втором романе доверила уже не героине-женскому персонажу, а некому абстрактнову, воображаемому образу - некогда великой стране, прародительнице Италии, которой и отдала всю свою авторскую любовь. Но где же тогда прогресс рода человеческого, который, пройдя 18-й век, эпоху Просвещения, натворил в последующие 25 лет ст олько ужасов и кошмаров, которые и не снились самому деспотичному монарху, после чего впал почти на целый век в ползучую реакцию? Есть от чего впасть в пессимизм. Но он, прогресс, всё же есть, что и доказывает де Сталь: в ту самую пору, когда эпоха погрузилась в реакцию, сделав множемство шагов назад, по сравнению с 18-м веком, отдельные гениальные личности, в том числе, и де Сталь, высоко паоднялись в своё духовном и уимственном развитии над ренакцией, чтобы передать грядущим поколениям своё духовное богатство, недооцененное современниками, ибо:
"Из литературных красот долговечны лишь те, что зиждутся на безупречной нравственности..." Порок может на время пленить людей, но порочные идеи - никогда не торжествуют вечно.
****

МАРИВО, Пьер

Комедия "ДВОЙНОЕ НЕПОСТОЯНСТВО" в трех действия, в жанре сказки для взрослых. Место действия вымышлено, время тоже неопределено. Однако, судя по тому, как демократично оющаются придворные и селяне, можно поедположить, чтоэто времена 8-10 веков, когда ещё не была так сильна иерархия и сословные различия, сами по себе, ещё не давали больших моральных преимуществ. Действующих лиц в этом тексте 2 - Сильвия, бедная девушка их окрестной деревни и придворный Тривели. Сильвия похищена слугами по приказанию государя, он влюблен в Сильвию и хочет на ней жениться. Сильвия даже не хочет об этом слышать - она любит сельского парня Арлекино и собирается выйти замуж за него.

Текст диалогичный, персонажи бойко обмениваются репликами: если Тривели вежливо, хотя м очень настойчиво просит Сильвию принять предложение замужества от государя, молодого и красивого человека, то Сильвия кричит и грозится, что уморит себя голодом, если с ней будут разговаривать в том же тоне, т.е. будут склонять её изменить своему жениху. Если аргументы Тривели примитивны (государь желает, тебе же будет здесь лучше), по сути он просто пытается уговорить честную сельскую девушку принять более выгодное, с точки зрения придворного, предложение и улучшить свою судьбу, то Сильвия приводит более сложные аргументы, что и показывпает её природный ум и глубокую личную порядочность. Она говорит, к примеру: пусть государь любит её, это его личное дело, но она же не любит его, а любит совсем другого человека, и это главное; когда Тривели говорит, что государь должен по обычаю взять в жены обязательно простолюдинку, она отвечает, что её же не спросили, хочет ли она этого. К тому же, она, как порядочная девушка, должна любить  своего мужа, им и станет Арлекин, а вот государя она любить вовсе не должна - в качестве суженого, даже если он этого хочет, и вообще, разве можно заставлять  принимать человека подарки, если они ему не по душе; наконец, она изрекает народную мудрость: на аргумент Тривели: "Что стоит Арлекин по сравнению с государем?!" - она отвечает: "Счастливой поселянке живется лучше, чем принцессе, плачущей во дворце".  Далее она объясняет природу своего несчастья: ранее у неё был возлюбленный, добрый и веселый, он всегда мог развлечь её, он жил рядом и был такой же, как и она - жил в таком же моме и был из такой же крестьянской семьи. Они были ровня. Т.о. она дает понять, что если государь её "купит" воими подарками и положением, то всё равно это не будет счастьем, потому что её самолюбие будет страдать. Её вообще здесь сделали несчастной - отбрали любимого мужчину и вмест о него дали кааких-то женщин, ктторые развлекают её песнями и танцами. Но она сама любит танцевать, а песни еёй нравятся в исполнении Арлекина. Сильвия успокаивается только тогда, когда Тривели обещает организовать ей встречу с её парнем.

В диалоге преобладают глаголы: в речи Тривели это глаголы долженствования  ( Сильвия должна, обязана принять предложение...), она должна понять, что её облагодетельствовали - судьба ей преподносит дар, ей оказывают почет... В речи Сильвии звучат чаще всего совсем другие глаголы: и отрицательной частицей, как правило - не хочу, не буду, не смогу, она уже ощущает себя униженной, обкареденной и обманутой - у ней отняли  ей парня, её душевный покой, её простое счастье, и уже нагрузили долгом благодарности - ведь она, как крестьянка, воспитанная в патриархальной семье, знает, что быть в долгу нехорошо, а принимая дары, надо обязательно отдариваться. И от всего этого ей становится ещё хуже. Тривели не понимает этих тонкостей, он, как придворный, рассуждает с позиций благодетеля: государь одарил своим внимание, это уже счастье; а сколько пользы последует за всем этим - это уже счастье чрезвычайное. У Сильвии и Тривели, т.о., разное представление о счастье. Вот  с таких позиций начинается действие комедии и далее развертывается занимательная и коварная интрига, в результате которой сознание девушки изменится весьма радикально.

В этой картине нет обычного для Мариво стиля - "мариводажа" - все персонажи изъясняются просто и понятно, их речь без аллюзий и экивоков, они  прямо формулируют свои желания и намерения.