А. И. Герцен о Пушкине и Лермонтове

... Ничто не может с большей наглядностью свидетельствовать о перемене, произошедшей в умах с 1825 г., чем сравнение Пушкина с Лермонтовым.  Пушкин, часто недовольный и печальный, оскорбленный и полный негодования, все же готов заключить мир.  Он желает его, он не теряет на него надежды; в его сердце не переставала звучать струна воспоминаний о временах императора Александра.  Лермонтов же так свыкся с отчаянием и враждебностью, что не только не искал выхода, но и  не видел возможности борьбы или соглашения.  Лермонтов никогда не знал надежды, он не жервовал собой, ибо ничто не требовало этого самопожертвования. Он не шел, гордо неся голову, навстречу палачу, как Пестель и Рылеев, потому что не мог верить в действенность жертвы; он метнулся в сторону и погиб ни за что.
   Пистолетный выстрел, убивший Пушкина, пробудил душу Лермонтова.  Он написал энергетическую оду, в которой заклеймил низкие интриги, предшествовавшие дуэли, - интриги, затеянные министрами-литераторами и журналистами-шпионами.  Произошло это в 1837 г; в 1841 тело Лермонтова было опущено в могилу у подножья Кавказских гор.
   К счастью, для нас не потеряно то, что написал Лермонтов за последние четыре года своей жизни. Он полностью принадлежит нашему поколению.  Все мы были слишком юны, чтобы принять участие в 14 декабря. Разбуженные этим великим днем, мы увидели лишь казни и изгнания.  Вынужденные молчать, сдерживая слезы, мы научились, замыкаясь в себе, вынашивать свои мысли - и какие мысли!  Это уже не были идеи просвещенного либерализма, идеи прогресса - то были сомнения, отрицания, мысли, полные ярости. Свыкшись с этими чувствами, Лермонтов не мог найти спасения в лиризме, как находил его Пушкин.  Он влачил тяжелый груз скептицизма через все свои мечты и наслаждения.  Мужественная, печальная мысль всегда лежит на его челе, она сквозит во всех его стихах.  Это не отвлеченная мысль, стремящаяся украсить себя цветами поэзии; нет, раздумье Лермонтова - его поэзия, его мученье, его сила.  Симпатии его к Байрону были глубже, чем у Пушкина.  К несчастью быть слишком проницательным у него присоединялось и другое - он смело высказывался о многом без всякой пощады и без прикрас.  Существа слабые, задетые этим, никогда не прощают подобной искренности. О Лермонтове говорили, как о балованном отпрыске аристократической семьи, как об одном из тех бездельников, которые погибают от скуки и пресыщения. Не хотели знать, сколько боролся этот человек, сколько выстрадал, прежде чем отважился выразить свои мысли.  Люди гораздо снисходительней относятся к брани и ненависти, нежели к известной зрелости мысли, нежели к отчуждению, которое не желая разделять ни их надежды, ни их тревоги, смеет открыто говорить об этом разрыве. Когда Лермонтов, вторично приговоренный к ссылке, уезжал из Петербурга на Кавказ, он чувствовал сильную усталость и говорил своим друзьям, что постарается как можно скорее найти смерть. Он сдержал свое слово.
    Что же это, наконец, за чудовище, называемое Россией, которому нужно столько жертв и которое предоставляет детям своим лишь печальный выбор погибнуть нравственно в среде, враждебной всему человеческому или умереть на заре своей жизни? Это бездонная пучина, где тонут лучшие пловцы, где величайшие усилия, величайшие таланты, величайшие способности исчезают прежде, чем успевают чего-либо достигнуть...


(Источник: А.И. Герцен, Сочинения, ГИХЛ, М. 1956, с. 470-473.)