убить медведя

он как будто взрослеет на пару лет, сделав пять или шесть затяжек,
оставляет  привычки, меняет цвет  -
городов,  паспортов,  рубашек…
он свободен  снимать с себя ночью скальп и пугать  хрипотой соседей,
материться…..смеяться, мешая спать, завывая  цепным медведем…
изувеченный цельностью,   рвёт себя: 
майку, волосы, жизнь, брюшину,
а потом понимает, что в общем зря,  ибо слишком живуч /скотина!/
но  «полиция просит открыть Вас дверь…» -
наваждение,
фактор страха –
не откроет,  конечно  -  реально лень / вот такого бы взять – оттрахать!/
откупорить и выхлестать…… выпить…… вы…
в исступлении высечь, выжечь –
но ни кнут, ни костёр, ни топор,  увы,  не дадут ему шансов выжить –
это  верные средства для тех,  кто свят,  а  ему изменила святость,
и напрасно он  режет и рвёт себя, принимая за силу слабость…
просыпается  в сумерках:
чёрный фон  заоконностью  к белым стенам –
как  кусочек винила и тот альбом,  где годами грустит Джон Леннон,
белоснежно и нежно меняя мир,
снисходительно,   
в знак протеста –
для кого-то мессия, король, кумир….. и  добыча для жёлтой прессы…
сам в себя забивающий гвоздь и гол…. а  трибуны ликуют….стонут….
и не слышно, как крикнет:  «король-то гол…» - одинокий  в толпе ребёнок –
эта горькая  правда – как в сердце нож,
оставаясь один в клозете,
он с готовностью верит  в любую ложь и любой клевете в газете…
чтобы ночью зачем-то опять стонать…  и рычать… и пугать соседей….
становиться собою, снимая скальп,
а потом убивать медведя -
понимая, что это последний шанс - на земле отыскать свой остров,
он себя разрезает, но каждый раз  то ли нож не настолько острый,
то ли кожа грубее, чем тот брезент,
то ли в пальцах не много силы…
он себя не находит…. и пьёт абсент, разбавляя его  текилой…
долго  плачет……и бредит…….и видит сны –
сны, в которых распят любовью,
сны,  где он и малютка сын лишь вдвоём на футбольном поле
так беспечно, счастливо гоняют мяч  по зелёной траве в апреле…
и звучит, словно музыка:
«пап, не плачь…..я  в тебя, словно в Бога…… верю….»