Дорогая Ольга Николаевна...

Там в окне три кучерявых облачка
тают, тают, тают вдалеке.
А ко мне прискакивает троечка
по литературе в дневнике.

Три имел, я не тянул на пять.
Проходили, кажется, в седьмом,
что умом Россию не понять.
Вправду, не понять её умом.

Мне хотелось бы чего-то лучшего,
только это Родина моя.
Родился в России, дело случая,
я.

Родился в России, дело случая.
Мать была, и где-то был отец.
И не понимал стишочек Тютчева.
Через годы понял наконец.

Жизнь прожита нецеленаправленно.
И я понял Горького «На дне».
Из училок кто же ближе мне? –
дорогая Ольга Николаевна.

Дорогая Ольга Николаевна,
Вы ругали, что смотрел в окно.
Правильно, Вы так ругали правильно.
Как же это было-то давно!

«Маслов, ну-ка подойди к доске! –
Вон из класса, я кому сказала – вон!»
А сейчас я в тютчевском стишке
даже слышу колокольный звон.

Молодая Родина и старая,
как девчонка, девушка, как мать.
У меня четыре полушария,
как же мне её не понимать?

Папка покатал меня на лодочке,
папка покупал мне крем-брюле.
Как же благодарен я Володечке,
что я появился на земле,

где простой советский Филиппок,
в страхе не сказавший ни гу-гу,
поступает чудом в МГУ.
Иль поцеловал мальчишку Бог?

Хлопну рюмку, под музон притопну я.
И начну кого-то обнимать.
У меня четыре полужопия,
как же мне её не понимать?

Памятник огромный Маяковского,
мелкие иконочки Есенина.
Жизнь идёт, на Ленинской Высоковска
ёлка в Новый Год на месте Ленина.

Вот сижу я у окна да около.
Леночка ответила на пять.
Что-то не проходим мы Набокова,
где ведут к оврагу убивать.

Взвод, вперёд! А впереди проталина.
Твоя пуля будет не слышна.
Взвод, вперёд, за Родину, за Сталина!
…Я боюсь, товарищ старшина...

Грешен я, но всё ж не так уж чтоб.
Было, было что-то иногда.
Мне Господь подарит телескоп
наблюдать родимые места.

Я не понимал пока нисколечко,
что таилось в тютчевской строке.
Там в окне три кучерявых облачка
тают, тают, тают  вдалеке.

А улыбка Юрия Гагарина,
а его развязанный шнурок…
Дорогая Ольга Николаевна,
можно мне вернуться на урок?..