Когда вернулся смех

Наверняка очень многие, если не все, слышали о Тиме Талере. Да-да, это он и есть.
Тот самый мальчик, который перестал смеяться и о котором Джеймс Крюс написал книжку.
Перестал смеяться Тим Талер, конечно же, не навсегда. Просто какое - то время он жил,
не имея права на смех, даже самый тихий, даже самый робкий.
Да ни на какой. Вообще перестал смеяться, потому что его смех продали.
Кто продал, не помню.
А перечитывать книжку недосуг. Теперь вот думаю, неужели сам и продал?
Какой странный ребёнок. Хотя наверняка там, в книжке, всё было гораздо сложнее.
Может быть, Тим Талер был ВЫНУЖДЕН свой смех продать?
Ведь так просто, по своей воле, никто со смехом не расстаётся. Никакой самый меркантильный взрослый. Ребёнок - тем более. Хотя...
Часто ли мы в детстве задумываемся о том, без чего не смогли бы
прожить? БЕЗ КОГО не смогли бы - да, порой задумываемся. Не многие и не так, чтобы
очень часто, но всё-таки.
Но БЕЗ ЧЕГО?..И если, скажем, какой-нибудь взрослый, похожий на
доброго волшебника,  наобещал бы нам с три короба, сказав примерно
следующее :
Давай-ка, милый, мы с тобой договоримся так. Ты мне - смех, а я тебе -
исполнение всех твоих желаний.
Отказались бы мы? Сейчас-то, понятное дело, отказались бы. Но в детстве?..

Тех, кто не знает, чем закончилась история про Тима Талера, поспешу успокоить.
Смех к нему вернулся. Не помню, правда, как. Но разве это сейчас важно?
Как возвращается к нам лето? как возвращается к нам радость? как
возвращаются... нет, не все, конечно, но многие вещи, которые мы порой
теряем - по рассеянности
ли, по небрежности, по глупости, а порой и вовсе не по своей вине?..
Чаще всего эти вещи сами нас разыскивают и, отыскав, на некоторое время
снова делаются нашими спутниками. Они следуют за нами примерно так же,
как следовали бы какие-нибудь чудесные животные, если бы нам удалось их
приручить. Или летят за нами как сказочные птицы. И тогда нам снова
даётся уверенность в том, что они, эти чудесные сопровождающие,
весёлые и беззаботные, всегда будут рядом с нами...

Казалось ли вам когда-нибудь, друзья, казалось ли вам, как и мальчику
по имени Тим Талер, что вы разучились смеяться? Не так, как в книжке,
конечно. Не совсем разучились. Такое, по-моему, даже и не возможно.
Но на то и книжки, чтобы было в них многое из невозможного, из того,
чего не бывает в жизни.
Но смеяться вот так - запрокидывая голову, открыто и бесстрашно,
полностью отдаваясь на волю собственного смеха.
Смеяться так, чтобы оглядывались прохожие и чтобы случайные попутчики
в метро, заражаясь вашим смехом, начинали смеяться вместе с вами.
Смеяться так, как смеются дети на уроках, когда точно известно, что
смеяться нельзя, но не смеяться - лопнуть что ли прикажете от смеха?..
Признаюсь, что такое время в моей жизни было. Когда мне казалось, что
смеяться ТАК я не смогу больше никогда.
Остаться без смеха - это ведь как остаться без света внутри.

А потом, через какое-то время, мой смех вернулся. И как будто снова
включился свет.
И не нужно больше ходить по лестнице с фонариком.
Произошло это весьма неожиданно. Хотя разве не всегда неожиданно для
нас включается свет, хоть бы мы его и ждали?

Шла я по дорожке. Это не присказка. Я правда шла по дорожке. У нас здесь мимо домов тянется такая длинная красная дорожка - то ли для пешеходов, то ли для велосипедистов. Никто не знает, для кого она, поэтому все по ней передвигаются одновременно. Всё бы ничего, если бы она была чуточку пошире. Тогда бы, может, все на ней и помещались.
Хотя все и так помещаются каким-то образом.

В тот вечер, когда вернулся смех, я шла по этой дороже, а рядом со мной, шаг в шаг,
как всегда в последнее время, плелось уныние. А за унынием и все остальные - серая свита в полном составе. Кто впереди, кто сзади. Некоторые шли приплясывая.
Танец был невесёлый, да и не танец это был вовсе. Это я шла на танцы.
А они старались не отставать.

Вот так мы все вместе шли и шли, а когда уже почти дошли, меня кто-то окликнул.
Ведь из всей нашей компании я одна была видимая. Думаю, что больше ничем я от всех остальных не отличалась.
Я повернулась на голос. Дальше всё очень просто. Почти примитивно.
Если бы не одно "но".
Неподалёку остановилась машина. За рулём сидел молодой человек. Он действительно был молод, лет двадцати восьми - тридцати, не больше.
Спрашивал, как проехать в спортивный центр. Я подошла ближе, чтобы объяснить.
(В городе моего детства подходить к чужим машинам было нельзя ни при
каких обстоятельствах. Я, конечно, и теперь, спустя ...дцать с лишним
лет, немедленно услышала папин предупреждающий голос. Но я поступила
просто : сделала вид, что не слышу.)
Когда я закончила объяснять, как и куда ехать, молодой человек спросил что-то ещё.
Я ответила. Потом ещё. И что-то ещё. На вопрос, как меня зовут, я тоже ответила, причём ответила правду.
И вот буквально в следующее мгновение я вновь обрела способность
смеяться. Нет, вот так : СМЕЯТЬСЯ.
Потому что именно в следующее мгновение молодой человек спросил меня, может ли он пригласить меня на чашечку кофе.
И тут, неожиданно для меня самой, неожиданно для молодого человека, неожиданно для свиты, выжидающей поодаль, ко мне вернулся мой смех. Тот мой смех, который я уже и не надеялась повстречать. Тем более, не здесь, тем более, не сейчас.
Налетев ниоткуда, как ветер, он чуть не снёс меня с ног. Несколько мгновений я ещё смотрела на молодого человека - серьёзно, молча. Я прислушивалась к тихому радостному шевелению, начавшемуся внутри меня.
Так шипит обещающе игристое вино, разлитое в бокалы. Так поднимаются на поверхность,  неудержимо стремятся вверх крошечные, наполненные радостью пузырьки.
Потом что-то словно начало раскачиваться - всё сильнее,
сильнее... Будто где-то поблизости, дождавшись ветра, громко и свободно захлопали ставни.
Молодой человек смотрел на меня. Он всё ещё ждал ответа.

К собственному удивлению, я, начав смеяться, остановиться уже не могла.
Больше жестами, чем словами, я объяснила молодому человеку, что принять его предложение не могу, потому что спешу на танцы. Для правдоподобия даже потрясла перед ним большой
сумкой, которую несла в руках. В сумке с готовностью зазвенел пояс с монетками. Не сумев произнести больше ни слова, только махнула прощально рукой. Расправив плечи, забыв о серых и пристыжённых, оставленных мною на красной дорожке, я продолжила путь.
О, да! я уже шла не по дорожке. Дорожка выросла до размеров дороги, до размеров пути.
Смех, Большой Смех, раскинув надо мной свои крылья, заставил меня поднять голову, зажёг своим светом мои глаза...

Открывая двери, я вспомнила и оглянулась.
На красной дорожке никого не было. Серая свита исчезла.