Катулл Мендес. Соловей

Шло лето под уклон; тугие гроздья зрели;
Была ещё жива оплаканная мной;
Внимала, сражена, безумной Филомеле –
Страдальцу-соловью, что пел в тиши ночной.

Как малое дитя на кукольном спектакле –
Заворожённый взор, чуть приоткрытый рот;
И ревностью глухой глаза мои набрякли
К незримому певцу, что горестно поёт.

«Цветущая душа, ты – снов моих обитель!
Не слушай соловья! Соперник, замолчи!
Любовь сильнее тьмы!» Но соловей-губитель
Её заворожил руладами в ночи.

Меня пронзила дрожь душевного движенья,
Короткий смертный страх, страданье-благодать;
В иное существо свершив преображенье,
Я душу сохранил – и снова мог страдать.

С любимой был другой – неведомый влюблённый;
Я слышал тихий вздох – они ушли вдвоём;
Отчаяньем убит, укрыт древесной кроной,
Себя я ощутил поющим соловьём.

И, под руку с другим, она, как призрак белый,
Медлительно брела в тяжёлом полусне;
А я среди ветвей остался Филомелой,
И жалость синих звёзд сошла с небес ко мне.

И боле – ничего. Под утро, на рассвете
(Я помню даже день – то пятница была)
Иссохший трупик мой нашли случайно дети
Лежащим у корней могучего ствола.

И бойкий мальчуган, проворный и умелый,
Могилку мне отрыл в тени цветущих роз,
И, глиною укрыв мой прах окоченелый,
Над крохой-соловьём молитву произнёс.

LE ROSSIGNOL

C'etait un soir du mois ou les grappes sont mures,
Et celle que je pleure etait encore la.
Muette, elle ecoutait ton chant sous les ramures,
Elegiaque oiseau des nuits, Philomela!
 
Attentive, les yeux ravis, la bouche ouverte,
Comme sont les enfants au theatre Guignol,
Elle ecoutait le chant sous la frondaison verte,
Et moi je me sentis jaloux du rossignol.

"Belle ame en fleur, lilas ou s'abrite mon reve,
Disais-je, laisse la cet oiseau qui me nuit.
Ah! mechant coeur, l'amour est long, la nuit est breve!"
Mais elle n'ecoutait qu'une voix dans la nuit.

Alors je crus subir une metamorphose!
Et ce fut un frisson dont je faillis mourir.
Dans un etre nouveau ma vie etait enclose,
Mais j'avais conserve mon ame pour souffrir.

Un autre etait aupres de la seule qui m'aime,
Et tandis qu'ils allaient dans l'ombre en soupirant,
O desespoir, j'etais le rossignol lui-meme
Qui sanglotait d'amour dans le bois odorant.

Puis elle s'eloigna lentement, forme blanche
Au bras de mon rival assoupie a moitie;
Et rien qu'a me voir seul et triste sur ma branche,
Les etoiles du ciel s'emurent de pitie.

Ce fut tout; seulement, des l'aurore prochaine
(Je n'ai rien oublie: c'etait un vendredi)
Des enfants qui passaient virent au pied du chene
Un cadavre d'oiseau deja sec et roidi.

"Il est mort!" dirent-ils, et, de son doigt agile,
L'un d'eux creusa ma fosse a l'ombre d'un roseau,
Et tout en refermant mes plumes sous l'argile,
Il priait le bon Dieu pour le petit oiseau.