Дэвид Герберт Лоуренс. Баварские генцианы

Вот они передо мною в печальном тепле сентября,
эти цветы, которые есть не у каждого в доме,
баварские генцианы, так выс'оки и сумрачны, словно
факелы ночи, темнящие блещущий день лучами Плутонова мрака,
ребристые прямые огни, горящие мглистой синью,
заостренные тяжким дыханьем белого света.

Факелы, курящиеся синей тьмой, темно-синие лампады Плутона,
сине-черные сгустки пламени из подземных глубин,
льющие синюю мглу на тускло-желтое царство Деметры,
для кого вы здесь в этом выбеленном дневном бытии?

Дайте мне этот стебель с тремя цветками, этот факел,
и я пойду с ним, с трехраздельным синим огнем
ступень за ступенью в беспросветную синюю бездну,
куда Персефона сходит как раз сейчас в сентябре,
в край, где видеть нельзя, где с тьмою венчается тьма,
и Персефона сама - почти один только голос,
невидимая мгла в еще большей мгле
объятий Плутона, невеста, похищенная еще раз,
она вновь просверлена его страстью, погружена в ночь
среди великолепия черно-синих лампад, заливающих торжество
     непроницаемой тьмой.

Дайте мне цветок на высоком стебле, три синих огня,
потому что я брачный гость, я зван туда,
где жизнь творится во мраке.



BAVARIAN   GENTIANS            


Not every man has gentians in his house
in soft September, at slow, sad Michaelmas.
Bavarian gentians, tall and dark, but dark
darkening the daytime, torch-like with the smoking blueness of
     Pluto's gloom,
ribbed hellish flowers erect, with their blaze of darkness spread blue,
blown flat into points, by the heavy white draught of the day.
 
Torch-flowers of the blue-smoking darkness, Pluto's dark-blue blaze
black lamps from the halls of Dis, smoking dark blue,
giving off darkness, blue darkness, upon Demeter's yellow-pale day
whom have you come for, here in the white-cast day?

Reach me a gentian, give me a torch!
let me guide myself with the blue, forked torch of a flower
down the darker and darker stairs, where blue is darkened on blueness
down the way Persephone goes, just now, in first-frosted September
to the sightless realm where darkness is married to dark
and Persephone herself is but a voice, as a bride,
a gloom invisible enfolded in the deeper dark
of the arms of Pluto as he ravishes her once again
and pierces her once more with his passion of the utter dark
among the splendour of black-blue torches, shedding 
     fathomless darkness of the nuptials.

Give me a flower on a tall stem, and three dark flames,
for I will go to the wedding, and be wedding-gest
at the marriage of the living dark.