Ключи к полям

В камере хранения слишком тесно, дети выходят наверх, вымазав руки мороженым, заиндевелая поросль офисного планктона, читают светские новости – это не красный смех, научил их в Раю воровать, книги читать, их тонна, сами себя ведут за руку в тот городской приют, где неземной уют и розы на занавеске, им не дают оглядеться и высказать не дают все разногласия с миром, вот кадры тугой нарезки, вот великий Качалов играет с дворней в лапту, пытается быть демократом и искренне поддается, вот он выходит на Невский, встречает ее, не ту, что приходит во сне и смехом чужим смеется, он встречает другую, третью, и всех их занес в блокнот, потом разнесет по рубрикам, дебет сведет руками. Нет, мое ремесло бессмысленно, никто сюда не придет, поливай тут свою герань за семью замками. Вот он идет по Невскому – это уже не Фрина, обнажена, как бессистемный творческий метод, милая матушка, пожалей своего несчастного сына, пускай какой-то другой, ну пускай не этот. Нет, поздно, как сердце красавицы, сжечь бы все книги разом, мы победили, Офелия, Йорику быть убитым зельем смешным, горе жалким твоим проказам, горам степным, устаревшим твоим ланитам. Дети из камеры путешествующих в прекрасное без билета, тепло ли тебе, красавица, хорошо ли в вате и пыли, это такой Ватто, он рисует, в бутылке Лета, дети еще не грешны, но их уже не любили, тельце хорошей бабочки пропитано формальдегидом, завтра она расплещется атомами в просторе, можно я припаду к устаревшим  твоим ланитам, можно я украду не в радости и не в горе море каких-то чувств, ведь ты проживешь и так, пирамидка из плюшевых зайцев останется на пригорке, можно я украду – подай мне какой-то знак, будем о них читать от корки тик-так до корки.