Катулла век

До тридцати он не дожил,
умом и сердцем он тужил
о Лесбии своей бесценной.
Страсть разгоралась в нём мгновенно!
Лишь бросит взгляд – горит огнём,
а ей всё это – нипочём!
Красотка ветреной была,
и поцелуев сто могла
она Катуллу подарить,
а после обо всём забыть.
Мужчин легко она пленяла!
Себе лишь дева цЕну знала:
поэта дразнит и манИт,
своей красой его пленит,
а после уж с другим играет…

Катулл встревожен, унывает.
Где утешение? Не знает.
И гений страсти угасает,
когда он видит, как хитра,
как корыстна всегда сама
его любви краса-богиня…

А пыл взаимности уж сгинул,
легко Катулла предала.
Красотка ветреной была!
Всегда в шелках и серебре
Плетет интриги при дворе,
А он поддался страсти нежной.
Любил он! И смотрел с надеждой
на Клодию – свою мечту,
но годы мчались в пустоту.
Разбито сердце – страсть сгубила!
Так рано взяв его, могила
укрыла всё холодным сном…

Но предки помнили о том,
кто воспевал свою Богиню,
хранили книги, как святыни.
Стихам в архиве стало тесно,
их вновь открыли! Нам известно,
что их читал епископ Ратер.
Всё сохранил. А напечатал
Их позже гражданин Вероны.
Стихи, достойные короны,
нам воскресили сердца жар!

Друзья! При чём здесь гонорар?
«Стихи поэта – вот святое» -
Скажу вам, как пред аналоем!
Быть может, ветреной была
подруга Клодия тогда,
но нам поэта создала
своею нежностью прекрасной.
Была во всём над Гаем властной
в нём дар Поэта разбудила.
Есть в этом безвременья сила!
Кто вдохновитель? Кто поэт?
Стихов ценнее – слова нет!
Всё, что поэзией дано – то свято!
И сохранено!

Так берегите жар сердец!
И пусть небесный наш отец
всё сохранит в прекрасном Слове!
Вновь Муза с Лирой наготове,
чтобы поэтов вдохновить.
Пусть чашу горькую испить…
Порой, презренье и гоненье,
но свято только вдохновенье!
Не зря стихи в нас говорят,
и строчки встанут в дивный ряд,
пусть сердце бьётся невпопад,
глаза огнём любви горят…
И пусть про нас все говорят,
что мы слабы и непрактичны.
Что толку, если поэтичны?

Но рухнут замки и дворцы,
а дети – сами уж отцы.
Лишь молоды всегда стихи,
В них чувства трепетны, легки!
И потому нужны поэты:
их чище и нежнее нету!

И вот, ушёл Катулл, сгорел…
Казалось, нет, не уцелел,
Не признан и не оценён…
Но нас тревожит он огнём
своей строки к желанной Музе
с Любовью нежною в союзе
он, как в плену, у чувств своих!
Для нас оставил чуткий стих,
Своей кокетке посвящая.
Она ж, цены любви не зная,
играла чувствами Поэта!
Судить её? Нам права нету…
Пусть строки всё расскажут нам:
любовь – страданье пополам –
так дороги и близки всем…
Катулл не кажется мне нем:
он вновь стихами говорит,
а в них любовь его горит –
бессмертное творенье Бога!
Мы ею дышим, понемногу,
приходим сами к пониманью,
что трудно жить, когда страданью
нет утешения совсем!
Ушел Поэт, но он не нем.
Он всё в стихах нам рассказал,
а сам жить долго приказал…

Я так люблю тебя, Катулл!
Как ветер свежий мне подул
твоих любовью полных строк!
Столетья стёрли весь порок...
Кокетку Лесбию прощаю…
Все строки сердцем принимаю.