Грязи

Богини, волхвы, баснописцы восстали к полудню из тлена,
Обрушив на мир половодье нестройных речей.
В оконце из мутной слюды отражалась река Магдалена,
Ослице привиделся ангел господень и адов ручей.

От жажды, коль срок, умерла, но по ком этой жаждой томима –
Ослице молчанием скованы в смерти уста.
Ведь ангелы эти места стороною обходят, все мимо.
И новая жизнь так горда пустотою листа,

Что в этой гордыне мерещится нечто – строка без изъяна,
Одна-одинешенька, сколько бы слов ни мело.
Печаль ли светла, глубока ль, птицелов, твоя рана –
Бери эти перья и делай из них помело.

Ослица узрела одно и лишилась рассудка без дела.
Богини, волхвы, баснописцы разделали тушу чуть свет.
А птица из мутной слюды как оконная рама скрипела,
И кто-то ее предложил, растопив на пару, съесть в обед.

*****
В послесмертьи нужды – тки холсты, помышляй о нелепом,
Сочинителю В. напиши анонимную кляузу – встарь
Две последних строки, обрамленные траурным крепом
Подносили к свече, а теперь – керосинный фонарь.

В послесмертьи нужды – песни пой вдохновенно, со вкусом,
Заедая соленым и острым, пикантности вящей алкай.
Сочинителю В. и его незабвенным турусам
Благочинные ангелы держат местечко – на то он и рай,

Чтобы встретиться здесь: на досуге в бирюльки сыграем,
Будет время под сенью могил танцевальные па разучить.
Верди, твист, баккара, осторожность, но всё умираем,
А для смерти с отличием надобна веская прыть.

В послесмертьи чужды, но пространствами братской могилы
Две последних строки обрамляются в траурный креп.
Сочинителя В., светоч благости, славы и силы,
Благодарные зрители режут на ленты и хлеб.