Зеркала Ахматовой 3 - Белый залМне рассказывал приятель, как после моего чтения "Поэмы без героя" в Новой Опере в 2000 году публика спускалась по лестнице в гардероб, и две девицы типа манекенщиц, "ноги от головы", говорили одна другой: "Клево!" - "Да, клево. А что, стихи сама Демидова сочинила?" Этот анекдотический рассказ мне очень нравится и из-за того, что эти девицы пришли, и что им понравилось - "клёво". Потому я и беру на себя смелость опубликовать кое-какие свои заметочки по поводу "Поэмы" - вдруг и эти мои девочки научатся читать. Источник: Эпиграф: Di rider finirai - из либретто (Да Понте). Для знающих оперу Моцарта эпиграф звучит не просто предостережением, но грозным заупокойным хоралом, которым вдруг, при поддержке тромбонов, разражается каменная статуя Командора, прерывая болтливый речитатив Дон Жуана и Лепорелло. У Артура Лурье есть эссе "Смерть Дон Жуана" (из "Вариаций о Моцарте"), где рукой Ахматовой была выделена фраза: "Удивительный хоральный мотив командора: "Di rider finirai pria dell' aurora", как голос рока, предваряет о наступающей развязке, в то время как вся музыка еще совсем далека от нее". По воспоминаниям современников, "Дон Жуана" Моцарта для Артура Лурье открыл Кузмин, один из персонажей "Поэмы" ("общий баловень и насмешник"). Кузмин часто исполнял музыку Моцарта, воспевал его в своих стихах. В первом варианте "Поэмы" за этим эпиграфом стоял второй из ахматовской "Белой стаи": "Во мне еще как песня или горе Имелась в виду, конечно, зима 1913 года. Источник: Автоцитата из "Четок". 1914 год: После ветра и мороза было Новогодний вечер. Фонтанный Дом. К автору вместо того, кого ждали, приходят тени из тринадцатого года под видом ряженых. Белый зеркальный зал. Лирическое отступление - "Гость из будущего". Маскарад. Поэт. Призрак. - Хочу обратить внимание читателя на "Белый зеркальный зал". Он упоминается здесь Ахматовой неслучайно. Да и потом в "Поэме" он будет неоднократно возникать. "Это "ты" так складно делится на три, как девять и девяносто. Его правая рука светится одним цветом, левая другим, само оно излучает темное сияние", - писала Ахматова. Это всплески жесткой беседы, - В стихах Ахматова часто отождествляла себя с тенью: Там тень моя осталась и тоскует, Или: У берега серебряная ива - По неопытности я вначале пыталась расшифровать каждую строчку. Я знала, что в кругу Ахматовой были распространены "имена-маски". Например, у Князева - "Антиной", у Кузмина - "Аббат", "Алладин" - Сомов; Дапертутто, как я уже сказала, псевдоним, придуманный Кузминым для Мейерхольда; Дон Жуан - Блок с его "Шагами Командора", Глан - герой романа Гамсуна "Пан". Вячеслава Иванова называли "Вячеславом Великолепным", "Таврическим" и "Звероподобным". А Гумилева в узком кругу звали "наш Микола", Шилейко - "Букан", а он, в свою очередь, дал Ахматовой прозвище "Акума", которое продержалось до конца ее жизни в семье Пуниных. (В письме из Японии 28 июня 1927 года Пунин пишет Ахматовой: "Сердце милое, когда я немного познакомился с японским языком, мне твое имя "Акума" стало казаться странным. <…> Я спросил одного японца, не значит ли что-нибудь слово - Акума - он, весело улыбаясь, сказал: это значит злой демон, дьяволица. <…> И я рада или не рада, В начале своего творческого пути Мейерхольд усиленно пропагандировал итальянскую комедию масок, сказки Гоцци и Гольдони. А про Ольгу Судейкину один из ее современников вспоминал: "О театре Карло Гоцци она могла говорить без конца, все персонажи итальянской комедии масок были ее интимными друзьями, жившими в воздухе созданной ею фантастической реальности…" В либретто по "Поэме" Ахматова пишет: "…на этом маскараде были все. Отказа никто не прислал. И не написавший еще ни одного любовного стихотворения, но уже знаменитый Осип Мандельштам ("Пепел на левом плече"), и приехавшая из Москвы на свой "Нездешний вечер" и все на свете перепутавшая Марина Цветаева… Тень Врубеля - от него все демоны ХХ-го века, первый он сам. Таинственный деревенский Клюев, и заставивший звучать по-своему весь XX век великий Стравинский, и демонический Доктор Дапертутто, и погруженный уже пять лет в безнадежную скуку Блок (трагический тенор эпохи), и пришедший, как в "Собаку", Велимир I. И Фауст - Вячеслав Иванов, и прибежавший своей танцующей походкой и с рукописью под мышкой - Андрей Белый, и сказочная Тамара Карсавина. И я не поручусь, что там в углу не поблескивают очки В. В. Розанова и не клубится борода Распутина… Нет только того, кто непременно должен быть. И не только быть, но и стоять на площадке и встречать гостей… А еще Мы выпить должны за того, В этом длинном отрывке, казалось бы, все объяснено и нечего дальше разгадывать. И хоть, как отмечают, в ахматовских стихах всегда много конкретики, но стихи есть стихи и не надо слепо доверять авторской расшифровке (вспомним слова Ахматовой, которые поставлены мною эпиграфом к этой книге). Как он хром и изящен… - Судя по "Запискам об Анне Ахматовой" Л. К. Чуковской, здесь первоначально стояли такие строчки: Вежлив, прячет что-то под ухо Постепенно строчки менялись, потому что "рифма к уху существует уже в другой новой строфе, о другом герое (о Блоке: "Плоть, почти что ставшая духом")". "Владыка Мрака" - снова зеркальное отражение: это и Мефистофель, который появляется в "Фаусте" в изящном костюме, прихрамывая на одну ногу, но Владыкой Мрака называли и Вячеслава Иванова после истории с женитьбой на едва достигшей совершеннолетия падчерице. Источник: Как в прошедшем грядущее зреет, - В этой, ставшей уже классической, фразе Ахматова объясняет себе и читателю, что "Поэма" - не поиск ушедшего времени, не запечатленный в словах рубеж и перелом эпох, а подтверждение того, что не бывает следствия без причины, что в ушедшем уже таились зародыши страшного будущего. Во всяком случае, в 1955 году Ахматова пишет: Себе самой я с самого начала На этом водовороте жизни, времени и сознания держится вся "Поэма". Сюжетные линии растворяются в воспоминаниях автора. И - непрерывные переходы во времени: от сегодняшнего к давно ушедшему и наоборот. Нечто подобное можно найти и у других поэтов. Например, у Блока: "Прошлое страстно глядится в грядущее, нет настоящего - жалкого нет". Но у Ахматовой этот временной стык выражен наиболее определенно. Звук шагов, тех, которых нету, И во всех зеркалах отразился И в руке его теплота. - "БЕЛЫЙ ЗАЛ". Я уже писала о мистике зеркал Белого зала. "И во всех зеркалах отразился" - то есть во всех 27 зеркалах. Но зеркала отражаются и друг в друге. Сколько же отражений? Их не 27, а бесконечное множество - толпы - все, кто прошел через жизнь автора. Это отступление - как воспоминание о будущем, прозрачное, акварельное наложение времен. Раньше я думала, что в "Белом зале", как "гость из будущего", появляется Гаршин, но меня смущал этот "сигары синий дымок" - Гаршин ведь не курил сигары. Владимир Георгиевич Гаршин жил на улице Рубинштейна, в доме на углу Рубинштейна и Фонтанки, а работал на Петроградской стороне в больнице. С 1938 года он - почти ежедневно - сходил с трамвая на Невском проспекте, переходил Фонтанку по Аничкову мосту, после чего домой ему надо было поворачивать направо, но он поворачивал налево и шел в Шереметевский дворец, где в то время жила Ахматова. С другой стороны, курил сигары Борис Васильевич Анреп, друг Ахматовой в 1915-1917 годах, которому было посвящено много стихов. В Петербург он приехал в 1914 году и в первой части "Поэмы" он - "гость из будущего". Судя по ее стихам и воспоминаниям современников, Ахматова была им очень увлечена, а когда Лукницкий ее спросил, любил ли он ее, она решительно ответила "нет". В "Белой стае" (книжка вышла в 1917 году) почти все стихи посвящены Борису Анрепу. Одно из них датировано 1915 годом (Анреп говорил, что он первый раз встретил Ахматову в феврале 1916 года), то есть написано до реальной встречи и, значит, - о "госте из будущего": Ты опоздал на десять лет, Прости, что я живу скорбя "Опоздал на десять лет" - здесь Ахматова явно вспоминает свою юношескую, догумилевскую любовь к Владимиру Голенищеву-Кутузову, о которой я писала вначале. "И сигары синий дымок" - в детстве, как говорили, Ахматова страдала лунатизмом. Иногда во сне вставала и шла к луне. Запомнила, как ее в таком состоянии брал на руки отец, - она просыпалась. На всю жизнь остался от этого воспоминания запах сигары. "И сейчас еще при луне, - записывал за ней Лукницкий, - у меня бывает это воспоминание о запахе сигары…" Примечания 1 Смеяться перестанешь / Раньше, чем наступит заря. Дон Жуан (ит.). 2 Сапунов. И аукается утонувший брат Судейкиной. 3 Князев. И Сапунов, и Князев были в свое время любовниками Кузмина. 4 Смесь реальности с ирреальным. Может быть, это Гость из будущего? 5 Считалось, что желтый - цвет Судейкиной ("желтое перо" и т. д.). Кузмин предупреждает Князева о последствиях его любви к Судейкиной.
© Copyright: Михаил Просперо, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
