Начало: Введение и Содержание - http://stihi.ru/2024/06/10/1086
Плоды, по которым узнаётся древо
===================================
Часть 42
А теперь, дорогой Читатель, давайте посмотрим на всё на это как со стороны, так и изнутри: войдём в положение графа Александра Христофоровича Бенкендорфа и поставим себя на место Его Сиятельства, изо всех сил стараясь понять: к а к и н а с к о л ь к о пострадало его собственное эго.
Император Николай I, весьма расположенный к Бенкендорфу после его активного участия в следствии по делу декабристов, назначил его 3-го июля 1826-го года главным начальником III-го отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и командующим Главной Его Императорского Величества квартирой (учреждением в составе Военного ведомства Российской империи, состоявшее при особе императора для исполнения его личных приказаний или специальных поручений), а 25 июля 1826 года – шефом жандармов.
Занимаемые государственные посты (должности) означали беспредельное могущество и вездесущую власть, осуществляемую Бенкендорфом А.Х. от имени самого императора Николая Павловича Романова – Николая I-го. Освежим нашу память, и повторно обратимся к Запискам барона Модеста Корфа, – русского государственного деятеля, историка и библиографа, одного из первых выпускников Царскосельского лицея, доверенного лица императора Николая I-го. Нас интересует следующая цитата:
«Впоследствии, по кончине уже графа, некрологическая статья о нём в наших газетах начиналась следующими словами: «В лице его Государь лишился верного и преданного слуги, отечество лишилось полезного и достойного сына, человечество – усердного поборника!» Всё это, т. е. и чужие и свои вести, отчасти справедливы, но именно только отчасти. Вместо героя прямоты и праводушия, каким представлен здесь Бенкендорф, он, в сущности, был более отрицательно-добрым человеком, под именем которого совершалось, наряду со многим добром, и немало самоуправства и зла. <…> Словом, как он был человек более отрицательно-добрый, так и польза от него была исключительно отрицательная: та, что место, облеченное такою огромною властью, занимал он, с парализировавшею его апатиею, а не другой кто, не только менее его добрый, но и просто стремившийся действовать и отличиться. <…> Между тем, нет сомнения, что лет двенадцать или более граф Бенкендорф был одним из людей, наиболее любимых императором Николаем… <…> Справедливо и то, что во время болезни его в 1837 году император Николай проводил у его постели целые часы и плакал над ним, как над другом и братом. <…> Но с тех пор он пережил себя. Несколько самоуправных действий, в которые Бенкендорф был вовлечён своими подчинёнными и которыми он компрометировал отчасти самого государя, сильно поколебали прежнюю доверенность, и царская к нему милость стала постепенно охлаждаться, даже переходить почти в равнодушие, прикрытое, впрочем, до конца внешними формами прежней приязни. С тем вместе стала угасать и популярность Бенкендорфа, и в городе гласно заговорили, что он очень нетвёрд на своём месте, что ему худо при дворе, что ему выбран уже преемник и проч. При всём том, когда в апреле 1844 года, изнурённый новою жестокою болезнью, он отправился на заграничные воды, государь в щедрости своей пожаловал ему на эту поездку 500 000 руб. серебром. Но дела его были так расстроены, что он повёз с собою едва 5000 руб., а прочее принуждён был оставить в Петербурге, для покрытия, по крайней мере, самых вопиющих долгов.
Считаю долгом заметить здесь, что отношения ко мне графа были всегда самые приязненные, и между нами не случилось ни одной неприятности; следственно, в этом очерке его портрета я руководствуюсь не каким-либо предубеждением против него, а одним голосом истины, может быть, даже ещё с некоторым послаблением в его пользу».
(Конец цитирования)
Обратим внимание на то, что под именем Бенкендорфа свершалось «немало самоуправства и зла», чему, несомненно, следует верить. Антон Антонович Дельвиг (1798–1831) – поэт, издатель, литературный критик и друг А.С. Пушкина, – с 1825 года служил чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел (хотя более всего его интересовала издательская деятельность). В служебной зависимости от Бенкендорфа он не находился, но Бенкендорф требовал от Дельвига постоянных объяснений по линии цензуры, в том числе из-за «Литературной газеты», и угрожал сослать издателя в Сибирь за её недозволенное содержание. Вот что, например, сам Бенкендорф пишет Дельвигу: «Законы пишутся для подчинённых, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться». Следовательно, законы, – которые «не для начальства», – не обязательны для исполнения Бенкендорфом и другими «начальниками». Проще сказать, …плевать на закон: цель оправдывает средства. Как видим, Бенкендорф и сам так «служил» отечеству, и от других требовал того же. (Очень смешно, и даже не к месту, вспоминается: «дуракам закон не писан; если писан – то не читан; если читан – то не понят; если понят – то не так». Но это – не про Бенкендорфа). А.И. Герцен писал о Бенкендорфе: «…начальник этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право вмешиваться во всё». В одной из своих записок к Николаю I-му Бенкендорф пишет: «Вскрытие корреспонденции составляет одно из средств тайной полиции, и притом самое лучшее»… А когда для тебя не существует ни закона, ни препятствий… когда твоё волеизъявление практически беспредельно: «что хочу – то и ворочу» – …как же не заподозрить любого другого человека (с прикидкой на себя-любимого) в нечестности, непорядочности и преднамеренной лжи?.. Ведь каждый… ну, или почти что каждый, судит по себе.
И вот этот человек, облечённый неограниченной властью, по просьбе бабушки поэта, сосланного за непозволительные стихи… – (то есть в ы с л а н н о г о из столицы в качестве «персоны нон-грата» (лат. persona non grata – нежелательное лицо), – очень деятельно вступается под личную ответственность за того, кто был выслан на Кавказ не без его же стараний. Попутно не забудем и про акцент на этом моменте: такое последовательное и активное заступничество за офицера, позволившего себе иметь собственное мнение, идущее поперёк сложившейся ситуации по вопросу гибели А.С. Пушкина …как то «вы, жадною толпой стоящие у трона», «а вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов…» и пр., – может означать лишь одно: Л е р м о н т о в М. Ю. б ы л а б с о л ю т н о и с о в е р ш е н н о б л а г о н а д ё ж е н.
Кстати, вспомним, что Михаил Юрьевич не озлился на высылку, а честно повинился за некоторую резкость в стихах памяти А.С. Пушкина по причине «горечи сердечной», и, более того – впоследствии ещё и возрадовался предоставленной возможности служить на Кавказе: это был – другой мир; мир, который давал безудержное вдохновение полёту творческой души…
А если подробнее про «сиятельское заступничество» – то Вы, наверное, помните, в представлении шефа жандармов Генерала-Адъютанта Графа А.Х. Бенкендорфа за № 1647 от 24 марта 1838 года, адресованном военному министру А.И. Чернышёву, мы читали (разрядка моя, ОНШ): «…я имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство в о с о б е н н о е, л и ч н о е м н е о д о л ж е н и е испросить у Государя Императора к празднику Св. Пасхи Всемилостивейшее, совершенное прощение корнету ЛермАнтову, и перевод его Лейб-Гвардии в Гусарский полк»…
И вот теперь, когда Большой свет прознал о дуэли Михаила Лермонтова с Эрнестом Барантом – …граф А.Х. Бенкендорф был весьма уязвлён: да этот молодой человек должен был стараться во всём только служить и угождать, как и положено порядочному дворянину, обязанному своим теперешним положением – Его Сиятельству!.. А он… – вновь оскандалился!.. И что теперь? Получается, что Его Сиятельство «не знает, за кого ручается»?.. Но факт остаётся фактом: Бенкендорф совершил ошибку, и… высочайшее доверие, увы, «подмочено» (возможно, не в первый раз?)… Поручик Лермонтов не оправдал доверия на достойное поведение в будущем, и подвёл Его Сиятельство, п о в т о р н о совершив наказуемый проступок, да ещё и так скандально причинил вред семье французского дипломата, друга графа, всколыхнув волну неприязни светского общества против французов и создав угрозу прекращения дипломатической миссии Проспера де Баранта вплоть до отзыва его из России. И, понятное дело, граф с готовностью поверил возмущениям Эрнеста, утверждавшего «с пеной у рта», что Лермонтов солгал! в суде о выстреле на воздух. Конечно же, граф сразу занял сторону семьи Барантов: этот дерзкий поручик просто промахнулся, а в суде трусливо солгал, чтобы смягчить свою участь!.. Надо указать этому трусливому лгуну его место: пусть признаётся в своей лжи!..
Допуская возможные препятствия в достижении своей цели, Его Сиятельство, несомненно рассчитывал на беспрекословное подчинение своим требованиям: Лермонтов ему – обязан, и потому-де, перед своим «благодетелем» да «с испугу-перепугу» перед тайной политической полицией, он-то призна-а-ается: ведь терять-то, вроде б как, уже нечего: решение об его участи царём принято, – и суд остался уже где-то там, в невозвратимом прошлом. Но на случай «особой упёртости» предусматривался и вариант применения «мягкой силы»…
…Поручик Лермонтов был оскорблён и возмущён донельзя: ибо его даже не то, чтобы п о д о з р е в а л и во лжи, а – безапелляционно о б в и н я л и в том, чего он не делал. Представляется, что далее события развивались примерно в таком порядке: видя непреклонность поручика и категорический отказ подчиниться его требованиям, Бенкендорф понял, что суровым окриком и гневным натиском ничего не добиться. Подыскивая более подходящую тональность – он …сменил кнут на пряник, по-отечески обещая своё покровительство и заступничество… Разумеется, в обмен на требуемое письмо. Но и эти сладкоречивые обещания не изменили твёрдой позиции поручика Лермонтова.
Некоторый читатель, быть может, скажет: «Ну да, долги-то надо отдавать… Долг платежом красен. А неблагодарность – черта, присущая низким душам…». Не могу возразить: всё верно. Но и долг необходимо возвращать в тех же измерениях, – я даже не говорю «в тех же размерах». К тому же, Михаил Юрьевич – лично – не сделал ничего для того, чтобы прекратить пребывание на Кавказе: всё – бабушка, безутешно страдавшая душою своей за единственного и ненаглядного внука «Мишиньку»… Но чувство благодарности к Бенкендорфу за его помощь по вызволению из первой кавказской ссылки, – (и, как мы знаем, не только к нему одному), – у Михаила Юрьевича, – не сомневаюсь, конечно же, непременно было. Впрочем, думается, не столько за себя, сколько за бабушку, не находившую покоя ни днём, ни ночью в беспокойстве за сосланного внука, – и он бы обязательно выполнил просьбу или поручение Его Сиятельства во благо родного отечества, если бы это согласовывалось с принципами чести и достоинства русского офицера и дворянина… Уж ладно бы признаться, в том, что ты натворил; но солгать, что ты «солгал»?.. – Оставалось лишь …попросить защиты лишь у своего бывшего командира и начальника Его Высочества Великого Князя Михаила Павловича. А что же ещё может предпринять в защиту своей Чести простой гвардейский поручик и дворянин против генерал-адъютанта с титулом графа, – ибо «плетью обуха не перешибёшь»!..
…Великий Князь, лично знающий бывшего своего подчинённого как безупречного офицера, не мог оставить эту жалобу без внимания. А, следовательно, Бенкендорфу – было указано на неправомерность «сиятельского» поведения со злоупотреблением своего служебного положения. Жалобой Лермонтова – граф Александр Христофорович Бенкендорф – мало сказать: «был взбешён»: нееет, он был взбешён чрезвычайно, до «желваков» и «скрежета зубовного»... Однако после высокой аудиенции и великокняжеского «высочайшего неудовольствия», неприятным холодком вдруг пробежавшего по взмокшей спине, Александр Христофорович требований своих… – более не возобновлял. (Если Вы подумали, что… может, было-то по-другому (?) – ну да: может, было и по-другому. Но – это «другое» заключается лишь в деталях. А в целом – мы представляем себе эти события вполне реалистично).
Однако при этом не надо думать, что л и ч н ы е «неудовольствия» Его Сиятельства – «приказали долго жить». Нет, они только глубже прорастали в почву уязвлённого самолюбия, росли и крепли, превращаясь в ненависть, алчущую мести, – вполне возможно, что и подпитываемую как князем И.В. Васильчиковым, так и другими возможными недоброжелателями и ненавистниками поэта. Как можно «забыть» такое?.. – когда какой-то опальный, дважды-ссыльный поручик Лермонтов… – о с м е л и л с я ж а л о в а т ь с я – на Его Сиятельство графа Бенкендорфа – с а м о м у Великому Князю Михаилу Павловичу!?. И это при том, что Александр Христофорович нёс себя по жизни как воплощение абсолютной честности и добропорядочности в служении Царю и Отечеству?.. Это на него-то, «утирателя слёз обиженных»?.. Не он ли заступился за ссыльного Лермонтова?.. – не он ли старался высушить слёзы Елизавете Алексеевне, просившей защиты для своего единственного внука?.. И не ему ли, этот «неблагодарный», обязан «по гробовую доску» своим благополучием петербургской жизни!?. И это на него, на своего з а с т у п н и к а и д о б р о д е т е л я, этот «неблагодарный мальчишка»
о с м е л и л с я ж а л о в а т ь с я В е л и к о м у К н я з ю !.. Как это забыть? Как смириться с такой «подлой неблагодарностью»?.. – Ну уж не-е-ет: уж этот поручик Лермонтов… он – своё – обязательно получит!.. И ненависть в груди «утирателя слёз» …свернулась в клубок чёрной гадюкой, поджидающей свою жертву… Отнюдь не из служебного долга.
…Итак, – ещё раз. (О том же, но несколько в другом ракурсе). Как следует из записок барона М. Корфа, в последние годы [примерно с середины 1839-го (?)], положение Бенкендорфа А.Х. при дворе основательно пошатнулось, и император не подпускал его уже к себе так близко, как ранее. Понятно, что Александр Христофорович «изо всех сил» старался исправить это шаткое положение. А тут... как говорится «на тебе!»: Лермонтов «чуть не убил» Эрнеста Баранта!.. Тот самый Лермонтов, за которого он перед императором ручался лично в одолжение под свою ответственность. И опять, получается, в глазах Николая I-го «оплошал». А тут ещё, – и по службе, и по дружбе, – спасать надо положение Проспера де Баранта. Видно, что надо было – очень. Опять же нельзя сбрасывать со счетов, что жена Проспера – тоже устраивала приёмы и имела свой круг друзей, в который, думается, Александр Христофорович входил обязательно, тем более, что был он «большой ходок по женщинам», а, следовательно, любил по мере возможности посещать подобные мероприятия большого света. Жена Баранта, – красавица мадам де Барант: баронесса Цезарина де Барант (1794–1877; урождённая графиня де Гудето), – она, конечно, не преминула «просить слёзно» за свою семью, и за сына в первую очередь. Бенкендорф, видимо, заверил всю семью Барантов, что Лермонтов, мол, «завтра же напишет письменные извинения Эрнесту» (находившемуся уже в Париже), и дело, мол, «примет правильный оборот, не надо так расстраиваться». Бенкендорф, очевидно, считал Лермонтова собственной «карманной собачкой», и был абсолютно уверен в своих гарантиях, данных баронессе Цезарине де Барант и её супругу Просперу де Баранту. Однако... Лермонтов, этот «сосланный и опальный» устроил демарш и накатал жалобу на него самому Великому Князю, который... занял сторону поручика Лермонтова, а Его Сиятельству было «выговорено», – быть может, очень даже нелицеприятно... Конечно, на Лермонтова надо «открывать глаза» и Великому Князю, и его брату-императору, – и доказать, что он, граф Бенкендорф, как всегда – твёрд в своей правоте, оправдывая и свою должность, и свою верность престолу с прежним усердием. И ещё не будем забывать про уязвлённое самолюбие: в высших кругах требуется вовремя всё ставить на своё место, не то – лишишься положения и в свете, и на государственной службе. Позволишь «клюнуть» себя один только раз, – заклюют со всех сторон! Единственно возможный путь поставить всё на своё место – собрать компромат на поручика Лермонтова: каждый человек не идеален, и при особом желании – всегда можно найти что-нибудь «эдакое подходящее» для расправы с ним.
Конечно, Читатель может усомниться, сказав: «Эка, куда хватили!.. Фантазии на голом месте!..». Ну да: доказательств прямых – нет как нет, потому что и быть не может. Но что касается косвенных… – их предостаточно. Давайте вспомним:
1) под чьим руководством прошло предварительное и судебное следствие по делу об убийстве Лермонтова? – Да. Под пристальнейшим надзором и по указаниям подполковника жандармерии Кушинникова, напрямую подчинявшегося непосредственно Бенкендорфу.
2) А кто был виновен в убийстве поручика Лермонтова? – Ну да: сам убиенный и был виновен: сам себя и убил. (Хочется добавить: сам себя – прямо выстрелом в спину).
3) А как наказаны настоящие убийцы? – Да никак: по головке погладили, и отпустили благоденствовать.
4) А как н а г л о попирался закон при расследовании и рассмотрении дела по убийству Лермонтова – Военным судом с негласным участием «ока государева»!?. И всё это – во спасение А.И. Васильчикова, поведение которого говорит об уверенности в полной, – скорее всего, обещанной заранее, – безнаказанности. Всё протекало по принципу «цель оправдывает средства», и в точном соответствии со служебным «почерком» шефа тайной полиции Бенкендорфа.
5) А кто оказался «самым близким другом» и секундантом убиенного? – Ну да, как это ни цинично: тайный враг поэта – «князь Ксандр», Александр Илларионович Васильчиков, главный устроитель дуэли Мартынова с Лермонтовым (не состоявшейся по причине внезапно хлынувшего ливня), сын князя Иллариона Васильевича Васильчикова, очень уважаемого и любимого Николаем I-м:
«Стр. 23. Записки барона Корфа М.А.
Когда я благодарил государя за пожалованную мне Владимирскую звезду, он, между прочим, очень много распространялся в похвалах князю Васильчикову.
– Теперь двадцать два года, – говорил он, – что мы с ним знакомы, и я привык любить и уважать его, сперва как начальника, а теперь как советника и друга. Это самая чистая, самая благородная, самая преданная душа; дай Бог ему только здоровья!
На замечание моё, что князь всегда чувствует себя лучше под вечер, государь отвечал, что это бывает обыкновенно с людьми нервными.
– Вот, в доказательство, моя жена, которая утром никуда не годится, а к вечеру разгуляется и оправится».
(Конец цитирования).
…Представляется, что в «колоду личной ненависти» Бенкендорфа нужно добавить ещё и неоднократные факты отказа Николая I-го в заслуженном награждении поручика М.Ю. Лермонтова за отвагу, проявленную на линии боевых действий в период с июля по декабрь 1840-го года, – что открыло бы путь к прощению и возвращению в Петербург с последующим выходом в отставку. Думается, что эта о ч е в и д н а я ц а р с к а я н е с п р а в е д л и в о с т ь – не обошлась без очередной «ударной дозы» негативного влияния князя Васильчикова И.В. и графа Бенкендорфа А.Х., применявших беспроигрышную «тяжёлую артиллерию» своего высокого положения царедворцев п р и с в е д е н и и л и ч н ы х с ч ё т о в с сосланным на Кавказ поручиком.
…В о т э т о и е с т ь т е п л о д ы , п о к о т о р ы м у з н а ё т с я д р е в о. Разве нам нужны ещё какие-то доказательства
л и ч н о й н е н а в и с т и Генерал-Адъютанта Бенкендорфа по отношению к поручику Лермонтову, в государственно-политической благонадёжности которого – сомневаться не приходилось? Фигура шефа тайной полиции А.Х. Бенкендорфа проявилась в жизни Лермонтова вовсе не в качестве шефа тайной полиции, призванного бороться с идейными врагами России, – как это преподносилось лермонтоведами советского периода. По отношению к М.Ю. Лермонтову – официально-должностным поведением и поступками Его Сиятельства генерал-адъютанта А.Х. Бенкендорфа руководило… исключительно у я з в л ё н н о е с а м о л ю б и е , поддерживаемое и раздуваемое другими придворными ненавистниками Поэта. Чтобы утвердиться в безошибочности такого вывода, думается, н а м – вполне достаточно результатов нашего аналитического исследования.
Post scriptum (лат. «после написанного»)
…В конце концов, мы – не Судебная коллегия по рассмотрению дел о личной ненависти; и с у д е б н о г о – ни приговора, ни решения не выносим. Мы лишь высказываем своё эксклюзивное мнение, основанное на логических выводах, вытекающих из результатов служебной деятельности А.Х. Бенкендорфа касательно судьбоносных решений в жизни и гибели Михаила Юрьевича Лермонтова.
Продолжение:
Часть 43. …дьявол кроется в деталях, а Бог – в мелочах
http://stihi.ru/2025/09/14/7781
Вернуться:
Часть 41. «…никогда я не унижался до обмана и лжи»
http://stihi.ru/2025/08/27/1453