Начало: Введение и Содержание - http://stihi.ru/2024/06/10/1086
Под арестом на Арсенальной гауптвахте
==================================
Часть 40
А теперь вернёмся к хронологии дальнейших событий.
11 марта 1840 года поэт Михаил Лермонтов был арестован. Обратимся вновь к тем же воспоминаниям Акима Павловича Шан-Гирея, лично принимавшего участие в дальнейших событиях:
«История эта оставалась довольно долго без последствий, Лермонтов по-прежнему продолжал выезжать в свет и ухаживать за своей княгиней; наконец одна неосторожная барышня Б***. вероятно, безо всякого умысла, придала происшествию достаточную гласность в очень высоком месте, вследствие чего приказом по гвардейскому корпусу поручик лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов за поединок был предан военному суду с содержанием под арестом, и в понедельник на страстной неделе получил казённую квартиру в третьем этаже с.-петербургского ордонанс-гауза, где и пробыл недели две, а оттуда перемещён на арсенальную гауптвахту. что на Литейной. В ордонанс-гауз к Лермонтову тоже никого не пускали; бабушка лежала в параличе и не могла выезжать, однако же, чтобы Мише было не так скучно и чтоб иметь о нём ежедневный и достоверный бюллетень, она успела выхлопотать у тогдашнего коменданта или плац-майора, не помню хорошенько, барона З <ахаржевского>, чтоб он позволил впускать меня к арестанту. Благородный барон сжалился над старушкой и разрешил мне под своею ответственностью свободный вход, только у меня всегда отбирали на лестнице шпагу (меня тогда произвели и оставили в офицерских классах дослушивать курс). Лермонтов не был очень печален, мы толковали про городские новости, про новые французские романы, наводнявшие тогда, как и теперь, наши будуары, играли в шахматы, много читали… < … > Между тем военно-судное дело шло своим порядком и начинало принимать благоприятный оборот вследствие ответа Лермонтова, где он писал, что не считал себя вправе отказать французу, так как тот в словах своих не коснулся только его, Лермонтова, личности, а выразил мысль, будто бы вообще в России невозможно получить удовлетворения, сам же никакого намерения не имел нанести ему вред, что доказывалось выстрелом, сделанным на воздух. Таким образом, мы имели надежду на благоприятный исход дела, как моя опрометчивость всё испортила. Барант очень обиделся, узнав содержание ответа Лермонтова, и твердил везде, где бывал, что напрасно Лермонтов хвастается, будто подарил ему жизнь, это неправда, и он, Барант, по выпуске Лермонтова из-под ареста, накажет его за это хвастовство. Я узнал эти слова француза, они меня взбесили, и я пошёл на гауптвахту. «Ты сидишь здесь, – сказал я Лермонтову, – взаперти и никого не видишь, а француз вот что про тебя трезвонит громче всяких труб». Лермонтов написал тотчас записку, приехали два гусарские офицера, и я ушёл от него. На другой день он рассказал мне, что один из офицеров привозил к нему на гауптвахту Баранта, которому Лермонтов высказал своё неудовольствие и предложил, если он, Барант, недоволен, новую встречу по окончании своего ареста, на что Барант при двух свидетелях отвечал так: “Monsieur, les bruits qui sont parvenus jusqu’a vous sont inexacts, et je m’empresse de vous dire que je me tiens pour parfaitement satisfait”. [“Слухи, которые дошли до вас, не точны, и я должен сказать, что считаю себя совершенно удовлетворённым”, – перевод с франц.]
После чего его посадили в карету и отвезли домой.
Нам казалось, что тем дело и кончилось; напротив, оно только начиналось. Мать Баранта поехала к командиру гвардейского корпуса с жалобой на Лермонтова за то, что он, будучи на гауптвахте, требовал к себе её сына и вызывал его с н о в а на дуэль. После такого пассажа дело натянулось несколько, поручика Лермонтова тем же чином перевели на Кавказ в Тенгинский пехотный полк…».
(Конец цитирования).
Итак, – что мы имеем.
Военно-судное дело о дуэли поручика Лейб-Гвардии Гусарского полка Лермонтова с бароном де Барантом на 66 [67] листах находилось в производстве с 10-го марта по 20-ое апреля 1840 года.
11-го марта 1840 года в специальном донесении «на Высочайшее имя» Великий князь Михаил Павлович сообщил Николаю I-му о предании Лермонтова суду, где было сказано, что «Лейб-гвардии Гусарского полка поручик Лермонтов за произведённую им, по собственному его сознанию, дуэль и за недонесение о том тотчас своему начальству предаётся военному суду при Гвардейской кирасирской дивизии, арестованным». Забегая вперёд, обратим внимание, что формулировка для предания суду и формулировка окончательной вины по вердикту военного суда – не совпадают, ибо по мнению суда Лермонтов «оказался виновным: во-первых, в принятии от французского подданного барона Эрнеста де Баранта вызова на дуэль, совершении потом таковой дуэли и недонесении об оном своему Начальству; и во-вторых, в приглашении к себе помянутого иностранца на Арсенальную гауптвахту, тогда как содержался на оной за означенные проступки, и повторение, при таковом свидании с де Барантом, что он готов с ним драться после». Таким образом, совершенно очевидно, что Аким Павлович – конечно же, знает… ч т о говорит: положение Лермонтова действительно ухудшилось и осложнилось «доставкой» Эрнеста Баранта на свидание к Лермонтову в Арсенальную гауптвахту. Однако, Михаил Юрьевич не мог отсиживаться в Арсенальной гауптвахте и никак не реагировать на громогласные возмущения Баранта в светских гостиных, ибо это означало бы – согласие с правотой француза и, соответственно, признание в намеренном искажении действительной правды: то есть… в даче ложных показаний Военно-судной комиссии, – что категорически не соответствовало правде-истине: ибо выстрел о с о з н а н н о производился на воздух в сторону.
Вот, что в подробностях сказано об этом в решении Военно-судной Комиссии:
«Поручик Лермонтов, содержавшись на Арсенальной гауптвахте, и узнав от его родных (но от кого именно отозвался запамятованием), что г. де Барант имеет на него неудовольствие за несправедливое будто бы показание его о сделанном в сторону выстреле не целя по нём де Баранте, 22 числа прошедшего марта, просил, особою запискою, неслужащего дворянина графа Броницкого 2-го, о приглашении к нему де Баранта на гауптвахту для личных объяснений в новых неудовольствиях, и когда де Барант, вопреки постановлений и без ведома караульного офицера, мичмана 28-го флотского Экипажа Кригера, в 8 часов вечера, был допущен видеться с Лермонтовым в коридоре, то по некотором разговоре об означенном предмете сказал де Баранту, что если он недоволен его объяснением, то Лермонтов, когда будет освобождён, а де Барант возвратится, готов будет вторично с ним стреляться буде он этого потребует, на что однако же де Барант отвечал ему, что он драться не желает: ибо совершенно удовлетворён его Лермонтова объяснением, и потом уехал.
Лермонтов удостоверяет, что вышеизложенный отзыв его де Баранту о выстреле в сторону не целя по нём, был по двум причинам: во-первых потому, что это правда; а во-вторых потому, что Лермонтов не видит нужды скрывать вещь, которая не должна быть г. де Баранту неприятна, а ему Лермонтову может служить в пользу.
К сему Лермонтов присовокупил, в Комиссии Военного суда, что последний вызов де Баранту о вторичной дуэли был вынужден сделать дошедшими до него слухами о неудовольствии его де Баранта за означенное показание».
(Конец цитирования)
…В данном случае – лично у меня – к судебному следствию недоверия нет: никакой предвзятости, необъективности, никаких вопиющих нарушений судебного следствия не усматривается. Служебная характеристика, имеющаяся в материалах судного дела – справедливо информирует суд о личности гвардейского офицера Лермонтова:
«В службе Лермонтов с 1832 года из дворян, произведён корнетом 1834 года ноября 22-го; поручиком 1839 года декабря 6-го; в Л.-Гв. Гусарский полк переведён из Л.-Гв. Гродненского Гусарского полка в 1838-м, а в сей последний полк поступил из Нижегородского Драгунского полка в 1837 году; в означенный же Драгунский полк переведён Высочайшим приказом с переименованием из корнетов в прапорщики 27 февраля 1837 года; в 1837-м находился в Экспедиции за Кубанью; в штрафах не бывал, Высочайшим замечаниям и выговорам не подвергался; к повышению чином аттестовался достойным; к службе усерден, в нравственности хорош, за смотры, маневры, парады и ученья удостоился получить, в числе прочих офицеров, 44 Высочайших благоволения; от роду ему 26 лет».
В петербургских гостиных говорили, что государь по факту незаконной дуэли высказался весьма снисходительно. Эти слухи стали известны лермонтоведам из письма Виссариона Григорьевича Белинского к Василию Петровичу Боткину. «Государь сказал, – писал он, – что если бы Лермонтов подрался с русским, он знал бы, что с ним сделать, но когда с французом, то три четверти вины слагается». (Белинский В.Г. Полн. собр. соч., том ХI – М., АН СССР, 1956, стр.496).
Видимо, это соответствовало действительности, поскольку этот положительный вектор царского отношения к произошедшей дуэли оказал своё влияние на справедливость суждений Военно-судной Комиссии, в разделе «Заключение» которой – сказано:
«Хотя поручик Лермонтов за вышеизложенные проступки, строго запрещённые законами, и подлежал бы назначаемому полковым Командиром и Начальником дивизии наказанию, но обер-аудитор, – принимая в соображение прежнюю усердную его службу, как равно и то, что он при вызове его французским подданным бароном де Барантом на дуэль, за недоказанные и даже мнимые оскорбления, не мог остаться равнодушным и согласием своим к исполнению такового требования де Баранта старался токмо оправдать нацию и имя Русского офицера Гвардии, самая ж дуэль не имела особенных важных последствий, – полагал бы с своей стороны достаточным, кроме содержания Лермонтова под арестом с 10-го числа прошедшего марта, в ы д е р ж а т ь под а р е с т о м ж е в к р е п о с т и в к а з е м а т е е щ ё ш е с т ь м е с я ц е в , и п о т о м в ы п и с а т ь в О т д е л ь н ы й К а в к а з с к и й к о р п у с т е м ж е ч и н о м» (здесь и нижеследующая разрядка моя, – ОНШ).
Для полного понимания первых строк Заключения Военно-судной Комиссии, уточним, что в соответствии с имеющейся в материалах судного дела «Сентенцией», изложенной членами Комиссии Военного суда, поручик Лермонтов приговаривался за означенные проступки к л и ш е н и ю ч и н о в и п р а в с о с т о я н и я , – то есть подлежал разжалованию и лишению дворянских прав и преимуществ, а также собственности, и даже прекращению супружеских и родительских прав, если бы таковые имелись. Следовательно – приговаривался к гражданской смерти и полному социальному обнулению личности. Что касается «Мнения» генерал-майора Плаутина (Командира Л.-Гв. Гусарского полка, он же – Начальник 1-й Легкой Гвардейской Кавалерийской дивизии) и генерал-лейтенанта Ланского 1-го (Командира Гвардейского Резервного Кавалерийского корпуса) – подсудимого поручика Лермонтова надлежало р а з ж а л о в а т ь в р я д о в ы е в п р е д ь д о о т л и ч н о й в ы с л у г и . Это предложение наказания – уже не такое беспощадно-жестокое, и в нём чувствуется некая симпатия к провинившемуся поручику.
Но так или иначе, а окончательное решение – оставалось за Императором. И вот, во что «вылилась» эта николаевская «одна четверть вины» Лермонтову: Николай I-й на докладе генерал-аудиториата по делу Лермонтова собственноручно начертал:
«Поручика Лермонтова п е р е в е с т ь в Т е н г и н с к и й п е х о т н ы й п о л к т е м ж е ч и н о м ; отставного поручика Сталыпина и г. Браницкого освободить от подлежащей ответственности, объявив первому, что в его звании и летах полезно служить, а не быть праздным. В прочем быть по сему. Николай, С.-Петербург 13 апреля 1840». На первой странице доклада рукою царя приписано: «Исполнить сегодня же. 13 апреля. Об отдании в приказ сего числа о переводе поручика Лермонтова я уже объявил ко исполнению Дежурному генералу; весьма нужное, к немедленному исполнению».
(Конец цитирования)
По идее, Лермонтов должен был быть сразу же освобождён из-под ареста и праздновать Пасху в кругу родных и друзей. Однако начальство Ордонанс-гауза, – куда (после самовольного свидания в Арсенальной гауптвахте с Барантом) 30-го марта вновь возвратили на содержание под арестом поручика Лермонтова, – не получило на руки из суда письменного заключения о решении участи Лермонтова. И поэтому, – с учётом канцелярской чиновничьей волокиты, – Михаил Юрьевич был выпущен из-под ареста примерно лишь через неделю 20-го апреля; по крайней мере – никак не раньше 18-го числа.
А теперь, дорогой Читатель, …как говорится, «хоть плачь – хоть смейся»: как только Лермонтов оказался на свободе, на него со всей силой своего высокого государственного положения буквально «навалился» Его Сиятельство граф А.Х. Бенкендорф…
Продолжение:
Часть 41. «…никогда я не унижался до обмана и лжи»
http://stihi.ru/2025/08/27/1453
Вернуться:
Часть 39. Мухи – отдельно, котлеты – отдельно… Обмозгуем.
http://stihi.ru/2025/08/06/3162