Фрагмент романа «Вдова»
(предыдущая глава из романа «Вдова»
http://stihi.ru/2025/04/23/3216
«57. Места для обороны под Москвой»)
Барклай, весьма талантливый служака,
Совсем непопулярен стал в войсках:
«Противник нашей цели! Неслух! Жалко,
Коль пропадёт Россия наша! Страх
Берёт за оставляемые земли!
Казалось бы, умом пойми и внемли,
Бездушный немец, нашим голосам,
Запрет на отступление дай сам».
Продуманной стратегии Барклая
Противилась вся армия, пока
Её не поддержал, придя в войска,
Кутузов. Князь обдумал оба края
Проблемы горькой: можно отступить,
А можно и всю армию сгубить…
Был от общенья с нижними чинами
Барклай де Толли сам всегда далёк.
Зато Кутузов, словно в неком найме
У дамы Дипломатии, завлёк
К себе сердца солдатские и лаской,
И всяческим участием (с оглаской)
В нелёгком быте: труженик войны
Иль высший чин, неважно – все равны
В походе перед князем и пред Богом.
Светлейший князь подчёркнуто вникал
В дела и нужды воинов, искал
И находил для них со вздохом
Слова поддержки, а походный быт
Читал детально, словно следопыт…
«Скажу ли о России с укоризной?!
Солдат российский набожен да горд
И армией своею, и отчизной.
Пусть где-то на героев недород,
Но только не у нас! Страна горазда
Рожать отважных львов, – Кутузов часто
В глаза солдатам это говорил. –
Враг много зла в России натворил.
Тем тяжелее ждёт его расплата!
Своих не унесёт он вовсе ног.
Матёрый волк заплачет, как щенок.
Недалеко, я верю, до распада
Всей армии его у рубежей,
Куда мы будем гнать его взашей»!
* * *
Редут, предтеча битвы Бородинской,
Шевардинским был назван и с него
Одним названьям нужен шрифт латинский,
Другим, где в главных – город над Невой,
Прилично быть везде всегда на русском.
Шевардино причислено к нагрузкам:
К Семёновскому и Бородино –
Навеки так у нас заведено.
Шевардинский бой – яркий показатель,
Что русской силе сносу нет в делах.
Такая сила в душах и телах
Есть ванька-встанька – понял неприятель.
К сражению (с роялем из кустов)
Француз был легкомысленно готов.
. . .
Кто дал Наполеону помощь в адском
Стремлении Россию в землю врыть?
Дошёл до Москворечья под Можайском
Цвет армии, наращивая прыть.
Сраженья ждал в наскоке предосеннем
Воитель, осчастливленный везеньем:
«С Кутузовым столкнёмся мы лоб в лоб.
Лис севера – совсем не остолоп,
Но тут он наконец-то мне попался! –
Возрадовался в ночь Наполеон. –
Нет больше для победы мне препон!
Хотя и мой таран поистрепался,
Но я пробью им выход свой к Москве
Отнюдь не в хвастовстве и мотовстве»!
. . .
С победой над Шевардинским редутом,
С подходом в общий лагерь корпусов
(Французский лагерь слишком стал раздутым)
Открылось хвастовство потопу слов.
«Не зря носило армию по свету.
И как тут не поверить всем в победу,
Когда сам император во главе
Всей армии запел, как соловей,
О близости Москвы с концом похода! –
От счастья Поль выпрыгивал из брюк. –
Заняв Москву, пойти в Санкт-Петербург
Пока что позволяет нам погода».
«Тепло московский климат в ночь забрал, –
Поёживаясь, высказал капрал. –
У нас, Поль, в облюбованном распадке
Есть от костра достаточно тепла».
«Пусть нет совсем воды, но есть остатки
Добытого вина. Пьём за тебя»!
«И вместе пьём за громкую победу…
Мы местному не рады оба лету,
А этой ночью холод проберёт.
Всем надо запасать тепло вперёд
К желанному на утро выступленью, –
Капрал Мишель допил вино глотком
И горло обвязал большим платком. –
В капральствах все поют, а я сам к пенью
Сейчас не расположен. Вспомнил, Поль,
Сапёра ты. Земляк попал в наш полк»?
Хотя Поль слыл матёрым гренадёром,
Заглядывал он другу всё же в рот:
«Обкладывать ли бруствер свежим дёрном?
Недолго маскировка проживёт!
Обстрел артиллерийской батареей –
Симпатии шлю лишь по доброте ей –
Снесёт в короткий срок всю мишуру».
«Тебя я за подначки не журю.
Мы в адрес свой приказ не обсуждаем.
Неглуп и у сапёров свой устав.
Уместно маскировке быть из трав –
Так пусть траншея смотрится хоть раем!
Об этом ли задумываться в ночь?!
Хотел бы сам себе сейчас помочь.
День завтрашний мне может выйти боком.
Запомни, Поль. Мой бог – Наполеон!
Погибнуть, значит, мне расстаться с богом».
«Твой огорчает нас до боли тон
И эта… однобокость… рассуждений.
Коль завтра – время новых дней рождений,
То мы, пусть чудом, уцелеем все.
Страдаю жаждой. В утренней росе
Питьё себе найти надеюсь мало».
«О смерти помню как её мишень, –
Товарищу сказал капрал Мишель. –
За месяцы смерть взвод наш обкромсала.
А вдруг капралом завтра станешь ты,
Коль я погибну? Ты свой шанс учти…»
. . .
Не зная про грядущие потери:
Увечья, раны, тысячи смертей –
Французы ночь встречали без мистерий,
Но при кострах. Зря что ли Прометей
Дарил огонь их предкам безвозмездно!
А Смерть – всепоглощающая бездна –
Из тьмы определяла жертвы впрок.
Французы обсуждали резвый Рок
И сами веселились и резвились.
Сегодня буйство плоти, завтра – прах.
На шумных разговорах и хорах
Расчёты на победу отразились,
Но в будущность всяк трезво мог смотреть,
Ведь завтра предстояло умереть.
* * *
Земле кормить бы, словно грудью,
Всех просыпавшихся с утра,
Но ввергла в ад дуэль орудий
ту мглу туманного шатра,
в которой двигались колонны
навстречу смерти неуклонно.
Каких искать ещё идей?!
Десятки тысяч враз людей,
Ценя привычную беспечность,
Любя земную суету,
Ловя вкус жизни налету,
Осознавали… путь свой в Вечность.
Когда ушли туман и дым,
Глаза заждавшихся одним
Единым взором изумлённым
Узрели близкие штыки
Врага в пространстве, разделённом
Предпольем, рвом и вопреки
Науке крайне низким валом.
Смешно же воинам бывалым
Твердыней это всё назвать.
Легли сапёры поздно спать,
А всё ж убоги укрепленья
Всех трёх реданов: шанс быстрей
Для крайне малых батарей
Построить в срок за неименьем
Лопат что-либо… был убог.
Шанс удержать реданы – плох.
А ядра вражьи, ох, не трутни!
Резервы выбьют и вдали!
По дальнобойности орудий
Французы фору дать могли
Премногим пушкам европейским.
Стоять полкам резерва с блеском
Гвардейским да смыкать ряды,
Где собирала Смерть плоды…
Даву рассчитывал взять флеши
Багратиона в первый час.
Прямолинейно, не вертясь,
Пошла вперёд с лесных проплешин
Пехота лучшая Даву
К редану южному, ко рву…
Подход к курганной батарее,
А имя ей Раевский дал,
Устроен был куда хитрее.
Сам чёрт, казалось, раскидал
Пред атакующими прямо
По курсу в поле «волчьи ямы»:
В рост глубиной, а кол ждёт кровь.
Их полукругом в шесть рядов
За сотню метров пред редутом
Нарыли – в добрый путь, месье!
Вас похоронят в сумме всей,
А кто в живых остался чудом,
Тот поспешай сдаваться в плен.
Смерть узаконит сей обмен?
. . .
В речах Кутузова историк
Признал бы ум: «Почин – к добру, –
На барабан он, как на столик,
Мог класть подзорную трубу. –
Что тут сказать! Солдат наш стоек
В редане, да и вне построек!
И в контратаке – богатырь!
Себе дивизии до дыр
Враг стёр при первых же атаках,
Но взять реданы не сумел!
Наш воин и без спросу смел,
А если спросит в тесных драках
Враг яро наших на предмет
Отваги, то невзвидит свет».
* * *
Кошмар – свирепый гость в умах и душах.
Но низко слался дым пороховой,
Слегка щадящий психику идущих,
Когда шли батальоны строго в бой.
Там ядра превращали плоть в котлеты.
Старались барабаны, трубы, флейты
Подбадривать отчаянных людей.
Смерть сбрасывала груды «желудей»
Вниз с Древа Жизни каждое мгновенье.
Капралы, офицеры, как могли,
Строй ровный при атаке берегли,
Но Жизнь устала брать на иждивенье
Бойцов Великой армии: они
Под ветром затухали, как огни.
* * *
Враг сломлен. Уцелевшие удрали:
Французы оценили мастерство
Российской артиллерии… рядами
Убитых, ибо каждой масти ствол
С реданов на холмах Багратиона
Вклад внёс в число французского урона.
При первой же атаке не удрал –
Погиб дивизионный генерал
Француз Компан. Бежавших же штыками
По-русски проводили в ближний лес
Отважно гренадёры. Перевес
Штурмующих в числе известен крайне
Упорным повтореньем их атак.
Вновь гибли генералы в ходе драк
Жестоких рукопашных возле флешей,
А также от картечи с батарей.
Крах вражеской пехоты? Снова в лес ей
Скрываться приходилось поскорей:
«Нас лупят бесы. Флеши – в ад их двери»!
В одном из жесточайших столкновений
С защитниками флешей, в рандеву
С их «бесами» контужен был Даву.
Счастливчик избежал, однако, смерти:
Жизнь маршала продолжилась с лихвой.
Дым, грохот канонады, визг и вой –
Детали бойни. Выживши, сумейте
Очухаться, подняться снова в бой
В колонне или цепью в разнобой.
* * *
«Пока ты рядом, ты – мой стимул
Плевать на конницу царя! –
Наполеон Мюрату льстиво,
Любя как зятя, повторял. –
Кавалеристом самым лучшим,
А оба Франции мы служим,
Ты стал имперским, Жоашен.
Пинал ты сотни жоп, а шей,
Что под твоим клинком ломались
В боях, наверное, ни счесть!
В бою с коня тебе не слезть!
А если Смерть за горло малость
Хватать бралась и шла вдогон,
Ты отбивался сквозь огонь!
Ты – маршал-бог! Удачу-стерву
Цеплял на собственный мундир!
Кавалерийскому резерву
Такой и нужен командир!
Я восхищаюсь, зять, тобою!
Ты одержим стремленьем к бою,
Поскольку веришь сам в успех.
Ты ярче и отважней всех!
Мощь кирасир, карабинеров –
Твоя заслуга! Не отнять!
Во мне ты можешь дух поднять
Одним лишь собственным примером!
Мне твой воинственный замес
В России нужен позарез»!
* * *
Любил ли сердцем и глазами
Мюрат жену все ночи, дни?
Спала с имперскими тузами,
Короче, с нужными людьми,
Жена Мюрата год от года.
Мюрату было бы охота
Пасти жену наверняка.
Флирт Каролины намекал,
Что ряд измен – отнюдь не шкода,
А пик интриг и политес.
Муж-рогоносец в суть не лез,
Зато к сторонникам похода
В Россию он не примыкал.
Бурлил Неаполь, Рим икал.
* * *
«Мы в глубь России не без блеска
Вошли – где встать нам, думал я, –
Мюрат в окрестностях Смоленска
Час Бонапарта умолял
Так, что в пылу словесных трений
Пред Бонапартом на колени
Упал. – Идти к Москве нельзя!
Сир, ваших грёз, идиллий зря
Не развивайте в авантюре!
Москва же нас погубит всех!
Погибнет армия, а сверх
Того де факто и де юре
Без совсем пойдёт в разнос
И вся империя-колосс».
«Москву захватим мы, раз надо
Мне стать там первым часовым! –
Был потрясён Мюрат разладом
С Наполеоном и своим
Пред ним предельным униженьем,
А вождь продолжил. – Лучшим мщеньем
Им за нарушенный контракт,
Позором русским станет факт
В Москве большого разоренья.
А нас ждут слава, отдых в ней,
Столице древней! На коней,
Мюрат, орлов без оперенья
Сажай и слава их взлетит!
Твой жалкий лепет мне претит»!
Мюрат был против наступленья
Войск от Смоленска на Москву,
Да ведь не мог до исступленья
Зять с Бонапартом наяву
Об этом спорить! Тень досады
(в любой идиллии есть спады)
Лежала долго на лице
Мюрата, пыла в храбреце
Не умаляя боевого.
Наполеоновский прицел
Занять Москву – игла в яйце
И… жизнь Кощея. Но какого?
Царя иль Бонапарта? С кем
Судьба затеет игры в крен?
(продолжение в http://stihi.ru/2025/05/09/1605)