На фотографии - Павел Григорьевич Антокольский
Некоторые стихи французских поэтов о матери, связанные с матерью или в которых упоминается мать
***
"Ваши стихи о Маме" ==I> Новый "каталог" ==I> http://stihi.ru/2020/08/12/9790
***
В переводе Павла Григорьевича Антокольского (1896 г.-1978 г. – 82 года)
*** ***
Связь на страничку „Ваши стихи о Матери, о Маме, для Мамы, про Маму, посвященные Маме...” : http://stihi.ru/2020/06/12/511
Связь на страницу "Стихи известных авторов про Маму" - http://stihi.ru/2020/07/12/617
Связь на страницу "Стихи русских поэтов классиков, посвященные матерям" - http://stihi.ru/2020/07/15/7159
Связь на страничку "Стихи английских поэтов о матери" - http://stihi.ru/2020/07/17/112
Связь на страничку "Про Маму - французские поэты и стихи на французском языке" - http://stihi.ru/2020/07/21/8625
*** *** ***
Виктор Гюго
(1802—1885)
Что я видел в тот весенний день
Когда я дверь толкнул, лачуга задрожала.
Детишки плакали. Их мать мертва лежала.
Все устрашало взгляд в жилище мрачном том.
Простерта мертвая на топчане пустом.
Ни лампы, ни свечи. Убогий угол темен.
Сквозь дыры в потолке торчат пучки соломин.
Ребята сгорбились, молчат, как старики.
Как предрассветный луч, как сквозь туман реки,
Лицо покойницы блестит улыбкой странной.
И старший, лет шести, промолвил: «Ах, как рано
Ушла она от нас, как стало нам темно!»
Здесь преступление сейчас совершено.
Я вижу, вот оно! Под солнцем дня лучистым
Та женщина была созданьем кротким, чистым.
Всевышний, знающий глубины наших душ,
Ей счастье обещал. Был у нее и муж,
Рабочий молодой. Без горечи, без злобы
Шли по земле они, дружили честно оба.
Сначала был убит холерой муж. Вдова,
Мать четырех детей, от горя чуть жива,
За труд мужской взялась неутомимо, скромно,
Самостоятельно, упорно, экономно...
Постель без одеял, лачуга без огня.
Нигде не жалуясь, достоинство храня,
Мать штопает старье, плетет рогожу, вяжет,
Не разогнет спины, до света спать не ляжет,
Чтоб накормить ребят , — куда там подремать!..
Однажды к ним войдут, — прикончил голод мать.
О да, кусты полны малиновок поющих!
Грохочут кузницы от молотов кующих.
Ждут маски на балу, чтоб кто-то их искал.
Есть нежный поцелуй, и волчий есть оскал.
Все на земле живет. Барыш купцом подсчитан.
Кареты катятся. Смех — вот опять звучит он.
Жрут землю поезда. Нарядный пароход
Гудит над зеркалом морских соленых вод.
И среди общего движения и света
Скончалась в хижине страдалица вот эта.
Встал голод, как вампир, и взвыл, ожесточась,
И скрытно к ней вошел, и в полуночный час
Сдавил ее гортань. Он был жесток, но чуток.
Да, голод — это взгляд бульварных проституток,
Дубинка и кастет грабителя, рука
Ребенка, что крадет бутылку молока,
Бред лихорадочный, предсмертное хрипенье
На ложе нищенском у гробовой ступени.
Избыточен твой сад, создатель наш, увы!
Земля полна плодов, и злаков, и травы;
Где лес кончается, там зеленеет поле.
Меж тем как все живет по милосердной воле,
И муха кормится на ветке бузины,
И путник горстью пьет из чистой быстрины,
И дарит кладбище стервятникам их ужин,
Меж тем как каждый зверь живой природе нужен,
И здравствуют шакал, и тигр, и василиск , —
Погибнет человек! Предъявим общий иск!
Голодной смертью строй общественный затронут.
Вот сирота, господь! Он в саван запеленут.
Он голоден. Птенец глядит в ночную тьму.
Раз колыбели нет, свей хоть гнездо ему!
1856 г.
Перевод Павла Антокольского /1966 г./
***
Виктор Гюго - То, что я увидел однажды весной
Стихотворение, 1856 год
Переводы на русский: П. Антокольский (Что я видел в тот весенний день), 1966 — 1 изд. ; Э. Линецкая (То, что я увидел однажды весной), 1956 — 2 изд.
***
Виктор Гюго
* * *
За баррикадами, на улице пустой,
Омытой кровью жертв, и грешной, и святой,
Был схвачен мальчуган одиннадцатилетний.
— Ты тоже коммунар? — Да, сударь, не последний!
— Что ж! — капитан решил . — Конец для всех —
расстрел.
Жди, очередь дойдет! — И мальчуган смотрел
На вспышки выстрелов, на смерть борцов и братьев.
Внезапно он сказал, отваги не утратив:
— Позвольте матери часы мне отнести!
— Сбежишь? — Нет, возвращусь! — Ага, как ни верти,
Ты струсил, оголец! Где дом твой? — У фонтана. —
И возвратиться он поклялся капитану.
— Ну, живо, черт с тобой! Уловка не тонка!
Расхохотался взвод над бегством паренька.
С хрипеньем гибнущих смешался смех победный.
Но смех умолк, когда внезапно мальчик бледный
Предстал им, гордости суровой не тая.
Сам подошел к стене и крикнул: — Вот и я!
И устыдилась смерть, и был отпущен пленный.
Дитя! Пусть ураган, бушуя во вселенной,
Смешал добро со злом, с героем подлеца,
Что двинуло тебя сражаться до конца?
Невинная душа была душой прекрасной.
Два шага сделал ты над бездною ужасной:
Шаг к матери один и на расстрел второй.
Был взрослый посрамлен, а мальчик был герой.
К ответственности звать тебя никто не вправе.
Но утренним лучам, ребяческой забаве,
Всей жизни будущей, свободе и весне
Ты предпочел прийти к друзьям и встать к стене.
И слава вечная тебя поцеловала.
Когда-то в Греции поклонники, бывало,
На меди резали героев имена
И прославляли их земные племена.
Парижский сорванец, и ты из той породы!
И там, где синие под солнцем блещут воды,
Ты мог бы отдохнуть у каменных вершин.
И дева юная, свой опустив кувшин
И мощных буйволов забыв у водопоя,
Смущенно издали следила б за тобою.
Перевод Павла Антокольского
***
О матерей Виктор Гюго упоминает и в свою поэму „Веселая жизнь”, рассказывая о тяжелой судьбе и жизни людей в подвалах города Лилля. /Перевод поэмы „Веселая жизнь” - Павла Антокольского/
*** *** ***
Артюр Рембо
(1854—1891)
Зло
Меж тем как рыжая харкотина орудий
Вновь низвергается с бездонной вышины,
И роты и полки в зелено-красной груде
Пред наглым королем вповалку сожжены,
И сумасшествие, увеча и ломая,
Толчет без устали сто тысяч душ людских ,—
О бедные , — для них нет ни зари, ни мая,
О, как заботливо выращивали их!
Есть бог, хохочущий над службой исполинской
Хоругвей, алтарей, кадильниц и кропил,
Его и хор осанн давно уж усыпил.
И вот разбужен бог тревогой материнской.
Она издалека пришла к нему в тоске
И медный грош кладет, завязанный в платке.
Перевод Павла Антокольского
*** *** ***
Луи Арагон
(род. в 1897)
Вальс двадцатилетних
Годен для ветра, для грязи, для тьмы.
Годен под пули. Годен для марша.
Годен легендой бродить меж людьми.
Без вести годен пропасть. И как старший,
Спляшешь ты, маленький, — только всмотрись
В ритм партитуры нечеловечьей.
Годен для страха, для раны, для крыс,
Годен, как хлеб, извергаемый печью.
Солнце, ты для обреченных горишь!
Двадцатилетними полон Париж.
Годен для крепкой сивухи с утра.
Годен в патруль под раскат канонады
Слушать сигнальных рожков тра-ра-ра,
Кончена молодость. Но, если надо,
Годен любить, умирать, забывать,
В саване сивых дождей истлевая.
Мальчик-солдат! У тебя есть кровать —
Ров трехметровый, тишь полевая.
Двадцатилетние призывники
Медленно кружатся в вальсе тоски.
Где-то пятнадцать-, шестнадцать- и сем-
надцатилетние. Кто-то мурлыкал
Песенку, осточертевшую всем
Призывникам в опьяненье каникул.
Только минуту веселья найти , —
Только одну из всего мирозданья.
Может быть, жизнь — это, как ни верти:
«Мама! Я скоро умру, до свиданья!»
Годен по-всякому, годен вполне,
Годен, годен быть на войне.
Так начинается вальс. И опять
Кружатся пары в безумном Париже.
Завтра не петь и с любимой не спать.
Сорок мне било. Но эти мне ближе.
Кружится в вальсе бульвар Сен-Жермен.
Крупным курсивом легло на столетье:
Годен — и баста — и без перемен.
Нет. Как они, не хочу околеть я.
Все позабыть, позабыть, позабыть.
В медленном вальсе навеки забыть
Сорокалетье столетья.
Перевод Павла Антокольского
***
Луи Арагон
Песня вольного стрелка
Им мало, Франция, тебя
Сдать на постой солдатам грязным,
Твоим вином поить их красным,
Бойцов достойных истребя.
Тебя гноят в концлагерях
Под маской вежливости липкой
И дальше продают с улыбкой
Дельцам зловещих передряг.
Потом, угодливо склонясь,
Тобой клянутся шутки ради.
Но ты и в шутовском наряде
Все та же Франция для нас.
Что снится, мать, тебе? Скажи!
Что взоры глаз твоих усталых
Там, в средиземноморских скалах,
Увидели сквозь рубежи?
«Мне снится , — говорит она , —
Побед минувших вереница.
Пустыня Африки мне снится
И благодатная весна...
Когда ж воротятся ко мне
В бурнусах красных бедуины?..»
Не жди их! Мы с тобой едины —
Здесь, в нашей собственной стране.
Твои сыны обручены
Лишь со свободою мятежной
И справят свадьбу неизбежно, —
Недаром ружья им верны.
Мое ружье в шкафу пока,
Но и оно стреляет метко,
Как аркебуз в руках у предка,
И помнит славу старика.
И мы, как прадеды, просты.
Так пожелай же нам успеха!
Где я стреляю, — мчится эхо.
Где гибну , — там воскреснешь ты.
Перевод Павла Антокольского
*** *** ***