4. ПОКЛОН ВЕЛИКОЙ ДУШЕ
Как в Иерусалимском храме старец Симеон встретил сорокадневного Младенца Христа, Иосиф Бродский представил в стихотворении, во многом таинственном, и, насколько известно, на эту тему едва ли не единственном в христианской поэзии. Он назвал стихотворение так же, как и церковный праздник, когда вспоминают эту встречу, а посвятил причастной своим именем сему евангельскому событию (при крещении была наречена в честь пророчицы Анны) гениальной поэтессе и его христианской наставнице.
СРЕТЕНИЕ
Анне Ахматовой
Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке Храма.
Тот Храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он — Твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в Нем». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами Храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
“В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око.
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значенье и теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему Храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами Храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
Март, 1972 г.
До сих пор сомневаются в христианских стихах Бродского: вполне ли, де, христианские? Даже друг его Анатолий Найман пишет, что напрасно, мол, «добросердечные батюшки выводят из него христианского поэта» (1). Священник Николай Ким, как бы откликаясь на эти слова, замечает: «Религиозность поэзии Бродского потому не улавливается некоторыми критиками, что она непривычна своей глубиной…» (2)
Исходя из наглядности «Сретения» батюшка сопоставляет стихотворение с иконой, именуя его «иконой в звуке», как и названа его статья. «Красота данного стихотворения неоспорима», – подытоживает он свою работу, причисляя «Сретение» к шедеврам русской и мировой поэзии (3). С этим легко согласиться. Но только по прочтении «Сретения» у всякого христианина (да и не только!) возникает вопрос: почему поэт не упомянул святого Иосифа, номинального мужа Девы Марии?
Отец Николай попытался на него ответить. Рассуждая о «священной тишине» «Сретения», он фантастически отождествляет её с отсутствующим евангельским персонажем: «Иосиф безмолвен, сама тишина». «К тому же, – поясняет он некий «след-отголосок» обручника Девы Марии, оставленный в «Сретении», – на иконах Иосиф держит жертвенных горлиц, а в стихотворении есть птица, но уже не в руках Иосифа, а эхо слов как птица под сводами храма» (4) Сколь ни «красиво» объяснение, в нем не найти (признаемся!) внятного ответа на поставленный вопрос.
Разумеется, его задавали и автору «Сретения». «Я просто не мог всерьёз писать стихотворение, – ответил он, – в котором герой был бы моим тёзкой» (5) Честно говоря, его ссылка на серьёзность совершенно не серьёзна! Как понимать «не мог», когда в «рождественском стихотворении» «Presepio» (Ясли – ит.) запросто смог: «Младенец, Мария, Иосиф, цари…»
Отсюда вывод: Иосиф «Сретения» – это настолько для автора личное, что он решился сказать о нём лишь «прикровенно». Говоря образно, в храм стихотворения он своего евангельского тёзку ввёл, но только сокрыл его в «святая святых».
Все биографы Бродского согласно пишут, что родители нарекли будущего поэта Иосифом в честь «вождя народов» Иосифа Сталина. Над кроваткой младенца даже висел его портрет! Однако ребёнок потом был крещён. Об этом можно прочесть во 2-й главе и о чём (повторюсь!) Владимир Бондаренко обоснованно написал в своей книге о Бродском. Мария Моисеевна наверняка рассказала сыну (по крайней мере, при расставании!) о том, что он крещён. Недаром ведь, как только он оказался за границей, надел нательный крест. Сказала также (смею предположить!), что при крещении он получил новое имя – в честь святого Иосифа Обручника. Здесь угадывается и рука Промысла: еврейского мальчика окрестили в церкви ветхозаветных святых – Богоотец Иоакима и Анны.
Теперь всё встаёт на свои места: святой Иосиф в «Сретении» присутствует – в имени автора стихотворения. Присутствует таким же мистическим образом, как и пророчица Анна в имени великой поэтессы.
Через 17 лет после «Сретения» Бродский напишет стихотворение «На столетие Анны Ахматовой», которое оканчивается такими стихами:
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, – тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
А нашла Ахматова то, о чём сказал поэт в первой строфе стихотворения: «слова прощенья и любви», сохраняемые Богом «как собственный Свой голос». Столь ценимые свыше слова, несомненно, удалось найти и Бродскому.
ПРИМЕЧАНИЯ
1) Анатолий Найман. Славный конец бесславных поколений. С. 356. М.: Вагриус. 2001
2) Священник. Николай Ким. «Икона в звуке». О стихотворении Иосифа Бродского “Сретенье”. http://onkim.orthodoxy.ru/myworks/brodsky.htm
3) Там же
4) Там же
5) Джордж Клайн (интервью с И.Бродским). Журнал «Vogue», сентябрь 1973 года. http://knigosite.org/library/read/94402
Начало: 1) http://stihi.ru/2020/05/18/8029
2) http://stihi.ru/2020/05/19/3970
3) http://stihi.ru/2020/05/20/4056
Продолжение: 5) http://stihi.ru/2020/05/22/5247