Происхождение Часть 5 Манту

«Происхождение»
Серия рассказов о моём происхождении
Часть 5

«Манту»


  В тысяча девятьсот пятьдесят третьем году после смерти Сталина мою маму и её родных реабилитировали. Одиннадцать лет они провели в ссылке просто за то, что родились на ленинградской земле, когда-то принадлежащей Финляндии в семье финнов. Дети, пережившие блокаду Ленинграда в войну, потом ещё одиннадцать лет тянули лямку узников по национальному признаку.

   За это время у моей тёти родился сын Толик и у моей мамы родилась я. Мы дети лиц пострадавших от политических репрессий. Это потом мы получили такой статус, как компенсацию за бесцельно прожитые годы. Мама страдала больше всех её сестёр и братьев, потому что обладала более чувствительной душой и тонкой организацией.
   Когда её мама заболела  в Сибири после трудной дороги из Ленинграда в Тюменскую область  и затем умерла, моя мама хотела повеситься, потому что они,  Катя, Хильма и брат Саша, оказались одни в чужом суровом краю без одежды, денег и без любви.
  В Ленинграде в квартире по переулку Ульяны Громовой у них осталась вся зимняя одежда, которую даже не дали взять. По высшему приказу всех финнов срочно вывозили в, отдалённые от центра, края, в Сибирь, в Казахстан, на полуостров Ямал.  Эту географию я узнала потом, когда мои родственники искали друг друга и находились именно там.
   Единственная радость для меня сложилась в те времена, что там родилась я, сейчас живу и пишу стихи и рассказы о маме, которой уже нет в живых, но в моих рассказах она будто оживает вновь.
   Так после того, как они узнали о реабилитации и они могут покинуть места их ссылок, радость была тут же омрачена. Вредители всегда и на всей территории земли существовали и существуют по сей день. Не могу понять только, что ими руководит? Как, например, в их головах рождаются такие мысли: «Я буду вредить людям! Я буду убивать и мучить людей! Я буду грозой человечества!»
  Это как может такое появится в живом существе, которое появилось на свет божий на короткий миг жизненного цикла и решило посвятить себя мерзкому делу? Не понимаю и не пойму. Но там в глухом суровом краю, где каждый выживал и ждал освобождения, появились такие мрази и подожгли комендатуру со всеми документами ссыльных.
  Видимо, они не хотели отпускать ленинградцев обратно в Ленинград. Цель их невозможно объяснить, потому что по приказу о реабилитации всем финнам и немцам по происхождению и так не разрешалось жить в больших городах, то есть их заранее лишили права быть ленинградцами.
  Спустя много лет я нашла их дом на Лиговском проспекте, постояла, посмотрела на окна, где я могла бы жить, но по чьей-то воле или неволе оказалась в маленьком волжском городке Сызрань в туберкулёзной больнице в двухлетнем возрасте, потому что, когда мама и все её родственники, наконец-то, получили восстановленные документы, и смогли покинуть Сибирь, они плыли в трюме парохода в антисанитарных условиях с маленькими детьми, и заразили меня, совсем ещё крошку, ослабленную и так при трудном рождении, туберкулёзом.
   Кроме репрессированных по национальному признаку из Сибири поплыли и настоящие преступники, воры и убийцы, попавшие также под амнистию после смерти Сталина.
  В такой компании и ехала я, крохотная девочка, которой, едва появившейся на свет, врачи дали  прогноз — не жилец.
  Конечно, меня надо было беречь, но как убережёшь ребёнка в грязном трюме парохода, где все кашляют и плюют на пол прямо перед ней кровяные выделения.
   Меня заразили туберкулёзом. И нас сняли с поезда в городе Сызрань из-за высокой температуры. Это был первый город, в котором оказалась необходимая мне больница с туберкулёзным отделением. Так целый год мама пролежала со мной в больничной палате. Представляю, сколько горя она перенесла со мной, пережив до этого блокаду Ленинграда, где в соседней квартире мать съела собственного ребёнка, умершего от голода, и, чтобы не умереть самой, потому что рядом с ней были живы ещё двое её детей, она сварила бульон из косточек младшего ребёнка.
  Моя мама чудом выжила в блокаду Ленинграда и затем попала в ссылку в сибирскую глушь, в сибирские зимы. Тоже чудом выжила и вот вновь ей понадобилось чудо, чтобы выходить, ослабевшую от высокой температуры и сильного кашля, дочку.
И чудо свершилось. Я выжила. Правда, потом всю жизнь состояла на учёте в туберкулёзном диспансере, ходила в круглосуточный туберкулёзный детский садик и ездила в туберкулёзный летний лагерь от нашего детского сада. Сейчас там туберкулёзный санаторий.
  Помню, каждый год в школе всем делали Пробу Манту,
вводили какое-то вещество в руку, после чего нельзя было мыться на протяжении трёх дней.
  До сих пор многие думают, что такие манипуляции проводились, чтобы обезопасить ребёнка от туберкулёза, то есть привить его. На самом деле это всего лишь способ узнать, как иммунитет реагирует на прививку и не заражён ли человек туберкулёзом.
  Я боялась этой Манту, потому что сколько я не старалась не мочить это место, всё равно у меня результат был положительный и меня направляли на повторный анализ в туберкулёзный диспансер.
  В те годы, видимо, было много больных и состоявших на учёте, детей и взрослых, потому что в этом диспансере всегда было много народу. Мы стояли с мамой в очереди и я не знала куда деть свою детскую любознательность, вертелась, спускалась и поднималась по крутой лестнице просто так, чтобы занять своё время. Это было утомительно и запомнилось мне на всю жизнь.

 У всех ребят в классе полосочка от Манту была в норме, а у меня всегда были сложности, как мне говорили - индивидуальные особенности.
   Один сызранский поэт мне как-то сказал с ехидством: «Хватит хвалиться своей особенностью!» Таким образом он хотел унизить меня и возвыситься сам, потому что, действительно, лез во все проекты, расталкивая других, в том числе и меня. Я указала ему на эту нехорошую черту его характера прямым текстом: «Хватит выпендриваться!». Он ответил мне той же монетой, хотя был не прав. Я создала литературное объединение, помогала всем начинающим поэтам молча без криков и не получала за это заслуженных наград, а он, едва появившись в нашем городе, сразу стал главным над всеми, стал требовать грамот и премий. Есть такие люди, не представляющие из себя ничего особенного, а создающие вокруг себя ажиотаж.
  Но я то, действительно, была особенной, даже в случае с Манту.
За мной следили особенно тщательно, если всем делали пробу Манту до шестнадцати лет, то меня проверяли до восемнадцати.
  Это связано было с особенной реакцией моего организма на пробу Манту.
  Как правило, её делают один раз в год для определения заболеваемости по туберкулёзу. Но при возникновении положительной реакции на введение туберкулина пробу повторяют. И мне её делали максимально трижды в год.

  Всегда обнаруживался положительный результат на инъекцию и мне её повторяли спустя несколько дней и направляли на консультацию фтизиатра, где специалисты проводили более углублённые исследования с помощью других методов.
 
Так что, я и есть — особенная! Учтите это те, кто сомневается, и прочтите мои воспоминания о моём происхождении и нахождении на земле.



Продолжение следует